Серо-синий свет от лампы с коридором хочет слиться,
Чайник воет, пол второго, мертвая Москва.
Бесполезный телевизор, мебель целится в мизинцы,
Пыль флиртует с бахромой ковра.
Тих и кроток плотный сумрак, мудрый император суток
Знает точно не растопит солнце темный лёд.
Стрелки скачут по минутам, время прячет нас как будто
Утварь, отслужившую своё.
Гаснут в окнах Овертона всхлипы, шорохи и стоны,
Льется свет от пантеона красных фонарей.
Чья-то кисть легко и томно бросит сигаретный ворон
Под дождём клевать асфальт во тьме.
Утро проступает тиной, заблудилось, очевидно,
Эта ночь неколебима, призрачный колосс.
Ветви, сны, клубы от дыма, словно идол триедины,
Небо рассекли стигматы звезд.
Серо-синий свет от лампы скроет синяки обоев,
Чайник злит кипящей кровью медь.
Ворон крылья опускает, и на крыльях проступает
Накипь от попыток полететь.