Мяуканьки!

 
                *Собрание поэтческих озарений*
                продожение книги
                "Чу!"

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я не спал ночью. Всё думал и думал. Об чём? Об жизни моей маманя и папаня. Морщил лоб, курил и курил не переставая. В голове сложилась новая книжка. Пишу не переставая. Вспоминаю друга моего, которого я кликал Мяу, а он откликался на это. Вполне достойное имя. Не хуже чем Елпидифор или Вовик-Вовуня - скромный герой моего правдивого до зубовного скрежета повествования.
Но надо-же рассказать о нём многочисленному читателю, а иначе дело дрянь. Он же не знает о ком я. Приступаю. Мяу - сынок человека-кота, героя моей давней книжи «Чу!» Олимпа Муркна. Муркин Олимп Олмпыч - вот он, скромный философ, поэт, героический герой.
Ночь январская.Стук в дверь. Спрашиваю:
- Кто?
- Муркин. Открывай.
Я открыл дверь и он явился. Выпили по рюмке водки, закусили огурцом. Я лёг, он лёг на диване и начал мне расказывать. Я то не видел его тридцать лет, от трёхлетнего ребёнка до дылды, который лежит на моём диване в моей комнате и бухтит о себе. Ну, послушайте о чём мы говорили в ту зимнюю ночь.
Он прочитал первое своё стихотворение:

ПОПА

Эх-хо-хоньки-хо-хо.
В жопу лазить нелегко.
А  залез - пожалуйста.
Кхе-кхе-кхе, а в ней - глиста.
И короста. И киста. 
А попа-то душистая.

Так Олимпушка, сынок, вышел в наш бренный мир. Стишки эти взолновали меня и я ждал продожения. Он говорил со мной о заднице. Вдавался в неё, а потом сказал мне:

РАЗМЫШЛЕНИЕ

- В задницу - не в задницу?
Суй. Какая разница.
Мелкие в промежности
возникают нежности.
Прекращаем нудь.
Эй, браток, на грудь!

Я возмутился. Сказал ему, что гадко рассуждать так. Он усмехнулся и сказал, что он не гомик. Но надо-же всё поставить на места. Он, лично, большой ловелас и деушки... Что за прелесть деушки. И жопка пышет жаром. И грудь большая как океан. Губки - прелесть, талия и вообще всё. Ну это было по мне. Сигаретка доставляла мне ночное утешение и я слушал его сихи.

СЛУЧАЙ

Я подкрался к туалету.
Думал, что увижу там
среди зноя, среди лета
птичку вешнюю. Вратам

Рая Райского. Напрасно.
Дырка так провёрнута
кем-то сбоку, беспристрасно,
кверху - кверху вздёрнута.

Я стоял и горько плакал.
Ох, зачем-же надо мне
с долей счастья побалакать?
Жребия-то в болтовне.

В дырочку и только видно
лобик девушки и звук.
Очень - очинно обидно
видеть муки - слышать пук. 

Стишок этот был лучше прежнего. Я загордился этим человеком-котом. Он прочитал мне следующее:

ЗАД

У каждого есть зад.
Каждый его применяет.
Будь он тонок. Пузат.
Честен - иль изменяет.
Беден или деньжат
целая, аж куча.
Хочет прижать конденсат
к деушке если-ж вонюча -
зря совершил захват. 

Я поулыбался и призадумался. Дым. Свет погашен. Луна в окне. Деушки глядят на луну и мечтают о чистом, чтобы их брали бережно-бережно, как пушинку, когда ей хочеться в уборную сесть минут на пятнадцать и помечтать о вечном. 

БРИТАНСКОЙ КОРОЛЕВА

У британской королевы
есть такой-же точно зад -
вроде, как у славной девы,
с коей ночевал - в сто ват.

Попка гладкая какая.
Любо, но смотреть нельзя.
Ах, судьбина воровская.
Уголовная стезя.

Попка светится как солнце.
Королеве не вдомёк,
был-бы бравым я саксонцем
вставил-вынул, а итог?

Малые пошли-бы дети -
ню-ню-ню и ня-ня-ня.
Королеве по-анкете
жить-бы также, не виня

Муркина за то что вставил
и подвигался часок.
Деву гордую оставил,
не оставив адресок.

ГОЙ ЕСИ

Ох ты, гой еси
Муркин - лапочка.
Ты-то не в джерси.
Всё до лампочки.
Жрёшь, по-правде, иваси. 

СССР страна паршивая.
СССР-то не одна.
СССР-ов много вшивых.
Во - гляди, ещё она.
Очень-уж страна фальшивая.

Куда двинешься - кранты.
Ох, надолго-же протянется.
И повяжут тут менты.
Неча тут-то итальяница.
Во б-ядь, Рай для бедноты. 

Будет времечко моё.
Вы, товарищи, увидите.
Мужики. Народ. Бабьё.
Вы-ж, по-правде, ненавидите.
Время вьёт своё витьё.

ЧЕРТОВ ТРУД МУРКИНА

Чёртов труд измотал меня.
Я иду за собой по следу.
Я творю целых два дня
книгу эту. Вхожу в беседу.   
Я гляжу на новую роль.
Сочиняю в огромном театре,
где за всеми точный контроль.
Мне б поехать сейчас на фиакре
в колдовские другие миры.
Скажем, Париж, на брега Сены,
из этой ньюйоркской дыры
в царство трагической Мельпомены.

ПРЕВРАЩЕНИЕ   

Превращаюсь по ночам
я в котяру-мурзиика.
Хорошо-то ловкачам.
Гладьте их по-пузикам.

Мне-же что-же за житьё.
Под диваном. Вот он я.   
И кокое тут бытьё?
Забияка горькая. 

День - и сразу - я мужик.
Выпил и по-морде я.
Ночь придёт, а я же - бзык.
На хрена мне гордость вся?

Ленин. Сталин. Что за масть?
Мысли только зыркают.
Я бедлама вижу мать.
Ходит. Жопа с дыркою.

Ох, ты! Батюшки мои!
Жизнь живу. Действительно.
Все грядущие бои
для меня живительны.

А Америка мудра.
Здесь не плюй на ближнего.
Погляди из-за бугра.
Слава тут Всевышнему.

Что-же делать? Вот беда.
Я ночами муркаю.
Ох, балда балдой-балда.
Проживи брошюркою.      

ПОПА

О, попка. Ты - невинная одна.
Прекраснейший абзац на белом свете.
Пленительная стать - и белизна
напомнили мне рок в Завете.

Целую так тебя я горячо,
что деушка, шалея от дурмана,
вцепилась в грудь мою - в моё плечо,
не зная что иллюзия обмана

горит в глазах пытливейших моих,
и ей не видно глаз - я пред спиною
и помешать сношению двоих
при этом душном жарком зное

отважиться-ли кто? Иль я не я?
Я брошу жопку и по-морде смажу.
А после жуткого вражинского битья
схвачусь за жопку. Снова мы возляжем.

О, милая. Как бабочка в лесу.
Как горочка с отверстием меж склонов.
Сказал-бы я, но трудно англезу.
Вернусь на грудь от красоты баллонов.

И понеслось - мгновенья в этот день
летели словно меленькие птички.
Ужалил в зад полнейший гад – слепень –
пока она копалась в косметичке.

С ДЕУШКОЙ

Близость с деушкой - мечта.
Я хожу по-городу мечтая.
Это как удар хлыста.
Деушка нужна-то мне крутая.
Вот увидел деушку одну.
Цок-цок-цок - идёт навстречу. 
Я к ней сразу - уговариваю - гну.
Говорю ей про чудный вечер.
 
Она делает на мне приём.
Я в уныньи - и болит коленка.
Вы не подходите днём,
вам покажут летку-енку.

Ночью надо. Бросишься. Берёшь.
Всё равно ей человек иль котик.
Учишь вас, подонков. Молодёжь
не поверит в темень без эротик.

МОСКВА

Расскажу историю в Москве.
Вечером сижу я дома.
Стук. Открыл. И сразу, той братве
клёво. Я! И началось. Содома
прочитал я в Библии о том,
как когда-то Яхве не сдержался...
Кажинный в Содоме дом
с жителями враз уничтожался.
Так меня три молодых мента
как вошли, так сразу в морду.
Замочили. Где-ж тут доброта?
Били, словно, жутко. Держиморды.
Повезли в участок. Говорят:
- Ты не Муркин. Ты - бандюга. Вот-же.
И писульку мне суют. Наряд
отметелили. Вот след на роже.
Говорят: - Не Муркин ты.
Ты - бандюга. Погляди. Ты? Точно?
И суют отборные менты
фотку. Я! И бьют. Что-ж, полномочны. 
Заперли. Пошли пожрать.
Тут двеннадцать. Ночь. Я сразу
превращаюсь - так что-бы и мать
грохнулась на пол. Заразу
не могу из тела истребить.
Кот сидит в Москве. В участке.
Входят трое. Где я? Огорчить
удалось. Оставил отпечатки
пребыванья там - на рожах их.
Расцарапал. Шмыг - и дома.
А теперь кончаю стих.
Бьют ментяры. Это-ж аксиома.
Вот, пришли. Поладили со мной.
Пили водку. Баб добыли.
А сучонок - тот блатной -
ну, прошло и позабыли.

МАЛЫЙ КАРЕТНЫЙ

Я прожил на Малом Каретном
московкую жизнь до конца.
Всё в доме казалось запрентным
и дёрнул на Запад. Жильца
Москва потеряла. Отрадно.
Что я из Москвы умотал.
Уж оченно было мне смрадно.
Пропал для меня тот квартал,,
с которым я и не сжился,
и город исчез, и страна.
Я с родиной новой сдружился.
Она приняла бегуна.
А Малый Каретный? Запомнил
какой был вонючий мирок.
В судьбе проклятущей "исполнил"
и дует в лицо ветерок. 

БОЯРЕ

О чём мурчим, бояре,
мы ночью? Кто о чём.
Кто о каком фигляре.
Я помню о моём.

Вот утро. Просыпаюсь.
Я под диваном сплю.
Я самоокупаюсь -
мышей всю ночь давлю.

С утра встаю я в десять...
жрать не хочу совсем.
Чего-бы накудесить
без всяких прочих схем...

Глядь - я встаю - я Муркин,
нормальный человек.
Катитесь все придурки.
О сташный горький век.

ОДНАЖДЫ ВЕСНОЮ, В МОСКВЕ, НА ПРУДАХ ПАТРИАРШИХ

Однажы весною, в Москве, на на прудах Патриарших,
два гражданина возникли. Первый был мал.
Второй выступал как товарищ демарша.
Он первого строгостью дожимал.

Ну – первый, известный в Москве повсеместно.
Глава МАССОЛИТ-а. Редактор журнала. Король.
Второй — Понырёв. Он поэт. И, конечно, известный.
Вся жизнь городская бралась им под строгий контроль.

Они, говоря, подходили к киоску,
где «Пиво и воды» написано было. Они
не думали даже что мысль, превратившись в шпионку,
давно сосчитала им в скорбные жизни и дни.

Шёл май. Никого не видали на Бронной.
Сил чтоб вздохнуть не хватало. Вечер висел.
Пили и пили напиток оба синхронно.
Иканье – пардон – и сразу в обоих засел...

Тут приключилось событие с Берлиозом.
Так величали Массолит-овскую главу.
Он перестал говорить в предчувсвии анабиоза.
Понял на миг, что конец жизни и баловству.

Он понял внезапно и сердце на миг застыло.
Вернулось к нему с тупою болью-иглой.
Судьба приближалась. Всё показалось постылым...
Всё показалось жутчайшею кабалой.

Страх овладел им. Бежать и бежать с Патриарших.
Он побледнел. Вытер темя платком:
что-же со мною — подумал он. - Вот, ералаша
не было. - Тут воздух ворохнулся пред ним ангелком.

Зной закрутился, соткался, сгустился.
Прозрачное небо хлопнуло... гражданин перед ним.
Из воздуха человек появился.
Воздушный пиджак... видом неизъясним.
...........................................................

Берлиоза проживал так
что новые явленья непривычны,
какой это был знак?
Хотя, казалось, всё обычным.

Он побледнел, тараща глаза,
а гражданин по-воздуху качался...
Подумал Берлиоз: опять этот бред... по воздуху нельзя...
Я с духом что-ли нынче повстречаля?

Человек качался влево... вправо...
Ужас Берлиозом враз овладел...
он закрыл глаза... отрава
коснулась его средь срочных дел.

- Фу, чёрт! - воскликнул в панике редактор. -
Ты знаешь, у меня сейчас
какой-то, вроде, грозящий фактор.
Непонятно кто меня спас.

Он успокоился. Платочком обмахнулся,
произнеся для спутника: - Итак. -
Он на скамейку бултыхнулся,
продолжая речь, в которой мастак.

О Христе! Он заказал поэту
поэму об Боге в журнал.
  Способности на пируэты,
когда "истину" любил и знал.

Редактор был к поэту страстен.
Поэма-же что написал поэт
давила на него баластом,
был правдив Хриса силуэт.
______________________________________________________

Наутро, пробудившись от писательской ночи я понял, что ночь эта была моя. То есть я не впал в кошачье состояние, а был и ночью поэтом. Я сидел за столом и понял, что Булгаков гнёт меня. Он гениальный прозаик, а я - поэт. Не стоит мне браться за его прямое дело. Да и сроки. Годы его, минуты у меня. Пусть так и будет. Если я ночью пишу, то ничто не властно надо мной. Только и выдавил из себя утром:
Какая рань!
Какая срань... и всё.
Далше моя муза забастовала. Ну, что-ж, и дальше буду по-ночам писать. Роман о «Мастере и Маргарите» приказал долго жить. Булгаков потратил на любимый мной роман лет 11, может и того больше. Я – нет. Такого делать не стану. Буду по ночам писать. Что? Не знаю сам. Будущее покажет

НАПРАСНЫЙ ТРУД

Я думаю что всё напрасно –
рожденье наше и вся жизнь
всего лишь миг. Нас вспоминать баластно.
Так и меня. О, горе. Только блик
останется от каждого вселенной.
Они забудут нас. Сомнений нет.
И будет сожран смертною геееной
любой правитель также как и шкет. 
Но я хочу прожить века на свете.
Но, Боже мой. Какие-уж века.
Когда родимся – маленькие дети.
Умрём – и нет. А мне до старика
осталось жить не более чем-надцать.
А дальше - бездна лет и дней.
Пойду напьюсь. Во имя каравана.
Во имя жизни – если поточней. 

ДЖАЗ В РЕСТОРАНЕ

Наяривал джаз в ресторане
в проклятой и дикой Москве.
Я выпил, уставши от брани
и думал о нашей братве,
которая там, за Байкалом
корчует в сибрский мороз
тайгу. - Эй, товарищь. С бокалом.
Есть мелкий, но важный вопрос.
За что посадили? Ответь мне.
За, так сказать, воровство?
Тебя бы на этом рентгене –
взгляни на своё вещество. 
А выйти, пожалуйста, братец.
Я бил его. Очень. Всерьёз.
Не добил. Он был ленинградец.
Дерьмо-человечек. Навоз.
В млиции скоро замяли
всё дело. Вернулся домой.
Попортил я рыло в овале
ему тою скучной зимой.
Менты за меня заступились.
Я виски в Америке пью.
Но за меня откупились,
за чёрную долю мою.

ОБ БРАТКЕ

Ой, посушайте меня.
Историю хорошую.
В нашем крае всё брехня.
Слухи толторожие.

Я живу в глухом краю.
Ты-то к нам не хаживал?
Попадись ты раз бабью –
зад бы прихорашивал. 

Что-ты зад мой всё молчишь
вечером и утром?
В одиночку – закричишь
от пыхтенья пудры.

Ох, красавец дорогой –
дырочка большая.
Думай, братец. Где-тот бой
ето совершая.

Совершил – как хорошо.
Солнушко пригрело.
Пахнет от тебя свежо –
миленькое дело.

Выйдешь, воздуху вздохнёшь –
там-то смрад кромешный.
Кончился крутой крепёж,
в целом неизбежный.

А вокруг поля цветут.
Видно с огорода.
Хапнешь – раз –и заметут –
вонь серводорода. 

Нюхаешь его – отврат...
И поди-ж ты, люди.
Навалил ты, столько, брат,
что подай на блюде.

А подашь ты – враз беги.
Задницу надрают.
Будут плавать ангелки
по нужде из Рая.

Ты вали-ка, дорогой –
в зад клыки бульдога.
Ох, побыл ты балдой –
впереди дорога.

ПИСЯ

Пися, пися дорогая,
мочишься в дорогу,
что-ж живёшь, уберегая
морду-то от дога?

Пастью дог возьмёт и тяпнет –
взвоешь ты сиреной.
С писи-то моча не капнет –
брызнет кровь из вены.

Ты повалишься от горя –
плачь среди дороги.
Грохнет пушка на «Авроре»...
Плачешь, кривоногий.

Деушки совсем другие –
писять – враз присели.
Ох, девчонки дорогие –
писают, все в деле.

Встала – трусики подняла
и пошла на танцы.
Зря я что-ли завивалась.
Всё для вас, засра-цы...

Вечер поздний. Звёзд на небе.
В небо бултыхнутся -
али с парнем в знойной кепке
мне перепихнутся.

Ты играй и пой гармошка.
Мы с парнишкой пляшем.
А одёжа-то в горшек.
Мы-то с ним заляжем.

Понеслась трава-малина –
славно приколоться.
Больше-то адреналина
в чуйственном колодце. 

НЕСКЛАДУШКИ

Собаки кусают и сташно
что ты попадаешься им.
Окстись ты. Ведь свет бесшабашный
останется ввеки глухим.

Тебе передушки не страшны.
А несладушек полно.
Они направленьем виражны.
Отправимся лучше в кино.

Там свет во мгновенье погаснет.
Останется только экран,
который свеченьем подразнит.
Плыви. Пред тобой океан.

Там чувства воюют слепые.
Там правда слепая бредёт.
Народ же, по правде – ту-пы-е.
Неправильный, в общем, народ.

С неправильным этим народом
ты долгую жизнь проживёшь.
Ты Муркин. Останься уродом.
Ты скользкую тему берёшь. 

Ты, вобщем, плыви по экрану
куда напрвляет судьба.
Такому пройдохе – гурману –
плевать куда ступит стопа.

А жизнь сокращается. Горько.
Что-ж, смертушка навестит.
Вот спуститься только с пригорка,
а время беспечно летит.

ШКОЛА В ЧЕТЫТЫРНАДЦТЬ ЛЕТ

Четырнадцтый годок я проучился в школе.
Я жил "спроста". Учился кое-как.
Как подобает мне. Тогда гулял в бемоли.
Я был на всё чарующий дурак.

А комсомол послал подальше
чем зимняя тайга, чем дубовой мороз.
Не выносил я клятвы, фальши,
как летнюю жару клянущий дед-мороз

То я искал во-дню кого-бы крепче клюнуть.
А настигал и думал: - Ну что? Не нехорошо. -
По-правде говоря мне было проще плюнунуть.
Да не хотел я брать потугу иль грешок.

В уборную входил я к деушкам как в баню.
Хотя я слышал визг и нюхал всё г-но.
Но не горю. Презрением не барабаню.
По стенке. Мне, это-то то вобще, по правде, всё равно.

Подраться я любил. Я задирался, братцы.
Кого-нибудь тащил я в школьный, узкий двор.
Я бил по мордам так, что собственные пальцы
подонкам выносили тягчайший приговор.

Таскались мать с отцом для разговров в школу.
Я - Муркин. Я творю над школой власть и в срок
я уплыву от них подобно ледоколу,
пройду над ними я как вешний ветерок.

ОДНИ

Постелька. Мы совсем одни
в бескрайнем море чувств.
Устав от плоской болтовни
плывём среди искусств.
Я нажимаю на весло.
Ты жмёшь не знаю как.
Впадаю я в твоё дупло -
ду-пли-ще - чистый мрак. 
Ты, моя деушка, сопишь
и стонешь что буран.
И только-только завопишь -
ты от любовных ран. 
Я сразу нажимаю так
что-б замолчала т-ы-с-с-с...
Любовный мой, Ох ты - верстак,
с названием на икс. 
А берега давно ушли
за волны - в дальний план -
и мы проходим - мы с земли
приплыли в океан. 
Уходишь? Я даю тебе
три сотни за любовь.
Так и проходит жизнь в борьбе,
волную мою кровь.

О, БАТЮШКИ

- О, батюшки - прямой - прямой -
перед тобою я.
- Ты-ж прислоняешься кормой 
пред статью бугая. 
- Ты в водухе сидишь - сидишь
и внемлешь кротко мне.
Ты на меня во всю глядишь.
- А я в любви броне. 
- Ты подчиняешься толчкам
моим в глухой ночи.
Ты двигаешься ангелкам 
дающим мне ключи.   
Ты, молча, делаешь привет...
- Слав Богу, я же тут.
Один толковый, лит-поэт,
меня - меня е-ут.
Как долго я искала Вас. 
Нашла. И я - воссела я.
О, миленький, подайте квас.
Я очень белотелая?
Ах, нет. Продолжим. Я сажусь
на Ваши руки. А-а-а-ах!
Я прямо к Богу возношусь
и к чёрту на рогах... 

В СЮ МИНУТУ

В минуту сю гляжу я на тебя -
какая грудь - какие формы...
Я понимаю, ангельчик, вне нормы -
тю-тю-тю - буль-буль - я падаю, сопя 
в твои, о, деушка, объятья, 
мне от тебя исходит жар, 
язык - ту-ту, ох что за жанр,
когда у нас томительны занятья, 
когда ты плещешься в любви как си-бекар.
О, ты элктрокар - томительный - могучий,      
мой грозненький малюсенкий божок,         
о, знойная - сейчас - се-й-ч-а-а-с итог,
итог приятенйший - приятне-е-ейший за этот случай...

ПРИЗНАНИЕ

Я деушке признался ночью
что не одна она в моей груди,
что пламенное худосочье,   
что волосы и бигуди
меня, по-правде, не волнуют,    
что остывает кровь моя,
что только память ассигнует
во-имя счастья бытия   
других подружек. Сколько было.
Я думаю, что штук семьсот, 
которых жизнь и раздобыла
из тех ласкающих высот. 
Она, маленько, поразилась.
Подумала, не может быть.
А после вновь воодрузилась,
желая всё про всё забыть. 
Я-ж думал, о прошедшей жизни,      
о том как дальше буду жить,    
Ах, деушка, ты только спгни.
Малявке голову вскружить.
Давай отсюда мигом сбрызни. 

НАСЛАЖДЕНИЕ 

У наслаждений срок короткий.   
Ты насладился. Что с того.
Кого ты жахнул сковордкой?
По голове? То баловство. 
Убить бандита иль убийцу,   
потом прекраснейше зажить.               
Так надо кончить кровопийцу,
чтоб чувство мести ублажить. 
Сюда, скорее. Ах, потуги, 
а время-то течёт - течёт.   
И только-то твоей заслуге
повышен персональный счёт.
Всё в этом мире неизменно.
Быть может только в мире том
одна мечта, одновременно,
повяжет всё одним крестом.

ПОЭМА О СЕБЕ

ТРИ ЧЕЛОВЕКА

Пришли ко мне три человека.
Садятся. Говорят со мной.
- Унас, товарищ, уж полвека
нет счастья и тому виной 

что, понимаешь нас, товарищ,
давно забыто только то,
что в ужасе больших пожарищ
сльнее горе разлито.

Поэтому наш строй повязан,   
поэтому труднее жить,    
поэтому ты, брат, обязан
нас знанием вооружить.

С сегодняшнего дня открылся
нам "П-И-С-Я . ПОЛНЫЙ ИНСТИТУТ
СРАВНИТЕЛЬНЫХ  ЯВЛЕНИЙ". Врылся,
он сей вопрос. Он будет тут.

Првительство решило: тридцать
мужчин и деушек представь.
Вам, Муркин, остаётся чиркнуть.   
Вот здесь. И - раз. Вошли в состав.

ПОЕХАЛИ

Поехали скорее с нами.               
Вошёл за ними в мрачный дом.
Я приступил. У них в программе
вся речи были лишь о том,

что надо двигать для народа
рожденье маленьких детей.    
                Он - колбаса для бутерброда.                Он движим волею ВЛАСТЕЙ. 

Его зовут: товарищ Муркин.
Ему дают одну икру.
Чтоб у него порыв в желудке
кропать за деньги детвору.

Его ведь выбрали из тысяч.
Как выбрали из тысяч всех.               
Кропай по крупному. Возвысят.               
А возвышение - успех.               

Там посмотрели. Муркин в праве
кропать детей. Он был семьсот
с молодками. При этом нраве
он добивается высот.               

ДОМ В ПРЕДМЕСТЬИ

Стоял тот дом в глухом предместьи.
Он незаметен был для всех,
как сказанное междометье.
Дорога далека. На спех
он захватил с собой блокнотик.
Подумал: что-то напишу.               
Тот дом был домом для эротик. 
Смотрел в лицо он крепышу,               
который на него, надменно,
поглядывал. Вот дом во тьме.
Забор. Охрана. Перемена
охранников. В той кутерьме,
когда во внутрь вошёл, так сразу
его и повели туда.
Помылся. Вымыл всю заразу.
Покапала с него вода.               
Охранники смотрели в попу.
И дали новое бельё.
С тех пор пошло. И дни галопом
летели прочь сквозь бытиё.
Икра в громадных чёрных банках.
Жри сколько влезет. Хлеба нет.
Хватай. Люби азербайджанку.
Она хватает. О, минет
обычнейшее, с толком, дело.
А надо шестерых детей
без всяческого жёнотдела.               
Так прокатило много дней.
Пожрал и сразу - хвать за груди.               
Постель. И крики: - Хорошо!
Тех деушек в огромной груде
пробывал он до кишок.
Одна, но пламенная встреча,
а дальше - он отправлен спать.
Так утро превращалось в вечер.               
По-поводу же всех сгребать.
Он как другие мало думал.               
Всё шло по-малу и легко.               
Обед. Сто грамм. Вопрос надуман.
- В постели! Мурки! Ворнко! 
Он уставал от этой гребли.
Всю ночь он безмятежно спал,
а на его огромном стебле
чаёк ночами закипал. 

ДЕВКИ 

Но девок оказалось мало.
Тогда взялись и привозить.
А Муркин? Что-ж, в нём всё дремало.
Пожрал. Затем воодрузить
набитое икрою тело
на деушку - и понеслась.
А кровь не зная, где пределы
давало истинную страсть. 
Икра была чернущей. Сколько
он съел её? Не сосчитать.
Стерляжий супчик. А после в койку.               
А там - ну надо проблистать.
Кино. Про деушек. При фомах.
Смотрел и возбуждался так,
что много выше славной нормы.
Валился прямо на верстак.
И понеслась - сквозь всхлипы - стоны...
Слова: - О! Миленький! Щас! Ща-а-а-с-с-ссс!
Он вкачивал в неё бидоны.
Сто тысяч киловат за час. 
Она, замлев, от поцелуев,
вся отдавалася ему.
А в небе пели Аллилуя
в любви таинственном дыму.

ЛЮБОВЬ 

Влюблялся я? О, да, конечно.
Но правило и для меня
гласило то, что безуспешно.
Всё прочее, пардон, брехня. 
Влюблённость резко исчезала.
Другие деушки порой,
как в помещении танцзал
любились мне - дыра дырой.          
Они внезапно и напрасно
казались мне, как высший шик.
Но, непременно, ежечасно
влюблялся я. И в тот же миг
куда-то делось сожаленье.
А деушки меня влекли.
И благотворно избавленье,
как крейсеры и корабли
плывут по-морю. Что мне делать?
И остаётся не любить.
Ведь надо деток понаделать.
Пожалуйста. Готов побить
рекорды всех мужчин убогих.
Я - Муркин. Значит я таков,
что я красоток долгоногих
люблю без всяческих оков.

ДЕТИ БУДУЩЕГО 

Солдаты - будущие дети.
Так подписали договор
с евреем Муркиным. В анкете
им наплевать, кто-кто. Хоть вор
приходит и - давай - работай.
А Муркин, тут по-правде, пшик.
Вас прошибёт, боюсь, икотой.
Скажу без всяких закавык,
что Муркин - он, по-правде, Муркинд.
В семнадцатом году пропал
из имени, представим, Дыркинд,
какой-то боевой завал.
Так с ноября семнадцатого года
всё ходит по-родной земле
парами сероводорода 
в советском лучшем барахле.

КАПИТАЛИЗМ

А мир капитализма крепок.
По-правде вам признаюсь я.
Он Божий смысл и чёткий слепок.
Он выстоит во всех боях.
У нас вчера убили парня.               
Он за бутылками попёр
в деревню. Что-ж, погиб бездарно.
Узнали мы. Нам щелкопёр
в вечернюю проверку, сразу,
нам сообщил в деталях обо всём.
Сказал: - Подобную заразу
мы истребим своим трудом. -
Сказал: - Охранники так быстро
увидели его. Жидом
сначала кратко обозвали
и разрадили автомат.   
В гробу лежит. - Нас запугали.
Такой над нами аромат.

ВТОРОЙ ОТДЕЛ 

Второй отдел - он жил особо.
Названье "ПИСЬКА" у него.
Там делали как мы. Особы
давали им то вещесво,
которым мы и наслаждались.
В любовных радостях, делах
мы, право слово, возбуждались
и да поможет нам аллах.
Я прожил так почти пол-года.
Садили руководсво раз
в "правительственную угоду".
Но для "начальников" матрас
покоился у нас, повыше.
На этаже седьмом. Там рай.
Там плавали в вине, в гашише.
Там и зимой кайфовый май.
Там приезжали. Девки, мигом,
неслись туда и - плюх - в постель.
Мы удивлялись странным визгам
ночами. В боевой бордель
ни шагу нам не дозволялось.
Зайдёшь туда - считай конец.
А жизнь сама-же убавлялась.
Охрана. Раз - и всем пи-дец.
А новые приходят быстро.
А старые уже в тюрьме.
Там, кто-нибудь, должно министры
корячутся в поту к зиме.
Там разные чужие штучки.
Чего об этом говорить.
Я получал семьсот в получке.
Скажите - можно славно жить?

МАЛЕНЬКИЕ ЛЮДИ

Мы, в общем, маленькие люди.
Мы ублажаем наших дев.
И в этом кратеньком этюде
меня, средь прочих, разглядев,
узнаете, что было дальше.
Второй отдел смнил табло
на "ЧЛЕН". Подалее от фальши,
но в тоже самое дупло.
Над "ЧЛЕН"-ом возвышался выше
отдел, который надзирал
над нами всеми. Он под крышей,
как вездесущий генерал.
Он знал о всех делишках наших.
Он был суров. Но - справедлив.
Он был, как раньше, при "монаршей".
Таинственный. Сплошной разлив.    
Названье "ЧЛЕН". Всем станет ясно?
Они повсюду. Как клопы.
При них подумать-то опасно.               
Они невидные "столпы".
Они-же в нас. Они "другие".
Они-же с нами каждый миг.
Стучат на нас. О, дорогие.
Сказал-бы вам я, напрямик,
чтоб к чёрту вы катились сразу.               
Но, тихо, я не говорил.
Ни слова. А такую фразу
прибило веяньем ветрил.

Я БЫЛ ПОСЕЛЕН

С одним таким я был поселен,
как прибыл, помнится, сюда.
Средь этой мощной карусели
мне показалось - не беда.
Так думал я о том сначала.
Поселен был товарищ Пшул.
Я наблюдал за ним. Бренчала
струна во мне, какой-то гул.
Товарищ Пшул, он был противен
и мне, а также всем другим.
Он был таисвенно активен
каким-то нюхом нелюдским.
Ходил в уборную пятнадцать
разов, чтоб кал произвести.
Зубами мог небрежно клацнуть.
За вами мог брести - брести.
На деушек он не бросался.
Одну в неделю. Вот и всё.
И скажешь что-то. Он всосался.
Он спрашивает то да сё.
Он исчезает на неделю,
обычно в месяц раз иль два.
А нашему-то класс-борделю
достаточно для баловства.
Ну, рядом комната, как наша.
Там проживает дивный фрукт
на костыльках. Мы в ералаше,
но понимаем, он продукт
какого-то другово чина.
Мы полагаем КГБ.
И эти двое - вот мужчины.
Такое странное купе.   

ОКОНЧАНИЕ ПОЭМЫ  О СЕБЕ 

Вот это да. Я понял позже,
что КГБ и здесь. Сейчас.
Меня охватывало дрожью,
когда нуждаюсь я в врачах.
Что если врач стучит и рыщет
какой-то новенький порок?
Какой-то дерьмецовый прыщик?
Иль твой ма-лю-се-нь-ки-й мирок?
Пятнадцать нас. Всего пятнадцать.
Назначены на этот шквал.
Чтобы поставить тунеядцам
другой - получше их идеал.
Ох. Деушки пошли к мужчинам.
Всё оказалось не-спроста.
Мы делали - и тем дивчинам
казалась страсть и та-та-та... 
Скорее правильным развитьем.
Ну, заболели. Что с того?
Ну, сифилис. Ну, нам пролитьем
болезни - было большинтво.
Но я-то не был в общем хоре.
А парни были. Ну, и что?
Я не участвовал в отборе.
Мне выпало не то лото.
Я был доставлен на Каретный.
В дом, где когда-то проживал.
С властей суровейшим запретом
не говорить. Пошёл-тут вал
смен. Перемен поганной жизни.
Короче - кинул я Москву.
Искал судьбу. Царапка! Сбрызни!
Тут котик мой залез в строфу.
Дам хрустики. Пусть ест и слышит,
как я, а в прошлом - жирный кот,
из памяти детали вышиб.
За мной, сограждане. Вперёд!
___________________________________________

СОЛЯРИС

Оcтавь Хари -
полезут хари.
Оставь Крисса -
полезут крысы.
А Муркин п-л-а-че-т. 
А воздух - складчат.
Но Хари нужно.
Но станция бездушна.
И космос чёрен. 
Никчёмен и потерян,
и чёрненький - двутелен.

СВЫШЕ СИЛ

Помню, свыше было сил –
вам не лицемерю я –
ну, короче, прикатил
папенька в Америку.
Выпили. Пошли гулять.
Папенька всё скалился.
Я его увеселял.
Он на девок пялился.
Помню – он зажал её.
В парке, во Манхеттене.
Он как видит, где бабьё, –
станет рукодельничать.
На меня плевать ему.
Он ведь старший Муркин.
Баламутом - баламут,
и сыночек сукин. 
Ну, забрали нас тогда
в камеру отдельную.
Я сижу и он – балда.
Мы-же нераздельные.
Суд грядёт и он смекнул –
раз мы оба Муркины,
для него тогда блеснул
выход. Што затурканы?
Ночью мы, перекрестясь,
превратились в кошечек.               
Мы в окошко, разлетясь,
прыгнули, как крошечки. 
Пробрались на самолёт –
в голубое небо.
Улетели. Хрен вам в рот,
Богу на потребу.

ЗАВОД МИХЕЛЬСОНА

На заводе Михельсона
в восемнадцатом году
у молчащего клаксона
вытрел в Ленина – в балду.
А стреляла чудо – Фанни.
По фамилии Каплан.
А потом-то, на аркане,
право слово, ку-клу-слан,
посадили-то в Бутырку.
Расстреляли поутру.
Несмотря на пули дырку,
видим мы, как по-ветру
Фанни. Милая. Простая.
С пистолетом к нам с отцом.
Пусть в очках. Но завитая.
Движется на нас бойцом.
Ленин. Вот какая гадость.
- Ленина убью я. Вошь! -
Пролетарию на радость.
Радость! Что с неё возьмешь?
А возьмешь-то только счастье.
Ну, пойдём искать его.
У советской строгой власти
лениных-то большинсво.
Ну, пошли по-белу свету.
И по воздуху плывёт
Фанечка. Вы правду эту
все возьмите в оборот. 

МАЛЬЧИК 

И я была мальчиком юным,
сам не припомню когда?
Я убирал все галюны -
фекалии из живота.
Потом зародилась идея,
хоть звали меня Гандельсман.
Взял член – привязал к батарее
и вырвал из тела обман.
Теперь ничего мне не страшно.
Теперь ничего не боюсь.
Хоть вид мой и, вправду, дурашлив –
в печатные органы рвусь.
А органы? Что-тут поделать –
хватают меня задарма.
То, говорят: - Всё обделал.
То, говорят: - Ты дерьма
наложил уж целую кучу.
Я Вовчик. Простой Гандельсман.
Ах, Господи. Ежели вздрючат,
попробуюсь в роли гитан.

АДЮЛЬТЕР

Проснулся с адюльтером
в красавице – Москве.
Я предался гетерам. 
В отцовой голове
я продолжал сношаться
с толпою тех гетер   
и дальше совершаться
должно, без всяких мер.
Отцоп лежал, заблёван,
средь этих голых дам.
Он был вконец заплёван.
Он плавал по задам.
Ах, попки. Что за прелесть.
Прекраснейший товар.
Хоть выпадала челюсть,
но я не антиквар.
Ах, папка. Что за роскошь.
Проснуться и иметь?
Посля взять папироску.
Ах, батюшки – комедь. 
И с папкой пуще выпить
за красную Москву,
все зубы-то повыбить,
пойдя на рандеву.

ПРИВЕТ   

Эй, мёртвые, привет вам, други.
Всё сбылось. Вы лежите смирно...
А сверху на землице плуги,
вы только в воздухе эфира. 
Ну, что-ж, что родилось – то сгибнет.
Ну, так и я - умру. О, плачьте.
Земля со-временем облипнет.               
Вы поживите. Подурачьтесь.               
А тьма? Конечно-же, нагрянет.             
Мне жаль и вас. Жаль всех на свете.               
Такой вам приготовил пряник.
Ну, хорошо. Не знают дети. 

СИГАРЕТЫ

Курю я сигаретку.
И вдруг – о, Боже мой,
возьмите на заметку,
хоть пахнет всё тюрьмой.               
Внезапно возникает
перед глазами джин. 
И сразу заявляет:
- Я, барин. Господин.
Я вижу – кент в тюрбане.               
Стоит передо мной.               
Я думаю о жбане.               
Я думаю, блатной.               
Но он старик особый.
Он говорит: - Колдун. -
И – шасть перед особой
моей – крича: - Мордуй!
Ну, хорошо так сердцу.               
Мы сразу вознеслись –
приоткрываю дверцу
в роскошнейшую жизнь.               
Бубнит он всё о папе.               
Что Муркин: есть "мечта". 
Что в жизненном этапе
По рылу – быстрота.
Я думаю, слав Богу.
А папка – молодец.
Приступим к диалогу
раз выпал мне боец.

ОЛИМП МУРКИН

Олимп Олимпыч Муркин,
прибывши сврху вниз,
слав-Богу приземлися
на стройный кипарис.
С ним старичок в тюрбане –
а кипарис стоял
на рынке средь торговок
и всяческих менял.
Ну – рынок сразу вздрогнул.
Увидели ковёр.
Он был совсем роскошный –
ах, чёрт! Гипнотизёр.
Но тут-же из алькайды
устроили подрыв.
Старик кричал: - Покайтесь...
но пуля за порыв
попала прямо в сердце.
И - нету старика.
Во, гады, отщепенцы.
С тех пор меня тоска
замучила. Их нету.
Ищи и не найдёшь.
Загадили планету –
ты к мнению придёшь.
Я поездом поехал
в родимицу Москву,
вам-бы вояж со смехом -
"ха-ха" по волщебству.
Но нетути повсюду –
в занятьи взрывника,      
что делать я не знаю –
и на сердце тоска.
Ковёр тот растерзался
на семьдесят кусков,
когда я лобызался
в укрытьи взрывников.

РЕРБЕРГ И ТАРКОВСКИЙ   

Тарковский и Рерберг – близнецы-братья.
Кто кино более ценен?
Оба они – рукопожатье.
Против один - Владимир Ленин.

ПЕОНЫ 

ЛУКЕРЬЯ

Лукерья пукнула прилюдно
и в красный цвет она ушла,
и грохнуло во-всю салютом –
такие женския дела. 
Лукерья – что-ж ты осрамилась?
Ведь хохотал приличный люд.
И задница твоя дымилась,
был запашок-то очень лют.
Лукерья обрядиться в платье.
Наденет туфли с каблуком.
Падёт в надёжное объятье
с одним знакомым мужиком.
И, снова пукнет, что есть силы.
Такой зане у быбы нрав.
Чтобы улыбку у верзилы
вставляющего свой бурав. *
______________________________________
*Муркин тут пошалил немного. Простим его. Пусть поёт свою песню про очаровательную Лукерью.

ЛУКЕРЬЯ И ОЛИМП

Лукерья и Олимп увидели друг друга
и тут-же грянула любовь.
Она зарделась без испуга.
Он вставил внутрь громадную морковь.
Она так рада. Он лежал – трудился.
Вдруг пукнула она. Какой позор.
А он в грудях и в попе заблудился -
пуук - прервала таинственный узор.
Но, ничего – квартира провонялась. 
Потом она шутила и - опять.
А перед тем она-же прибеднялась –
он шёл за нею пядью в пядь. 
Он понял смысл Бориса Пастернака.
Он понял смысл её, он понял всё.
Он понял всё касательно дензнака.
Он всё в объятьях деушки усёк.
Он встал. Ннадел трусы. И сразу
ей залепил пощёчину одну.
Он выгнал вон паскудную заразу –
вот-так и надо мстить вонючеуму зерну.

ЛУКЕРЬЯ И АКУЛЬКА

Синяк под левым глазом.
Царапка на губе.
Поели по заказу               
напомню я тебе.               
Отделали. Звездюлили. 
Смеялись надо мной.               
бутылку в зад засунули. 
Уду. Крючки с блесной.
Акульке морду белую
украсили. Ой – стыд.
И спичками проделали
на заде геноцид.
Акулька и Лукерия
вдруг порснули от них.
Такая тут материя.
Такой тут способ - штрих.

ЛУКЕРЬЯ И АКУЛИНА

Лукерья с Акулиной
до дома добрались.
О, только-б с кобелиной –
о, ёбт-ть, что за слизь.
Все эти прибамбасы.
Всё это баловство.
Играли конрабасы.
Случилось колдовство. 
Лишь вечер опустился
из неба на Москву,
их замысел сгустился –
они по-озорству
пошли и заглянули
в народный скромный парк.
При этом-же бухнули –
готовьте катафалк. 
А в парке на скамейке
сидел тот старичок 
с фамилией Копейкин,
по-правде – бодрячок.
А деушки подходят
с надеждой к старичку. 
Луна над ними всходит
и слышиться – ку-ку. 
Давай, скорей, Акулька.
Давай, Лукерья, бей.
Устроим тут танцульку.
По-морде, берендей! 
Но старичок тот шустрый
и деушек свалил.
По ж-пам их. Пошутишь.
Зады им подсолил. 
Ах, душечки – дубины.   
Ах, деушки – атас!
В заду адреналины.
На кухне – керогаз.
 
МЩЕНИЕ СУДЬБЫ

Заслуженное мщение судьбы
постигло раз Лукерию в трамвае.
Не то-чтоб было аль или кабы.
Представлю вам детали во аврале.   
Лукерья ехала. И вот
в её мозгу мелькнула дума.
Перехватила всё - живот -
скрутила враз большая сумма, 
которую увидел глаз
в руках простого гражданина.
Раздался тихий - тихий глас:
- Бери. Скорей. У славянина.
Лукерья скромно подошла
к неприхотливому субъекту
и денежки все загребла,
не поразивши интелектом.
Стащила тихо - под шумок -
приятный с виду кошелёчек.
Ей гражданин один помог –
наверно был он озабочен. 
Прижал к объекту. Тут-же - раз
и кошелёчек сплыл и нету.
Тут гражданин вскричал: - Атас! 
И в милицейскую карету
препроводили. Повезли.
И в суд. Посадка. Что-же делать???
Исчезла, гордая, в дали. 
Нам скучно от её проделок.
Пойдём подальше от неё. 
Она-же лес в Сибири валит.
Ох, бабы грешные.Бабьё,
судьба за счастие ужалит. 

НАПИСАЛА ЛУКЕРЬЯ

Лукерья написала
с Сибири прямо мне.
О сале умоляла.
Писала под конец,
что я парнишка жгучий.
Что было благодать.
Что ей на этот случай
блаженством было-б дать.
Что-я, уйдя из дома
забыл про адресок,
писала из содома:
- Ты слышишь, голосок?
Но я-же не ответил.
Ответ тот был пустяк.
Он, в корне, обесцветил
таинственный натяг.   

АКУЛЬКА С БЕЛЫМ ХАЕРОМ

Акулька – хаер белый
венчает дурь-башку,
умишка задубелый,
примкнула к адреску.
Я открываю дверку –
стоит, краса – она.
Пошли - и на проверку
достиг блудницы дна. 
Она в пылу стонала.
Ей было хорошо.
Я-ж, просто, по-каналу
за кайфом вдаль пошёл. 
Лежали и курили.
Пот остывал. Под-час
мы снова сотворили,
что Бог хотел от нас. 
Полгода промелькнуло.
Всё стало тишь да гладь.
Она во-тьме блеснула
уменьем мигом дать. 
Давай – иль не давай – я
не стану возражать.
Закройся кладовая –
как пыл её сдержать?
Я больше и не шагу
до двери не шагну,
я лучше на пол лягу
иль прямо – на Луну.
Акулька растворилась
в пространстве от меня
и тихо отдалилась,
как некая мазня.
______________________________________

ЛЕНИН

Усы он сбрил. Бородку - тоже.
Пошёл брать "пголетарску" власть.
Он повязал повязку в роже,
испытывая рок и сласть. 
Он сел в трамвай и скоренько доехал.
Всю ночь он всё переживал.
Он приготовился к успеху.
Он ручками сжимал штурвал. 
Он утром услыхал – победа.
Там были быбы в шинелях. 
И ружья. Стрельнули - все беды.
Благая тишь. О мамзелях
забота была небольшая.
Правительсву пришёл конец.    
Свой голосочек возвышая:   
аресты - ВЧК - капец.
Пленение царя с семьёю.
Сопротивление врагу.
- Покончим мы с галиматьёю!
Война гражданская! В дугу! - 
Но подошли срока и сразу 
пошла постройка лагерей.
Он уничтожил всю заразу,
всех уничтожил бунтарей.               
Он маленький, плешивый дядька,
с картавым быстрым голоском.
Он крови и страданий тятька.
На Красной площади, в глухом
гробу прозрачном, бледно-жёлтый
лежит - представлен всей стране.               
А Муркин с думою тяжёлой 
гуляет в жителях – в брехне.

ЛЕНИН - СУКА!

Ленин - о, какая сука!
Он приказик подписал,
чтоб царя, жену, с досуга 
умертвить. Универсал.
Умертвить всех взятых - сразу.
До младенцев. Всех гуртом.
Русаку или абхазу –
фиг вам в морду. Под кустом
выроют могилку, гады.
Гадам будет хорошо.
Нету боллее услады.
И вопгосик разрешён. 
Ленин - гадина такая.
Шлёпнул русского царя.
Что за гадость колдовская.
Ленин шлёпнул главаря.
Худо нам. Пойдём. Напьёмся.
Дайте водки два ведра.
Утром с папкой проблюёмся.
А в истории – дыра.
________________________________________

ЯНУКОВИЧ

Обосрался Янукович –
гавнючище редкостный. 
Дреку как-никак сородич –
дурень опреточный. 
Янукович тибрил шапки
у сидящих на очке.
Он подсчитывал все бабки.
Вот что делалось в башке.
Но настало время. В гору
он попёр стремительно.
Отдавал приказу хору.
Грабил изумительно.
Тут и кончилась малина.
Улетел куда-то. В Рим?
Вот провдивая былина. 
на стыдобу всем блатным.
Муркину мороз румянит
внешность алым ангелком.
Муркин выпьет и помянет
Януковича дерьмом. 

СОН

Сон приснился мне той ночью.
Будто палец я сую
в попу. Я иду войною.
Ох и трудно мне в бою.
Палец, будто скипидаром,
попу тронул ангелком.
Палец в попе незададаром -
в попе пальцу коньяком
всю вместительность залило.
Я проснулся. В попу - разом.
Что это так сильно палец жжёт?
Иль она блестит алмазом?               
Муркину плевать - вперед! 
Хоть вербдюдом меж барханов.               
Мы продолжим - бусурман -
тяжко жить среди атаманов.
Я то, правда, англоман. 
Бог? Он праведник в виденьях.
Средь Божественных щедрот
они молят на коленях,
а Аллах всё не идёт.
   
СТАС СИМОНОВ

Стас Симонов – дурак. Я убедился,
когда его писульку прочитал.
Он по уму маненько повредился.
Послание балбеса накатал. 
А Муркину? Смеялся да и только.
Дубовая у чурбана строка.
Но выдержал дегенерата стойку.
Достоин званья, точно, дурака. 
Отмщенье будет продолжаться,
пока Земля престранная стоит,
а Симонову Стасу развижаться,          
пока - оболтус - мир тебя сгноит. 
И на могилку помочусь со смехом.
А у него судьба – орать,
по свету, с собственным портретом.
Всю дурь у отморозков отобрать
прекрасный труд в сём мире перегретом.


ВОЗДУШНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Воздушный человек передо мной возник.
Он рано утром в воздухе поплавал.
По бабам он большой блудник –
чихать ему на все облавы,
которые ему грозят. Плевать.
Он в женщинах нашёл усладу.
Вот женщина. - Пойдём в кровать.
В Раю кроватном всё что надо. 
Мне и тебе - нам лучше всех.
Поди ко мне. Пади. Целуй-же.
О, продолжай подвижный бег.   
Мы пропоём любовь и Аллилуя.
Я - Муркин. Продолжай. О, м-м-м-э-э-э...
Я встал. Трусы при ней накинул.
Забавно получилось. Буриме.
Я лёг - и деву опрокинул.   

ВАНИЛЬНОЕ НЕБО
 
Ванильное небо вонюче.
Идёшь по Москве в дыму.
А улица неминуча.
Смотришь - как по бельму.
Видно шагов на триста.
Машины газуют. Итог -
видно, как интуристам
воздух даёт платок. 
Муркину всё до фени.
Муркин плюёт на всё.
По ворвской фене,
он вонищу усёк. 
Плохо. В ротище кашель.
Думаешь: ёх ту мать!
Побольше было бы башлей -
из России бежать.   
Я гадам удостоверю,
исчезну куда-нибудь,
мне шанс подвернётся - верю -
на Запад направлю путь.
На Западе будет клёво.
Поэзия там в чести.
А тут живётся херово.
О, Господи, мне прости. 

ЛАПУЛЕЧКА

Эх, лапулечка моя.
Мокренькие глазки.
Ты не та, что для битья.
Ты то заумь ласки.

Мы пошли с тобой в лесок,
насладились круто.
Я, как бравый парусок, 
нежностью окутан.

Вот бы было хорошо,
но травинка влезла, 
сделала - и нам, ужо, 
ранив наши чресла.

Мы пошли из Рая вон.
Ах, неловко было.
Да в ушах то бряк, то звон,
и нули от пыла.

Хорошо то? Хорошо.
Ну а плохо? Плохо.
Посмотреть бы на башок
и дурацких лохов.

ГАНДЕЛЬШЛЁПИЯ

ПЕСНЬ О ГАНДЕЛЬМАНЕ - ГАНДЕЛЬШЛЁПЕ 

Гандельшльсман - Гандельшлёп.
Муркину забота.
Дождик - кап. Дождик - шлёп.
Гандельсман – блевота. 
Что ж ты шлёпаешь в дали
от меня по Бронксу.
Вылез, дурень, из щели –
на поток поноса. 
Он великий сукин сын. 
Он стишки кропает.
Хочешь слушать? Во - акын,
к заду прилипает.
Пусть, о, Муркин, говори -
страсть к суровой правде.
Мы подыщем колорит
к Вовчику в ландшафте. 
Муркин, ты то тут причём?
Пожалей, бедняжку.
Нет! О, други, под лучом
выведу говяшку.

МУЧИТ

Что-то мучит.
Пузо пучит. 
И прижучит.
Думаешь о всякой дряни.
Например, о Гандельсмане -
дурака изъяне.
Вовчик, вот какое дело,
кто тебя-то недоделал?
А ялдак то посиделый.
Что ж ты лезешь во журналы?
Что ж используешь каналы?
Всё дурацкие авралы?
Всё равно гавнисто пишешь.
Плюнь в тебя – ты только слижешь.
Ну, дыши, покуда дышишь.

КТО ТАКОВ?

Сто двадцать восемь. Кто таков?
Скажи же Муркину. Он просит.
Когда б не стало дураков,
он на тебя свой рык возносит. 
А, это, право, Гандельшлёп.
Да. Точно он. Смотри какое
усердие. По Музе шлёп -
щелбан по Музе. Ведьмовское
его ведёт прямое зло.
Он зубы высунул, как клешни.
О, жалкое торит то жерло.
Зачем ему дружбан Черешня? 
Не понимаю дурака.
Верней - Вована Гандельшлёпа.
Пусть украшаеться строка
его - большого губошлёпа.
А номер сто двадцать восемой?
- Я - первый! - Тю! Да не видать то.               
Ах, Гандельшлёпик, ты агой?
Ой, нет? Как прыщик ты обмятый.

ЖИВОТОВСКИЙ И ГАНДЕЛЬШЛЁП 

Кака Животовский встретил Гандельшлёпа,
в месте примечательном - в туалете «Ж».
Обнялись по братски, сразу, без наклёпа,
в бабской - дамской мойке, в этом галдеже. 
Оба в длинных платьях. Крашенные губки.
Гандельшлёп с косою. Кака - гранд мерси.
Гандельшлёп пристроился к тоненько голубке.
Наблюдает с жаром, как голубка ссыт. 
О, какая встреча. Ганделшлёп заплакал.
Кака Животовский бурно зарыдал. 
Побалдели вместе. Вовчик забалакал.
А потом друг другу: - Ты видал? - Видал!
Что же до бородки славного Вована? 
Он переменился. Он намазал грим.
Правда идиота. Правда для болвана.
А болванов море. Он - неотличим. 

ДЕЛА КАКИ И ВОВАНА

Кака Животовский с Вовкой Гандельшлёпом
жадные ребята. Жадность, прямо жуть.
Оба из помойки жрут и пьют с захлёбом.
Оба, встретив жертву, кинуться обдуть. 
Вот в Центральном парке ждут и зорко зырят.
Может отщепенец или пёс пройдёт?
Или забулдыга враз задебоширит?
Тут Вован притырит - мигом угнетёт.
А потом потеха. Драка между ними.
Все расквасят рожи. Бьются без конца.
И орут друг дружке обезьянье имя.
А падёт Вованчик - Кака голубцаца,
Вовчика бутузит. Топчет он подлюгу!
Сам то он хохочет. Сам то он король!
Попинает Вовку,прикостит ворюгу   
(сам то он ворюга), вобщем си-бемоль.
Он угробил Вову. Вова еле дышит.
Морда вся в побоях. В чёрных синяках.
Что орать про Вову? Ничего не слышит.
Ухо раздолбал он, Кака, дело швах. 
Утро. Вова плачет. Попросту рыдает:
- Ох, за что такое? Уха только два!
Ох, за что мне, братцы. Ухи отрывают? -
И об этом деле родилась строфа.

СУМАСШЕДШЕДШИЙ ДОМ

Какушка, голубчик. Ты теперь в больнице.
Вовик Гандельшлёпик пал - всё дело в дым.   
Оо купил баранок, вроде вереницы.
Плёвые баранки. На один сантим! 
Три баранки. Благо! Для дружка в психушке.
Доктор пересилил. Доктор, он мастак.
Он сказал, что Кака по уму гнилушка.
Значит этот Кака по просту мудак? 
Вовчик входит в двери скорбной той палаты.
Сам припоминает, как лежал - вот там.
Просто окружили Вовчика мулаты.
Он им и поверил. Верят же глистам. 
Он копался в попе. Доставал оттуда
много разной снеди и жевал во тьме.
Правда, в заде Вовы, от большого зуда,
что то повредилось в Вовином уме. 
Кака враз заёрзал на своей постели.
Путы же большие на его руках.
Ноги тоже в путах. Всё же не в борделе?
Скушал те баранки Вовчик - весельчак!
Что ж простим мы это. Роковая жадность...
Вовчик долго хрупал. Да прошло вне рта.
А в глазах горело только кровожадность.
Слопались те баранки. Прямо лепота! 

ПЛАЧ ГАНДЕЛШЛЁПА

Начинается плач
Гандельшлёпа.
Развивается
его гнусносноть.
О, не жди от неё
молчанья!
Неустанно
Вованчик плачет,
как вода по каналам плачет,
как ветра над снегами плачут.
Не моли его,
чтоб заткнулся!
Так плачет бандит о прощеньи.
Так плачет бездарность без цели.
Так песок раскалённый плачет
о возможности лечь, прицелясь...
Так прощается с мраком блудница
под угрозой достойного жала.
О, Вованчик,
бедная жертва.
Фу, Вованчик. Ты подтирался?

ПОЦИФИСТ ГАНДЕЛЬШЛЁП

Поцифист! Гандельшлёп!
Я по заду тебя шлёп!
Пишешь в журналы.
А журналы то говно!
Дуракам, как ты руно -
дуротрибуналы. 
В трибуналах дураков
для всех тех баловников
есть страницы дури.
Вот туда то ты и прёшь.
Беднененький! На грудь берёшь.   
Прыг - в макулатуре!
Поцифист ты, прежний друг.
Что дурее твоих мук?
Я то и не знаю.
Идиотам всем пора
обращаться к докторам.
Я я зад надраю!               

МУРКИН ХОЧЕТ ПРИКЛЮЧЕНИЙ 
          
Вот какое ощущущенье.
Муркин хочет прилючений.
Приклячение одно -   
двигайся и плюй в говно.
Скажем, Вовчик Гандельшлёп. 
Наказать паскуду, чтоб    
плакал он без меры,               
измельчить в обмерах.
Вот и хорошо. Мне в кайф.
Сделать гадкой эту лайф. 
Я учу подлюгу. 
Накажу тварюгу.
Вове будет жизнь не в масть.
С этим очень справлюсь.
Мне противна волчью пасть,
с ним то управлюсь.

О ВОВИКЕ ГАНДЕЛЬШЛЁПЕ
 
Брада его - ты очень пребольшая!
Наверно он на Бога быть похожим
пытается, но все-ж похож 
на старого пройдоху с «честным» взглядом,
которого охота отогнать.
Все глупости при маленьком уме
и крошечном воображеньи.
Но борода! О, чудо борода!
Ну, прямо, Вовчик - друг Мафусаила!
Но сколько Вовиньке не говори
- все трын-трава его большому слуху.
А слышит он почти что каждый день
мои издевки. Ну, его колышет
мои потехи, зубоскальство.
Он продолжает деланье свое,
а именно творить на свете мерзость.
Он хочет от всего прикрыться,
он тряпочкой головку защищает
чтоб никогда в глаза не посмотрели
затем что нету ничего в глазах.
Зачем он волосней зарос?
А это потому что воля
его коробит разум с ноготочек,
весь крошечный, подлющий, вот и все.
 
_________________________________
   
СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ СО СМОРКАНИЕМ

Когда сморкаешься в засморканный платок,
такая жуткая возобладает нежность,
что сморкотня, Божественный итог,
что сморк - он сортом, как безбрежнось. 
В носу струиться биоток. 
Носки ты в гости надеваешь.
Ты там. Вокруг бурлит народ.
Ты пукаешь - и точно знаешь,         
помимо стрижек и бород, 
какая гнусность расползётся,   
у дам в носах безбрежный мрак.
Сосед с соседкой погрызётся.
А в мыслях: дураки! Мурак!
Костюм из шкафа надеваешь.
Гляди, ну в зеркале ты франт.
Ты запросто в гостях бываешь,
ибо присуствие - гарант. 
Ты даме жмёшь при муже ручку,
так, чтоб не видел - под столом.
Потом невиненькую штучку               
ты шепчешь адресс. Прямо в дом               
она приходит. Шляпка. Лямки.
Шикарная большая грудь.
Волосики на мягкой ямке...               
и в голове от страсти муть... 
Муть стала трезвотью, поскольку,               
довольно вольности крутить.               
Да слышиться тебе бемолька.               
Так, значит, так тому и быть.
Мы расстаёмся. Дева плачет.               
- Поплачь погромче. Попрошу.               
Быть может слёзки одурачат,
ту даму с коей совершу.

ОБЪЯТЬЯ

"Твои охдадели объятья
и взгляды понятнее слов".
Как хороши все заклятья.
Прелестнее всех брыкунов. 
И я удивляюсь - как живо. 
Я просто теряю себя.
С каким невозможным надрывом
нам головы наши бомбят. 
Ну что это? Мне то понятно.
Пожаром охвачено всё.
Читаю. Довольно занятно.
И крутится вдаль колесо. 

БУДУЩЕЕ

Не будет поздравлять меня глупец
по телефону с Новогодьем. С Пасхой.
Нам потихоньку выпадет капец.
А нет концов. Кончается запаской. 
Другой такой мне не найти.
Другой и нету в целом мире.
Так ты, поэт, не бзди, а бди! 
Твоё умение, как гирю,
тащи. Не торопись. Всегда
в тебе присутвует удача.
Хлестни нагайкою. Беда.
А дрянь то от тебя заплачет. 

ПОСЛАНИЕ МУРКИНА ЛИЛЮСЕКУ

Леночка! Милый Лилюсек!
Жаль. Искусал тебя Тузик.
Правильная собака.
Жаль твою милую сраку.
Леночка! Цыпка! В больнице?
Тузик ужасно понурый.
Хочешь, он извиниться.
Только не будь милой дурой.
Тузик хотел порезвиться.
Ты ему просто попалась.
Он прокусил ягодицы
в жаре такого распала.
Я бы и сам бы вцепился.
В благодатную сраку.
Я бы от крови взбесился!
Я б превратился в клоаку!
Он искусал твою мякоть.
Очень ему приглянулась.
Вот и порвал твою срааку.
Ты по напрасну пригнулась.
Он прокусил твою ногу.
С рвеньем занялся другою.
Зря ты орала: - Подмогу! -
Он же жевал понемногу?
Ты же орала. Брюзгою
не представлял тебя. Обе?
Думай своею мозгою.               
Обе ноги? О, во гробе!
Пусть. Расплачусь я деньгою.               
                Олимп Муркин.
                8 мая 2014               
ХУДОЖНИЦА

Художница. А руки в красках.
Болтаем с ней о том. О сём.
Она воистину прекрасна.
И красота её во всём. 
Гляжу на грудь и плечи. Мирно
она стоит передо мной.
- Пойдём ко мне. - О! Звук эфирный!
Она, как бы, волна с волной
пойдёт ко мне. Мы сразу ляжем.
И поцелуемся - и вот,
как бы мы встретились на пляже,
ласкаю я её живот... 
Рука моя спустилась ниже 
и стон её волнует кровь,
пока не сунусь в эту нишу
и не последует любовь! 
Я, милый Муркин, я лапчёнок!
По городу с тобой иду.
О, деушка! Я твой бельчонок!               
А голова моя в чаду... 

СПАНЬЁ

Я спал тихонько, по просту,
но вдруг, ко мне во сне,
явилось что то попусту.
Глядел я в бодуне. 
Раздался голос: - Боже мой! -
Услышал я его.
Мороз по коже. Ой-ё-ёй!  .
Ой, братцы - ого-ого-го...
- Ой, правда! Сестробратики! -
Он брякнул. Растудыть!
От квёлой проблематики
мне б, малсть, поостыть. 
Маманя наша. Прежняя.
Та Евою звалась.
Ох,. страсть то центобежная,
по ихнему блюлась. 
А папка наш, Адамушка,
ничо не понимал
и не имел он мамушки.
В Раю он ел и жрал.
Ну, Ева хвать - и яблочко
куснула. Раз - и всё!
И наша, бля, прабаушка,
крутнула колесо.
Пошли рожаться детушки.
А Бог? Давно изгнал
из Рая. Только деушки -
те поняли сигнал...
Под кустиками. Добрые...
Давали мужичкам.
Свои, о, бесподобные!
Всё нам. Баловникам! 
По свету миллионами
их дети разбрелись.
Одни остались чёрными.
Другие - обелись! 
В Европе люди белые.
А в Африке? Араб?
Те, с глазками,  на Севере.
Вот наш крутой нахрап.   
Скажите, братцы. Милые.
Скажите, сёстры мне,
что ж наша дружба хилая?
А мы то все в говне?

ОСТРОВ И СТРЕЖЕНЬ

Из за острова на стрежень,
на простор речной волны,
выплывает густобровый,
с ним холуи - ссыкуны.
На переднем Брежнев Лёня, 
обнявшись, сидит с мамзель.
Он ей водки наливает,
сам весёлый был досель.
Позади его шестёрки: 
- Нас на суку променял? -
Он то, мощной силой мысли,
все сомненья отогнал.
- Этот ропот ей же встанет. -
Сказал Брежнев. А она
молча слушает угрозу,
в ейных глазках белизна.
Волга. Матушка родная.
Ты мордовская река.
Не видала ты, уж точно,
от генсека - барчука.

ЛЕВ АРКАДЬЕВИЧ
   
Лев Аркадьевич Фурункул
жил поблизости от нас.
Он помоечник и врублен
прямо в память, в мозг и в глаз.
Ночью он шныряет. Ищет.
Возвращается к утру.
Только ветер ночью свищет.               
Лёве шнырю, гусляру. 
Прыщь! - Вот слово, так уж слово.
А Фурункул - это кличь.
Никакого тут отлова.
Прыщь к Фурурукулу приблизь.
И почуешь, прямо сразу,
Шаришь - шныришь. Торжество!
Ох ты, бля. Фуфырь! Зараза!
Сдай деньгу то. Шельмовство. 
Шнырь. Вахлак. Клянусь святыми!
Рыщешь. Ну, шуруй, ищи.
И помойками густыми
роется мудак в нощи...   

ДИАЛОГ ГЕНЕРАЛА С ДЕРЬМОМ

- Зравствуйте, товарищь Дерьмо!
- Здра-тву-рал!
- Вы отправляетесь ломать скрипки. Три дня. Восемь тыщь скрипок.
- Есть!
Через три дня Дерьмо предстаёт перед генералом.
- Сколько поломали?
- Пять тыщь четыреста семьдесят три.
- Как! Я же, ё-твою-мать! Дал приказ! Восемь тыщь! Возвращайтесь в часть! Как были дерьмом, так и остались!
- За что?
- Кру-гом! Шагом марш!
Занавес закрвается.

РАДИО ШОУ

АЛЕКСЕЙ ОРЛОВ

- Алексей Орлов.
Он не из хохлов?
- Не. Он из евреев.
- Почему ж тогда не Алексеев?
- Орлов - загадка.
Бухти, мой сладкий. 

МАЯ ПРИЦКЕР

Мая Прицкер. Что за фрукт?
Что глаголет в радио?
Говорит она за фук:
- А бы. Ка бы. Ради бы. -
Что она сворчит? Вот сучка!
Тявкает она, как Жучка.
Что за баба Мая Прицкер?
Взбеленилась на людей.
Что нам делать с Маей Писькой?
С злом, таящемся у ней?
А пошла она в сраку!
Пукнет и - в атаку! 

АЛЕКСАНДР ГРАНТ

Люблю я Александра Гранта.
Он свой по сути человек.
С его громаднейшим талантом
я встретил двадцать первый век.
Я слушаю его и зависть
к нему свила в моей душе
гнездо. А образ той державы
не трогает меня вобще.
Мы живы в этом новом мире.
Он говорит. А я пишу
стихи. Играем мы на лире,
послав подальше дурь и шум.
_________________________
 
ДЕЖАВЮ

Был, кажется, какой то свих.   
Я выжал свою связь.
Любил ямножество чувих.
Средь них я жил, резвясь.
Но, вот однажды, я завяз
в пещерке, и в меня
вцепилась в горло из зараз
та дамочка. Женя
на ком? Ну, на себе. Вот - раз!
Попался я. И прыг, 
накрыла с головою нас
несчастие, мурлык... 
Я спрятался. Не вылезал
на свет. Моих любвей
я кучу сразу зализал.
Я ловкий воробей.   
Она ушла куда то вдаль.
Я снова на плаву.
По правде, мне немного жаль.
Такое дежавю.

ЧЕЛОВЕК

Не знаю, что стало с народом.
Не знаю, что стало с нутром.
Что сделало чувтво уродом?
Особенно, за бугром. 
Ну, где нибудь, вроде в Руана?
Сам чёрт, он и Богу не брат.
Раздолье для меломанов 
стоит и прекрасен у врат.
Гитарка и песенки. Ну же?
О, пенье о злобной судьбе!
И с неба валенье жемчужин,
что отняты в "страстной борьбе".
Что правда? То есть и неправда.
А Солнышко светит и в жар.
Влечёт твой зарок и оправдан,
случившися с духом пожар. 
А гости промчались. Как мило.
Народ же промлеет ещё.
Скорее же в руку обмылок.
Намылились? Вот хорошо!   

СМЕРТОУБИЙСТВО ЦАРЯ

Двеннадцать часов по полудни. 
Стою я и бонба в руке.
В башке бесконечныя блудни.
Шаньпаньское в кажном глотке. 
А дворница метит на каку,
которая сбоку лежить.
Тут лошадь бубухнула. Сраку
ей жиганул инвалид. 
Ах, кучер! Собака! Уехал!
Она же, давай прибирать.
- Ух! Бля! - Медам тольки екать. -
Ей надыть всё енто собрать.
Тут царь на карете. И птички.
Раскаркаркались по весне. 
А туточки еретичка!   
(Всё было взаправду, во сне). 
Тут бонбу швырнул под колёсы,
стоявший без шляпы студент!
Похожий на злого барбоса! 
И сразу к нему прыгнул мент. 
Нагайкой его ошарашил!
А царь? Он поднялся. В крови!
Сказал: - Кто вам ето втемяшил? 
Неправильно ето. И фи. -
И царь упадал! Бездыханный!
В то время полосовал
по попе. Позорно засраной.
Полиции мент. О.! Завал!
А царь укатил на карете.
Студента казнили тотчас.
Что на царёвом брегете?
Оказия. Ванка! Сейчас! 
ГИТАРКА

Гитарка играет. Вот, классно.
Гитарка поёт обо всём. 
Она же живёт безучастно.
Мы жервуем. Перенесём. 
Гитарка поёт. Будто плачет.
О всех нас. О, горе! И срам!
А мир? Он по своему складчат.
Гитарка поёт. Пополам
все беды мои. Все несчастья.
Она то и передаст.
Вдруг схватит тебя за запястья.
А душу то Богу продаст.
Что ж. Пой обо мне. Моя совесть?
Пусть воют несчасные. Те.
Кому моя кроткая повесть 
мешает прожить в дурноте.
 
КИШКА И ПЕЧЕНЬ

Кишка и печень? Во взаимодействии.
Но друга друг? Предательство прямое.
Одна противник пуканью, как действию.
Другое же возьмёт, промоет. 
Вот так живут. Вот так воюют.
А жрать? Ну, хорошо и так.
То развалясь себя то чают.
То за себя устроят кавардак. 
Кишка и печень - странная основа?
То спят в обнимку. То желают врозь.
То портят воздух. Пукают. И снова
их двигает чистейшая любовь! 

ПЕРЕД С ЗАДОМ

Зад и перед? Что за штука?
В заде кал. А впереди -
невозможно! Враз! Без стука! 
Топ-топ-топ - и подойти. 
Зад. Он функцию прямую
исполняет. Раз - и - сраз срёшь!
Я совсем не комплексую.
Очень стыдно, молодёжь!
Зад хорош! Без ахи-охи.
Зад посрать всегда горазд!
На очко! А в заде крохи.
Выжмешь попою - балласт!

СЕРДЦЕ. КРОВЬ. И ЛЕНИН

Седце. Кровь. Вот и проблема?
Бьется. Стукает весь день.
Сердце - вот тебе богема.
Кровь? Подвигаться ей лень. 
Сердце с кровью тоже братья!
Кто кому более ценен?               
Мы говорим, что по мере сжатья
нам ответит бессмертный ЛЕНИН!
Мы пойдём за ним! За советом!
Он подниметься. Строго скажет:
- Мы живём в стане советской.
Надо сделать? И мы азмажем!
После в гробе он разместиться.
Мы в очередь пред мавзолеем.
Так у народа совместиться
Ленин со сделаной им ахинеей. 

СТРАШНЯКИ

СТРАШНЯК ПРО ОДНУ ПИКАНТНУЮ ДАМУ

   Была у меня одна знакомая. На неё постоянно садились мухи. Высунет она язык и на тебе - весь облеплен мухами! А дело в том что от неё исходил чарующий запах помойки, в которой гнило варенье из земляники и мухи, ошалев от этого удушливого сладчайшего запаха жалили её прямо в рот.
   Однажды она не звонила мне целую неделю. Я встревожился. Были между нами отношения, но они прошли. Мы стали добрыми друзьми и я привык к тому что она звонила мне каждый Божий день и рассказывала кто гиб от её любви. А тут ни звонка. Я встревожился и поехал к ней.
   Подхожу к её квартире. Звоню. Ожидаю. Ни звука. Только кажется мне что оттуда доноситься слабенький с ниточку шум. Я пошёл к привратнику и выложил всё ему. Он выслушал и поднялся вместе со мной на шестнадцатый этаж к её квартире. Он достал ключ и мы вошли.
   Тихо. Никого нет. Только слабенький шум из спальни... Привратник толкнул дверь и... я увидел её. Она лежала на кровати и вокруг неё вилось в воздухе целое облако жирных чёрных мух... Видимо мы спугнули их от неё... Она лежала на постели голая и всё-всё-всё в области её живота было съедено мухами...
   Сейчас я использую её кишку если надо подать сигнал кому нибудь внизу, мол иду к тебе моя милочка... Царствие небесное её проеденному праху. 

СТРАШНЯК ШЕСТНАДЦАТОГО ЭТАЖА С ВЫХОДОМ НА УЛИЦУ

   - Упаратита! - сказал я, проснувшись.
Светило солнышко в окно...
денёк то... загляденье...
подумал я: вся жизнь... га...но...
особенно без денег...
   - Упаратита... - сказал я и вышел из дому. Пошёл по улице. Сел в трамвай. П-п-проехал три остановки. Сошёл. Вошёл в поликлинику. Отсидел в очереди, ску-у-учая. Вокруг были неинтересные жалкие люди. Один был абсолютым идиотом. Смотрел на меня и - высовывал багровый язык из своего гнилозубого рта. Рот я рассмотрел и - противно стало жить на белом свете.
   Дверь заскрипела и оттуда вышел человек, держа огромную синюю щёку одной рукой, другой утирая капавшие из глаз слёзы. Я был за этим человеком. Он сидел и улыбался всем. Зашёл. Пробыл там минут шесть и вышел в новой плачущей форме. С синей щекой. Он удалилился, пройдя по длинному кридору, уходившем куда то вдаль. Он становился всё меньше и меньше, пока не скрылся из глаз моих. Тут дверь ещё раз заскрипела, открылась и оттуда высунулась старуха с рябым лицом и сказала убийственным голосом:
- Следующий!
- Я.
- Пойдём, болезный.
   Я прошёл за ней в кабинет врача. Врач был мужчиной лет пятидесяти с огромным вишнёвого цвета носом. Я сел в кресло.
- На что жалуетесь?
- Доктор. "Упаратита" я говорю всё напряжённей и напряжённей. Будто у меня во рту играет оркестр народных инструментов и главное, там некто мешает мне ясно и чётко сказать "упаратита".
- Ясно. Покажите язык. Скажите: - Ленин есть абсолютное г-но... Ну, с...
   Он схватился за мой язык, вытащив его из рта на десять сантиметров, сделал с ним нечто невообразимое, потом сел на корточки и встал, и снова сел. Повторил он это дело семь (!) я не шучу, раз. Потом утёр лоб и сказал:
- Всё.
   Я вышел из кабинета врача и пошёл по коридору. Плутал я по нему пока луна не встала над городом. Я вышел на улицу и не узнал её. Улица была какая то залихватская. Попробовал произнести "упаратита". Вышло совсем не то - "упалатита". С целый месяц я говорил так, но к концу месяца положение улучшилось. Я говорю свободно "упаратита". Видимо меня спасли таблетки, которые мне выписал доктор.

СТРАШНЯК О ЦЕЛОМ МИРЕ

   Видимо мир наших чувств чёрств и сташен. Скажем, мы узнаём что наша жена умирает от рака. Нчто в нас не шевельнётся от того что мы узнали это. Мы также едим, ходим в туалет по малому и по большому. Ходим на прогулку по городу. Едим мороженное. Шутим над тем что США показывает большую дулю России, а не думаем о том что наша драгоценная жена дышит кислородом потому что её осталось жить три, два, один день на белом свете. И, наконец, узнаём что она умерла и мы болше никогда, слышите вы, никогда не услышим её голос:
- Иди обедать. Суп давно остыл.

СТРАШНЯК ЧЛЕН НЕГРА   

У одного негра был белый член!!! Он гордился им и поглаживал с большой охотой. Когда он пускал в дело свой член чёрные деушки удивлялись и безмерно радовались. Они говорили ему:
- Какой же он хороший!!! Здоровый!!! Любо поглядеть, масса негр!!! Давай же скорее засунем... и я умру от грандиозного счастья.
   И он и делал то о чём просили его чёрные роковые деушки...
   Однажды он заметил что его член стал уменьшаться. Он встревожился и рассматривал его, то есть свой здоровый член.
   Прошло три дня. Член его усох. Он плакал в своей хижине и больше никогда мы о нём  услышим.

СТРАШНЯК О ДЕУШКАХ

   Было у меня четыре любовницы, четыре женщины пока не появилась пятая. Она возникла сама собой, как бы спустилась с воздуха прямо на меня. Ничего другого не оставалось и пришлось мне поиметь её. Она вскрикивала во всё время моего имения. В конце имения поцеловала меня в щёку и уснула.
   Я курил и думал о ней. Чёрт побери!!! Она явно вошла в меня, а я явно вошёл (фигурально) в неё. О, Господи!!! Что же я скажу остальным???
   Они пришли ко мне всем скопом. Я подал чай и баранки. Они хрупали и пили чай. Я сказал:
- Деушки мои!!! Поскольку вас стало на одну больше я прнимаю решение - на одну больше надо прибавить. Или я не хорошо поступлю, если откажу ей.
   Деушки пообмазговали всё это и одна, самая тоненькая из них сказала:
- Мы все остаёмся, но ты должен принимать нас каждый Божий день, или мы уходим от тебя... мой миленький...
   Ну, что ж, пришлось это приятнейшее дело и сделать...

СТРАШНЯК О ВТИСКИВАНИИ

   Втснуть между цифрами 4 и 5 что нибудю невозможно. А если бы это было можно, то тогда мы бы имели совсем другую жизнь. Какую? Кто знает. Может быть эта новая жизнь не кончалась бы смертью, а чем нибудь совсем другим. Может быть жизнь была бы вечной. Мы бы никогда не умирали, а так - вот тебе: ты умрёшь обязательно, потому что законы природы зиждуться на том, что ты умрёшь как все.
   А если бы мы могли втиснуть между буквами А и Б или языками, на которых говорит человеческий мир нечто совсем другое - новый мир, в котором было бы и вечная жизнь, и не знаю что, только тогда мы бы окончательно убедились зачем эта жизнь нужна.
   Ах, если б мы могли залезть туда мы улеглись спать калачиком, но это решительно невозможно.

СТРАШНЯК ПРО ФИГУ И ФИГУ

   Инжи;р, или Фи;га, или Фи;говое де;рево, или Смоко;вница обыкнове;нная, или Смо;ква, или Ви;нная я;года — субтропический листопадный фикус. В Средней Азии на Кавквзе и в Крыму выращивают в открытом грунте как ценное плодовое растение дающее плоды — винные ягоды. "Фигушки вам" не фига, а фига то вскуснотища - мм-мм-мм...

СТРАШНЯК ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ

   Человек состоит из множества "деталей": голова, сердце, руки и ноги и многажды многого. Червь состоит из одного: из червя и всё. Если бы человек уподобился червю, то есть состоял бы из одной "детали", тогда всё. Мир бы скукожился. Мир состоял из одного света или одной тьмы. Мы не были б подобны бесконечному разнообразию мира, Божьего света. Мы разнообразны также как мир разннобразен и мы ищем в нём все "детали", и пока не найдём будем продолжать познание разнообразного мира.

СТРАШНЯК О КОНЧЕНОЙ РЫБКЕ

   Родилась рыбка в животе у её мамки. Огляделась и решила своими детскими мозгами что это хорошо, родиться на свет. Росла, росла и вот тебе раз - и она, малюсенькая, в пузырьке, выброшена в огромный мир реки. А река была чистой и глубокой по которой плавали рыбки маленькие и большие рыбины.
   Всё тогда было. Растения и водросли в которых можно было укрываться. Лечь поспать когда ночь опускалась с неба на реку. Было всё видать на километры и километры. Жизнь была прекрасной. Еды было вдоволь в реке. Клюй - не хочу! Хорошо тебе. А потом поспать завалишься в осоку и никто тебя не потревожит. Му-му-льки-натык: вот и счастье на реке в целом огромном мире...
   Унас были умельцы высшего класса. Рыбачёк закидывет удочку. Червяк на крючке. Манит и манит... Один умелец подплывает к леске и держит её. Рабачёк спокоен. Что поделаешь - не клюёт... Другой мастер своего дела жрёт жирного здорового червяка на крючке. Пожрал и подаёт знак первому: - Тащи в низ!!! Рыбачёк встрепенулся!!! Подсекает... Тащит... Ан, глядь - леска пустая. Где червяк??? А, он, миленький, скушан... Рыбачёк насаживает другого червя и - шасть его в воду... Его жрут как и перврго. Рыбалка - удовольсвие для умных рыб. Но всё прошло как дым...
   Где товарищи мои??? Почили ни за грошь. Скитаюсь один одиношенек по реке. Охо-хо-хо-хо...
   Потом всё испортилось и переминилось в худшую сторону. Возвели вонючий завод. Из завода полилась мерзкая жижа в реку. Рыба заболела. То одну, то другую видишь на мутном дне реки. Подплывёшь, а она не дышит!!! Умерла и разлагается... Зрелище не слабонервных.
   Рыбка плыла и плыла по реке. Берега менялись. Становились шире и шире. Но река была такой же и становилась всё хуже и хуже. Завод один. Уплывёшь от него - и, вот!!! На тебе!!! Другой завод отравляет всю твою жизнь!!! Му-мульки-натык? Нет! Му-мульки давно миновало. Рыбка плакала горючими слезами, но кто видел их? Больные рыбки перед тем как исчезнуть навсегда с белого света...
   И вот - чудо случилось! Рыбка увидела в мутной воде реки за пол метра от себя жирного красного червяка. Она голодала, потому что река катила свои грязные воды без пищи. Иногда попадалась какая нибудь гадость и рыбка сгладывала её. Хорошо если это еда. Плохо если нет... Живот болит два, три дня пока эта гадость не выйдет из желудка. А тут на тебе - жирный, красный червяк, как в детстве, Боже мой!!! И кочевряжиться, будто говорит рыбке: - Ну, чего ты??? Съешь меня. Я вку-у-усный, вкуснейший червяк на свете. И рыбка заглотила его целиком.
   Но дальше пошли такие штуки, что Боже упаси... Рыбка порснула из реки в которой что то можно было увидеть в мир, в котором увидеть что нибудь невозможно... Всё в белом белом свете и всё... Ничего не видно по настоящему. Только белые штуки у самого глаза рыбки можно было разглядеть. Дальше белизна с затемнениями и всё...
   Рыбка плюхнулась в ведро. Пролежав там пятнадцать минут. Сдохла, то есть почила. Мир праху её. Воздух, которым дышала она, добил её... Ни капельки воды не было и она пала ни за что, а жаль.

СТРАШНЯК О РОЗОЧКЕ И ПРОТИВНОМ ГЛАДИОЛУСЕ

   Муркин встал. Потянулся. Отправился в туалет. Венрнулся и посмотрел на розу, котороую купил вчера в скромненьком горшочке. Тут же полил водой и услышал тоненький голосочек:
- Спасибо.
   Муркин уставился на розу. Только она могла сказать это. Он пробомотал:
- Пожалуста.
   Она сказала: - А как тебя зовут?
- Олимп. Так ты что, говорить умеешь? - спрсил Муркин.
- Ну конечно. - сказала роза.
- Вот это да!
- Не удивляйся, Олимпушка. Мама прдупреждала: - Не болтай. - А я жутко разговорчивая. Как начну - так не остановишь.
   Мурки спросил:
- А где ж твоя мама?
- Умерла. От преклонного возраста. Два года! Это ли не срок. Мне бы прожить столько, а то умирать не хочется... Была она очень-очень старенькой. Моя бедная мама! Мужа нет. Жизни и не было. Черти такие! Зз-абывали поливать её. Натерпелась от них и померла. Мир праху её. Я, кажется, про-про-студилась... Ап-чхи!!!
   Муркин стоял над розой и поверить не мог, что она разговаривает... Мистка какая то... Стали они жить поживать вместе. Прошла неделя и роза сказала:
- Муркин. Я скучаю. Принёс бы мне какой нибуль цветоточек. Вечера такие скучные. Но, правда, вчера ты удивил меня. Притащил какую то вульгарную девку и сразу в постель... Как тебе не стыдно! Ольмп. Я уж думала что она порасскажет что нибудь, а она... постель... Пошло это, Муркин.
   Олимп одел своё добротное пальто из Канеды и вышел на улицу. Он жалел, что роза видела всё это. Теперь пойдут разговоры, обиды, отчаяние.
- Не люблю всё это... - сказал он и сплюнул.
   Он зашёл в цветочный магазин и купил гладиолус в горшке. Очень хотелось оправдатся за вчкрашнее.
   Домой он торопился.
- Как там она? Небось скучает без меня.
   Олимп пришёл домой и поставил горшок с гладилусом рядом с розой. Они сразу разговорились - роза и гладиолус. Говорили они точно, но Муркин не слышал их. Роза молчала. Гладиолус - вырос на двадцать тридцать сантиметров и Муркин видел в нём насмешку над собой. Гладиолус всё время вскидывал сою головку, когда Муркин входил в комнату. Ему казалось что гладиолус смеётся над ним - Муркиным.
   Прошла неделя. Муркин был удивлён, поражён. Они сближали головки, качали ими и - Олимпу показалось, что они сговариваються против него.
   Муркин не спал всю ночь. Курил и думал, думал, думал. Под утро он вынес два горшка с не пойми что и выкинул это на помойку.

СТРАШНЯК ОБ ИСЧЕЗНОВЕНИИ

   По утру - раз - ножки и отвалилсь. Чудно что вышло так. Был один день и пришёл второй.
   По утру - раз - и ручки отвались. Чудно что вышло так. Был второй день и пришёл третий.
   По утру - раз - и голова отвались. Чудно что вышло так. Был третий день и пришёл четвёртый.
   Пришёл четвётый день и отвалился желудок. Чудно что вышло так. Был чтветый  день и пришёл пятый.
   Пришёл пятыйй день и отвалилося сердце. Чудно что вышло так. Был пятый день и пришёл шестой день. Бог ухмыльнуля.   
  Возрадовалось небо. Так значит тому и быть.

МУРКИНСКИЙ СТРАШНЯК

   По радио играют песенку тридцатых годов. Я подумал: если бы Бог уничтожил всё Им созданное, что бы делал Он, один??? Он же создавал это шесть дней и только потом, утомившись, поспал. Если бы не было ничего Ему бы было тяжело. Всё было и будет на белом Свете и Ему не скучно, и нам. Мы поживём поживём, потом умираем, оставляя дорогу для вновь пришедших. Играет музыка и мне приятно что есть Бог.

СТРАШНЯК О МУРКИНСКОМ ВИДЕНИИ "НИЧЕГО"

   Уплыл корабль за горизонт. Уплыло море за горизонт. Горизонт исчез за горизонт. Осталось толко одно - "ничего". А потом и оно исчезло.

СТРАШНЯК ОБ ОБУЧЕНИИ

Мама научла меня кашлять! До этого я никак не мог кашлянуть. Однажды присмотрелся к маме, когда она закашлялась от дыма на кухне. Пригорали котлеты. И, пожалйста. Сейчас я прекрасно кашляю.
По поводу пука. Дело шло очаровательно. Никто не учил, а я пукаю с младенческих лет. Однажды лежал на диване в обнимку. Мне тогда было шесть лет. Обнимался я со своей двоюродной сестрой Марианной. Взрослые были в другой комнате. Новый Год. Ёлочка. Разговоры между ними, не слышные нам. Они шумели, шумели, смеялись, играли на пианино, а мы пошли спать. Я увидел, что что-то поднимается из меня и прямо рвётся наружу. Это был зов из будущего. А что это было вы сами знаете. Я поудивлялся. Обнял сестричку и заснул.
С тех пор я знаю всё.

СТРШНЯК О ПУКАЮЩМ ПИРОЖКЕ

Шел пирожок по лесу и, время от времени, пукал, потому что газы скопишиеся в нем стремились наружу, ибо разорвали бы его в конец, чего ему не хотелось. Обратете внмание, когда вы смотрите на симпотную бабу, путь в вашинскую голову придет здравая мысль: она пукнулу чтобы сохранить свою симпотность, или бы газы от жратвы разорвали бы ее. Итак он шел по лесу и пукал, и насвистовал веселую песенку, как вдругтна его пути не появились мужики. Мужики схватили его и... скушали, ням-ням-ням. Потом говорили что было вкусно, но это другая история, о которой я умолчу.

________________________________          

ОБЛАЖАЛСЯ

Я облажался. Миль пардон.
Что ж. Кельден. Прости пожалуйста.
Я был с тобою груб. Бонтон
мне изменил в день августа.
Я думал утопиться.Только пруд
был по колено. Что ж. Отчаиваюсь.
А в слове слышен только блуд!
Которым я стыжусь. И жалуюсь. 
Нильс. Ты приличный человек!
Так выпей же. А я тильгив* продолжу.
Свой от себя к другим побег.
Мой принцип крут. Тебе изложен. 
____________________________________
* По датски "тильгив" - прости.

БАТЮШКИ 

Ах, ты! Батюшки мои!
Ах, ты! Матушки мои!
Кто ж меня весь день гноит?
Жизнь мою, как чёрт кроит?
Что ж, достану я его.
Я устрою баловство.
Только надо волшебсто.
Погляди же Божество!
С неба в Землю на меня.
Что плетут там? Всё брехня!
Надоела мне возня.
Что не сделаешь. Грызня! 
Я приличный человек.
Остаюсь таким весь век.
Мне плевать на их забег.
Я смотрю всё время вверх. 
Вы то, праздники мои.
Что полезно в житии? 
Дать по рылу, до крови,
не сходя с той колеи.
   
ЗВОНОК FROM NOWHERE   

Сегодня вновь ко мне звонили
и предлагали покупать.
О тех вещах они бубнили,
в которых мне не проконать. 
Я взял и вздумал отвернуться.
Всю чушь, навязанную мне,
но невозмоно же вернуться
в каком бы не был бодуне. 
Их гордые навязки, право: 
- В полицию я обращусь.
Какой же смысл? Какое право?
С которым я то совмещусь? -
Они выносят на меня же.
Я обратился до police.
Они зудят в своём блиндаже:
- Ты, человечек, расколись. -
Я их послал подальше. В попу!
Мне стало сразу хорошо,
ведь я проехал автостопом 
в пространсве жутком и чужом. 
Щас тишина. Пью водку "Шведишь".
Жалею только лишь о том,
что, к сожалению, не встретишь, 
а то бы поц вогнал с винтом!

СОЛОУШКА И ЖЕНА

Ты не пой солоушка
над моей голоушкой.
Петь не надо, миленький.
Мы ж не собутыльники?
Мы с тобою разные.
Оба мы безсвязные.
Я с женой Моргашкою,
истой христианкою. 
Ты с летучей птичкою,
но - не поэтичною.

ПОПОЧКА

Без попы никуда не деться.
А ежли взять и приглядеться,
то попа попочкою. Перл,
пред коем белый свет померк. 
Ах, попочка, моё веселье!
Придёшь домой и хряп в постелю.
А спишь, допрежь не закричит,
петух. Проснёшься, забренчит
в твоей голоушке все трубы.
Звучания, положим, грубы,
но сладостны. Ах, губы. Губы.
Парю я и встаю, как Бог.
О, наслаждения итог.
   
БАСНИ СТАРЫЕ (ПАПИНЫ) И НОВЫЕ
               
               "Вороне где то Бог послал кусочек сыра..."
                И. Крылов
    
НОЖНИЦЫ И ГОЛОВА

Однажды голова забредши в куаферню,
Скроивши мину вздорну,
Уселася пред зеркалом.  Ан, глядь,
Вкруг ножницы почали стрекотать:
Там обсекут, а там - пребольно дернут
Одну, другую, третью прядь...
То было мзда за головы стремленье
Кружиться мишкой на арене,
Да языком напраслину болтать,
И ножницы - ату ея шпынять!
Ахти ея!  За пустоговоренье!

Тебе клиент-читатель назиданье:
Умерь свое в цирюльне стрекотанье. 
Дай токмо ножницам вкруг прядей стрекотать.

ОДЕКОЛОН  И  ГРУША

Однажды груша мину похоронну,
Скорчив одеколону,
Сказала:  "Напрочь отравил!
Меня ты, пакостник облил!
А толку от тебя одно смерденье!
Лишь я одна клиенту освеженье.
Так воздух испустя и сим утратя пыл,
Обратно стала груша надуваться
Чтоб продолжать ругатьсяся.
Но мастер, видя груши нераденье,
Сорвал ея да кинул с омерзеньем!

Мораль сей басни, мыслю, такова:
Читатель, прежде рассчитай слова,
Нето за жалобы, жлобство и крики бойки
Окажешься в помойке.

ЗАД  И  КРЕСЛО

Однажды зад, усевшись в кресло,
Шепнул ему: - Мне тесно!
Не дашь ли большего простору мне? -
Запахло тут приличным не вполне...
Услышал носом мастер этот шопот
И зачал с яростью по заду шлепать! 
Мораль: придёшь, так кресло не учи!
В других местах, пожалуйста, шепчи.

ПОПА

Сидела попа на суку
и тужилась. Лисица
подкралась с мыслью: - Допеку!
Кусну за ягодицы! - 
И приготовилась к броску. 
Но попа? Выдавив газок,
весь лес угрюмо отравила.
Скосив пытлитвенький глазок,
полюбовалося. Лисица? Раз и точно в срок
лишилась сил. И трах - почила!
Вот, братцы, деушки. Итог?

Подумайте побольше, чем начать.
Нет ли возможности до смерти завонять?

КОТ

Допрежь всего, скажу вам: кот
сожрал дотоль ужасно много.
Доделывал он антрекот,
когда хозяин хвать срамного   
по попе! Всласть излупцевал 
кота, коварного плутишку.
А котик, хоть большой бахвал,
рыдал вотще. Он бил котишку,
так, что забил его в смертишку.

Доколи жрать тебе дают, 
жри! Все перед тобой падут!               

ЯГНЁНОЧЕК

Ягнёночек водичку пьёт из речки.
Но Волк, оскалив зубы - цоп!
Сожрал! Дотоль он слорал две овечки!
Он кушал всех. Как бы Эзоп
кусал в отчаяньи. Докука.   
Клял горькую свою судьбу.
Судьбу раба. Да, ведьму! Суку,
которая к нему груба.

Пиит! Забудь ты о ягнёнке!
Эзопа в зад! Ходи в дублёнке!

ДВА ДРУГА

Два друга истину, сердечно возлюбя,
хвалили кажинный себя.
И дружба врозь. Такая штука.
Один другому, словно бука,
говаривал: - Ты, гадкий! Отойди!
Ты, лучше бы, себя побди! -
Тот, первый, взял и треснул по затылку,
чтоб помнил он, второй, позорную ухмылку.
Так и закончилась та дружба на всегда.
Потом они, через года,
вдруг встретились. Что с ними было?
Поцеловались! Крепко! Вновь
и возродилась та любовь,
что с ними, ранними, забылась.

Так, други вы мои. Попомните же это!
И тяпнете бутолочку дуэтом!
Чтоб не жалеть про прошлые года.
Поехали! Ну, с Богом, господа!
 
ДЕУШКИ

Две деушки поспорили о том,
которую из них наш Вовик трахнет?
Одна отделалась бинтом
на голове. Другой пришлось ужасней.
Всю руку надо замотать
и ради этого, повздорив,
они тузили в душу - мать! -
Обои лапочки безбожно пришпандорив!
 
Окститесь! Милыя! Ведь хватит всем!
Шасть на бульвар! Сплошной гарем! 

СПОР

Однажды в речь вошёл без толку.
Такие выдались дела.
Поспорили: кто больше на козла               
похож? Он хвать двухстволку
и наведя на горло мне,
грозиться вдарить. Вот, проказник!
Я закричал: - Побойся! Прздник! -
А глазки - в белой белизне!
Я вырвал грозное ружьё.
Он плакал и отчаянье пропало.

Чтоб вам судьба не приклепала,
всё-всё пустейшее враньё.
Но если к вам пожалует жульё,
то вмажьте с одного запала!

ЗЕРКАЛО 

Балбес увидел образ свой
во зеркале и к Мише обратился:
- Глядь! Что за морда там? О, Боже мой! -
И дальше клясть её пустился.
А Миша всласть захохотал.
- Да, ты гляди, Балбес. Да это ж ты. Ей, Богу.
Ползи в свою бульдожнину берлогу.
Вот твой дурацкий капитал! -

Балбес унылым предался мечтам.
Не беспокойтесь вы. Мы скоро будем там.

ИСТОРИЯ   

История одна случилась.
За нею всё поволочилось.
Друг раз пошёл в дурацки рассуженья:
- Я, право же, по пробужденью,   
тебя всё вспомню. Друг ты мой.
А нынешней прельстительной весной
тебя ищу. О, где же ты? Соколик?
Доколь без друга буду я?
Мы, право же, с тобой друзья. 
Ты дорог мне до тяжких колик. -
И, повернувши свой большущий рот,
втянул он друга! Быстро скушал!
А человек, который слушал,
вкусил свой вкусный бутерброд.
 
Вот пришло к нему питанье.
Окстись. Вот вам и воспитанье.

ДВОЕ

Два друга за стихи хваля
друг дружку, 
тихонько превратились в побирушку   
грядущей Славы. Розочки деля.   
А слава то, преступная, об них
давно и широко общеизвестна: 
они для Света дрянь, совсем неинтресны.
Хоть пыжаться. Плевать одних 
всё тянет. А другие люди
чураются поближе подойти.
Они же на большом пути,
как свежий кал на сладком блюде.

Пора и нам, сиятельно блеснуть,
их мордами в дерьмо макнуть! 
___________________________________    

ЕВРЕЙ И ДЕУШКА

Для чего в попе вырос цветочек?
Для того, чтобы майский привет
донести до тебя, ангелочек,
ибо выхода больше и нет.
Нюхай. Праздничная и нагая.         
Всю мордашку свою утопи!
Золотистая ты в пенье мая!
Ты от страсти моей завопи!
Что соседи мои? Дрянь и только.
Пусть колотят мне в дверь, как скоты.
Три кита - ни единою долькой
ты не дашься им. Только лишь ты! 
Воспаришь над Землёй в эмпиреи.
Мы в блаженсве с тобой уплывём.
Идеальному делать еврею
счастье наше. О, цыпа! Живём!

МУРКИНСКИЕ ДРОЛЕЧКИ

ДРОЛЕЧКИ 

Ах вы дролечки мои!
Полюбил порядочно.
Налетели как рои -
противозачаточно.
Я имел их всю то жизнь.
Был женатым дважды.
Дело то простое - вынь 
и засунь у зада!
Да ведь мало мне и вот
я пускался, очень,
в тихий, но залётный ввод,
а вовсе непорочный. 
Дролечки мои, как рой
все меня любили!
Вспоминаю я порой,
все мои то были...
 
КРИКИ 

Крики дролечек моих,
вот какая штука,
перебудят дорогих
всех соседей. Стука
в дверь мою. Бежать? Бежать!
Надо бы потише.
А им хочеться кричать!
На моём престиже 
отражается в урон.
Я молю их, дролей
хоть бы тише, на микрон!
Не меняют ролей.
Я плюю на них, козлов, 
дорогих соседей.
Неча тут среди балов
место ль для трагедий? 
Ну их к чёрту! Мы в любви! 
Нам прекрасно! Что же?
Миги счастия лови!
Проникай до дрожи! 

ПОТОМ

Дролечка моя. Потом.
Ты, мой друг, наплачешья.
Будешь ты рыдать альтом.
А сейчас? Артачишься?
Я прошу тебя, уйти.
Ты не слышишь, милая?
Слёзки, словно конфети,
прут со страшной силою. 
Ты прекрасна, как всегда.
Голая! Грудастая!
Но рыдаешь. Я чудак.
Погоди, бровастая.               
Разлюбил тебя. Как дождь
средь пустыни Гоби.
- Вид твой, правда, так хорош.
Мне же, англофобу,
впрочем, больше подошло
красоты небесной.
Кышь отсюда! Я, зело,
зиждусь по над бездной! -   
Дроля бысто собралась.
Вмиг она слиняла.
Классно, что убереглась
и не навоняла.
   
ДРОЛИ ЕСНИНА

"Много девушек я перещупал.
Много женщин в углах зажимал."
Я же носом не нюхал, не хлюпал,
а с красавиц, что надо сниимал.
А Есенин? Великий учитель.
Что до дролечек? Просто отец!
Он прекраснейший разоблачитель.
Он устроил им явный капец.
Хорошо бы мне, Муркину, быть бы
вроде нашего злого отца.
Я б тогда дал бы жару! Спасибо!
Вот. Есенин. Лицо игреца.
____________________________ 

РАЗГОВОРЫ

- Холодает в Рашке то?
- Что Вы? Всё прекрасно.
- Мне от Рашки ацетон.
Она всем контрастна. 
- А красоты? А закат?
В чистом синем небе?
- Я, пардон, не адвокат.
Муркин - чистый лебедь. 
- Лайкаете Вы себя.
Разве Вам не стыдо?
- Нет. Ни капельки. Дубья?
Стыд бактерициден. 
- Фото Вы пришлите мне 
с этажа шестнадцать.
- А Нью Йорк то в глубине. 
Далеко забацать. 
Приезжайте Вы сюда. 
- Тут дороги нету.
Взад взглянуть. Вот и беда.
Всё то за монету.   
- Вас все критикуют здесь.
- Что могу я сделать?               
Скажешь слово. Почудись.
Люди у предела.
- И никто не знает Вас.
- Я взрвной! Опасный!
Был бы я грузин, абхаз:      
кокнуть! Было б ясно. -
Потрепались мы вполне.
Спать в такую пору.
Толку меньше в болтовне,
чем от разговора.

ОТХОДНАЯ ВИКТОРУ ТОПАЛЕРУ

Для чего вы живёте, Топалер?
И зачем вам телеэкран?
Были б вы, скажем, шишка? Иль Малер?   
На башке бы носили тюрбан! 
Говорили бы важные штуки.
Или какали. Как хорошо!
На лице бесполезные муки,
а в смотрелках гуляет гршок.
Человечество, Виктор Топалер, 
наплевало на вас на Земле.
Я бы слёзками всё бы здесь залил
в вашем хитром и крошечном зле.
Всё равно ваша жизнь гонит в попу.
А помрёте? Кто вспомнит о вас?
А Америка вместе с Европой
позабудут в могилке за час!

ПРОБЛЕМА

Иван Васильевич Четырнадцать
пошёл в прогулку по мосту.
Он торопился взять и вырваться
и думал: - Деревом врасту! -
Не тут то было. Ох, и ползала
под этим чёртовым мостом
вода. Всю грудь его наполнила, 
крутилась разом и глистом! 
Он в воду прыгнул и потом она
накрыла разом, с головой.
Да, граждане, проплыл до дна,    
все козни в мочеполовой
системе! Граждане, она
никем, пардон, не учтена!

ИЗВИНЯГА 

Ты пукнула, когда я говорил с тобой!
Малюточка, скопившиеся газы
в твоей душе (пук!) обрели покой.
Я звезданул тебя по глазу!
И плюнувши, пошёл домой.
А дома я тогда подумал:
- За что я стукнул? О, беда!
Я стукнул. А она млада!
Быть вольным, право, вольнодумом, 
нехорошо. Ну, пукай же, прелестная, при мне!
Ведь всё равно нам жить в говне...

БУДУЩАЯ КОНЧИНА МУРКИНА 

Проклятая! Вонючая! 
О, смертушка моя.
Ко мне приходишь, мучая,
причём же тута я?
- Причём? Да энто надо ведь!
Пожил. Давай же в срок.
Пришла к тебе тугая смерть.
Вот манит за порог.
Не хочешь? А пойдешь за ней?
Порвется жизни нить.
Испустишь дух. Да поскорей.
Чем можно сохранить
твои забавы и черты, 
весь облик черт, лица?
Давай же, поскорее ты, 
да-ламца-дрим-ца-ца!
Нет? Что ты, право, распустил?
Сотри же пот. За мной!      
Что ты? Тебе хватает сил?
Мы будем внеземной -
подземной, мы пойдём с тобой
по темноте дорогою.
Попрбуй, крошечный ты мой, 
а вечность я не трогаю.

ЧЕЛОВЕК ПРИЯТНЫЙ

Жил приятный человек
в городочке Жиздра, 
за один всего парсек
и доехать быстро. 
На автобус, два часа,
вот его квартира.
Комната и кухня. Вся?
Ну ещё с сортиром.
Вот встаёт он раз и нет!
Руки отвалились!      
Вот валяются! Балет!
А когда свалились? 
Пот со лба кап-кап течёт.
Утереть то нечем!
Этим самым поворот
мы то и отметим. 
Он в постель. Ужасный сон.
Он загоношился.               
Он увидел, ножек он
он во сне лишился!
Стал кричать он. Но его 
городок не слышит.
Вот какое волшбство 
про него чекрыжат.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Волга, матушка река, 
а течёт она века               
в половину Рашки.
А ты образ помнишь мой?
Над моею головой
КГБ бумажки.
Вот уж, точно я скажу
посмотри на ту баржу,
а того не видишь,
я когда то вьюношь был,
срок в стройбате отслужил,
в самом лучшем виде. 
Мы с товарищем вдвоем
выпьем и гулять пойдём.
После: - Есть! Так точно! -
Надоела нам та власть!
Клял её повсюду всласть
в северо-восточный 
край "товарищи" влекли
и мутилось всё в дали.
Я тогда отъехал.
Ручкой далям помахал.
Всё в России пропахал
и свалил со смехом.
Вывела меня судьба
по дороге, как арба.
Я поехал в Штаты.
Я в Нью Йорке всласть живу.
Эх, дружок, мы за братву
и за результаты
выпьем, станет хорошо.
В голове совсем свежо.
Жизнь, зачем волнуешь?               
Отвечает моя жизнь:
Ты печаль из сердца вынь,
душу разбинтуешь...

НАКОЛКИ

ЛЕНИН И СТАЛИН

На заднице выколот Сталин.
А Ленин стоит впереди.
Вот образ российских читален.
- Лукич! Что там слышно в груди? 
А Ленин не отвечает.
Лишь Сталин бубнит и бубнит.
Про смерть он сурово вещает
и попа прилежно горит!
Наколки для поколений.
Победная правда и долг.
Вперёд двигать нам по веленью
правительсва, чтобы был итог!
Нам брызгать победной слюною
на Западный Дьявольский Мир.
Мне, кажется, только больною, 
по правде, душевнобольною,
в нас зиждится этот ампир.

ТРАКТОР

Помню трактор. Поле. Птички.
Я увидел в ту пору,
как в нелепой косметичке,
когда я служил "добру".
Словом в армии советской.
Был армейский дурачёк.
Он пристал с мольбой мертвецкой
о наколке. Бодрячёк! 
И накольщик взялся. Трудно. 
Долго. На спине то и лепил!
Дурачёк же изумруной
тушью мастера просил. 
Два часа. Пошёл проведать
парень прямо в туалет.
Все поржали. Вот вам метод   
на спине про драндулет.
   
ЗЕРКАЛО

Было зеркало одно
прямо в нашей сральне.
Я стоял бревном-бревно,
как в исповедальне.
Что ж, солдатик, малый шкет.
Все ходили взглянуть
на торжественный макет,
а потом барану 
было явно тяжело. 
Били без пощады.
- Чмо болотное! - Всё зло
за чужие взгляды 
вымещали до больниц.
Хорошо ли? Худо!
Шмазь творили. Единиц
звали все: - Паскуда! -
Кончилось всё для меня.
Муркин жив. В Нью Йорке!
Ночь и далеко до дня.
Память лижет корки.
________________________

НОБЕЛЕВКА

Я нобелевки не дождусь.
На что мне, право, нобиль?
Поэты выступят: - Дедусь.
Уж лучше б дали шнобиль! 
Поэты. Деушки. Я вам
Сложу большую дулю.
Отправлюсь в собственный вигвам
на собственных ходулях. 
В вигваме этом напишу.
Стихи не прочитают.
Зачем читать такую вшу?
Ибез меня всё знают. 
А мне, по провде, наплевать.
Пора идти в дорогу.
Пойду я в Бога, душу, мать,
всё ближе до порога.
Порог я скромно перейду.
Вот Бог передо мною.
Я перед Ним! Не упаду
той жизненой зимою.   

ПЕРДУНОВ   

ВАНЮША ПЕРДУНОВ

Ванюша истиный мой друг.
Смотрите в дружбу нашу.
Мы с ним любили всех подруг
без всяких ералашей. 
На улице он привечал
гуляющую пару
подруг. Тащил на тот причал,
где мы вдвоём, задаром,
любили их. Я был в большой.
Он в малой комнатушке.
Любили их со всей душой!
А деушки, вертушки, 
хотели после сладких нег
винца "Кагор", конфеты.
Над улицей кружился снег.
Из неба эстафеты
мы принимали всякий раз.
Захочется. Так сразу!
Ах, времечко! Кумир для глаз!
Не то что щас для глаза. 
   
ВАНЮШКА ПЕРДУНОВ В ОЧКАХ

Ванюша мой носил очки.
Был он под шапкой рыжий.
Ходил на улицу. Грешки 
делил со мной, бесстыжий! 
Я благодарно принимал
его, пардон, подарки.
Я очень много выжимал
во имени сударки.
Сударки плакали подчас,
когда мы их бросали.
Ведь нам же оставляли часть   
грешков универсальных.
Он подходил и разговор
поехал вниз, как надо.
Он действовал, как шустрый вор,
вот и была награда.
Потом сидели мы вдвоём.
Со смехом вспоминали,
как мы разделались с бабьём
в любовном номинале.

ФАМЛИЯ ПЕРДУНОВ

Употреблять фамилию его
при дамах было невозможно.
Мы выдумали для него,
чтоб было длинно и несложно. 
Фамилию Вынь-Сунькин. Класс!
Он, прямо, загордился!
Блеснул его спокойных глаз.
Он весь разбередился.
И понеслась во всю то прыть
любовь. И вновь сближенье.
Он начал не любить, а рыть,
чтоб скинуть напряженье. 
Любовь? Была ль вообще она?
А что она была такое? 
Не знаю. Но была одна, 
что не оставила покоя.
 
КУРИЦА? ЯЙЦО?

Вынь-Сунькин донимал меня
вопросами. Один важнейший.
Он говорил мне, что: - Брехня
буровить жизнь судьбы дальнейшей.   
Все эти басни. Вот яйцо.
И курица. Случилось чудо.
Какое у него лицо?
И далеко ль до абсолюта? -
Вопросами меня достал!
Я выгнал Ваньку вон из дома.
А он обиделся. Финал?
Оставил мне пакет кондомов!
_____________________________________

ОН. ОНА. ОНИ

ОН

Он смрадно добрый человек.
Собранье гнусных качеств.
Вы б поняли такого? Ввек
от всех его ловкачетв 
вы б удавились. Вот вам крест!
Летели бы вы пулей!
Никто бы вам тогда окрест
не ставил загогулин.
Он добр для виду. Он таков,
что прёт он против правил.
Он угождать со всех кнцов,
а сам то вам и вправил!
Вы даже не смогли понять,
что это с вами было?
О, люди, вам же обвинять
за глупость от подсыла. 

ОНА

Я помню, в Коктебеле мы
под южным жарким Солцем
и втретились. Тогда чумы
не знал я. Я, знакомцем, 
тем более, влюблённым был.   
Влюбился я в ту деву.
Но я напрасно дерзкий пыл
направил. Я запеву 
любви к ней долго был в тени. 
Она тогда любила.
Спала с другим. И в жизни дни
меня вот этим била. 
Москва. Зима. И я звоню
в Минск к ней по телфону.
Она приедет! Я возню
с ней отдал бы грифону!
Ну, мальчик был. Малютка. Сын
от знойного безумья.
Не я отец. Не тот аршин.
Сказалось то бездумье,
которое торчало в ней.
Уехала. Слав Богу!
Но больше этих ахиней
и не было. Всё сбоку. 
Узнал я штуку про неё.
Израилькой красотке
за всю её любовь. Враньё.
Досталась роль кокотки!
Да. Вот и опус для меня.
Я был женат два раза.
Но вот подобная фигня
сродни дикообразу.          
    
ОНИ

Они живут. Я рад. О, Боги!
Всегда бы было это так!
Но, посмотри, они убоги.
Я раскажу о них. Итак,
не понимают, что на Свете.
Живут бездарно в большинсве.
А я хожу за них в ответе.,
Я прав во этой то брехне.   
Воюют. Жадничают. Проку
не вижу. Неужели нет?
Неужто правда, что пороку
и вечной жажде до монет 
не будет в мире прекращенья?
О, Бог! Скажи ты мне!
Не слышит. Деньги. Больше денег
ловите в вашей беготне.
Но я плевать на это буду! 
Пусть не такой как вы. Но я
почту за злобные причуду
все ваши бзики бытия.
________________________

ЖЕНЩИНЫ

Женщины очень горластые!
Дамы крикливей мужчин!
Вот интернет. Они шастают
между других величин. 
Только захочешь, пожалуйте.
Тут они. Вот и пошло.
Они, конечно, разжалуют.
Мило. Крикливо. Тепло.
- Мы не такие. Особые.
Что вам. Разинули пасть. -
Верно идут. Твердолобые.
Знают, как лучше напасть. 
Славные. Добрые. Женщины.
Гав! Исключительно гав!
Очино скукой разнежены. 
А голосочек плюгав. 
Но он царит и, как водиться,
баб языкастых толпа!
Кто у них там верховодиться?
Женшина. Выше клопа! 
А, посмотрели бы в зеркало.
Ой ли. Да всё ль хорошо?
Всё то она исковеркала.
Мало? Давайте. Ещё.

ТОВАРИЩИ ПО ПАРТИИ

Ленин вождь партийных вшей!
Джугашвили б грабил банки.
Троцкий, он для барышей.
Торговал бы. Чем? Баранки.
Фунт бы стоил пять грошей.
Яков (Ешуа) Свердлов, 
он печатал бы газетки
(ах, зачем я столько слов) 
был бы он в плену гризетки.
Сколько же пробило голов!
Выстрел! Сколько же погибло!
Если б Ленин был не вождь
я давно-двно осип бы.
Ленин дьявола прохвост!
Да-с! Огромного калибра.
Он, Ульянов! Был бы "хвост"
у полиции. В участок
шёл бы меж других мелюзг.
Он сличал бы отпечаток
и молчал бы, как молюск. 
Гитлер был бы... А зачем
я вам всё живописую?
Вы, поймите, только чем
и пошлите счас же к х-ю.
Вот вам правда, суть дилемм. 

ДУМАНЬЕ

Так когда же в голову мне придёт поэзия?   
В голову приходит разная фигня.
Я, пардон, читатели, явно не в претензии.
Только мне то кажется, что идёт долбня.
Эх ты, а залезут мне пянка с раздеванием?
Деушки прелестницы? Деушки гурьбой? 
И одна изящная и без одяния?
С очень оттопыреной страстною губой. 
Встал, пардон, и выблевал то что выпил тамочки.
И гляжу, да правда ли? Этот дом не мой.
Вижу, спит галубушка. Голенькая дамочка.
Посмотрел на часики. Вижу час восьмой. 
Как бы объяснить всё вам? Утречко почувствовал.
Бац! Я к знойной деушке. Раз - и понеслось!
А потом я, правда ведь, ей же посочувтвовал.
Я любил без жалости. Я любил, как лось!
А когда закончил всё, я тогда оправился.               
Деушка отпала вся. Деушка уж там!
Мне такой расклад, мой Бог! Сразу не понравился.          
Бросил её, знойную. Вознесся к вратам.
А врата то Райские! Для меня открылися.
Дальше было Божие. Я вам не скажу.
Ангелы Господние надо мной кружилися.
Иногда я слушаю, так, для куражу.               

МОИ ТОВАРИЩИ

Всё товарищи мои
по стишкам - помойки!
Все они ведут бои. 
Пишут всё на двойки.
Грицман. Очень древний кент.
Пишет. Издаётся.
Почитаешь. Элемент!
Всё фигнёй даётся.
А Машинская? Ау!
Глухо. Нет. Не слышит.
Вывел я тогда юлу
в том громадный. Дышит.
И печатает журнал.
Знает своё дело.
Я, по правде, не читал.
Глупость жён-отдела. 
Вовчик. Гнусный Гандельшлёп!
Я поиздевался,
над скотнкою взахлёб,
всласть побесновался.
Дура дурой Лиля Панн.
Пишет недоумкам.
А связался с ней - пропал!
Дёрнул переулком.
Всё про всех. Забыл кого?
Дураков порядком.
Право слово, большинство!
Бегают, козлятки!

СОН

Проспал два часа. Проснулся. Опять заснул. Вдруг проснулся. Опять заснул. Вдруг прснулся. Лучше не спать. Не буду спать. Всё равно прснусь. Не бу... хр... хр... хр... Проспал два часа... проснулся... Не бу... хр... хр... хр... За-а-а-а-с-ну-у-у-л-л-л...

МУРКИНИАНА

ПРОЗА О МУРКИНЕ

ПО УТРУ

«О, злая маруха» - пол строчки поэта, которые пробудили меня. Почему она - маруха злая! Решительно не понимаю. Если Господь заблокировал ей это причинное место, то мы - человечесво - разблокируем его к чертям собачьим! Место то лучшее на всём белом свете! Тут уж ничего не попишешь. Сама природа-матушка диктует нам, кавалерам, предназначенную для этого роль. Брать или не брать? Разумеется - брать! Только брать с душой, с пониманием её, цыпеньки ненаглядной, и дать ей конфетку сладкую, миллион денежек, всё, что будет у тебя под рукой, только дай ей - дай и всё тут. Место то - дорога душа... Место из которого вылезают деушки в крошечном малюсеньком состоянии и плачут-плачут!!! Место из которого вылезают ребёнки-мальчики, которые ревут как, простите, крошечные, надо сказать, деушки. Дилема! О! Попа!!! Совершенсво её округлости, форм, её важнейшие функции не вызывают сомнений. Любуешься на неё на улице, дома, на работе и, главное, в уборной, где она даёт человеку облегчение, выделяя кал и главное запах - запах, по правде говоря, неприятный. Но что поделаешь. Надо так надо... Нчего не попишешь. Задницы в России лучше чем у кого нибудь. Песнь, а не зад! Человек сначала разглядывает зады, потом головы. Головы играют второстепенную роль. Могут солгать, напридумывать чего-нибудь, а зад никогда! Зад делает как надо.
Комната моя была пуста. Его, Олимпм Олимпыча не было. Встал он раньше меня. Видно, что пил кофе, собирался и ушёл. Он оставил мне толстую тетрадь, в которую я погрузился. В ней были его стихи, биография, проза. Всё это я предоставляю вам мои читатели. Да поможет мне Бог!
Биография его поучительна. Родился он на помойке в городе Москве, Малый Каретный дом пятый. Родилсяв чиле пятерых котят от мамы Мурка Муркина, которая была дочкой Олимпиады Ахметовной Маркин, в девичестве Трапезунд - еврейки, которая сделала себе имя Муркина, опасаясь антисемитезма в СССР-е, хотя за это и не убивали в то время, но... очень не любили евреев за то, что, дескать, «умные очень». Братьев - одного кота и сестер - трое штук, утопили, а его оставили, чтобы мелюзга пузатая играла с ним.
Он родился на свет будучи котом по виду, человеком - по своему верховному представлению. Ну пусть он ловил мыше, муркал и мяукал, но был одним из нас. И тут спуску не давал. В возрасте около трёх лет он понял, что должен стать поэтом. К тому же возрасту относятся его слабые строфы, но не лишённые своеобразной окраски и своебычности. Щёлкая хрустики он размышлял о чарующей поэзии, которая захватила его полностью. Он мечтал удрать из Советского Союза в Америку. Там ему были по душе деушки и сам он. Страна дивных возможностей! А здесь - лови мышей и «думай понемногу» как сказал один еврейский-русский-американский поэт. Нобелевка ему не помешала. Кому-ж может помешать мильён долларов! Слава по всему свету, включая его «презренную родину!»
Отец родившегося поэта Марк Мелтонович Муркин умер. Попал под трамвай, когда шёл по улице с собутыльниками своими. Мир праху его и «волнительным мазурикам»... Из Жиздры они переехали в Москву вместе со своим хозяевами, которые устроились по лимиту подметать дворы московские. Он завязал с парикмахерсвом с неизъяснимыми муками, которые глушил за бутылкой, двигая лапами которые раньше были руками... Давняя история, поучительная даже сейчас, когда всё в Москве переменилось.
Дядя в Москве Шлемофон Ёрзл постарел. Теперь он не выстригает на собаках свой строки. Вознесенский почил. Стишки его никто не помнит. Опера его живёт, остальное кануло в лету. Опера хотя бы осталась, благодаря театру Ленинского Комсомола. Не было бы этого театра - тогда кранты...
Он унаследовал от своего отца страсть к оперете. Ходил ( sik!) на всё! Дома, на Малом Каретном, он выделывал упоительные па после потрясших его представлений. Он попытался поступить в театральное училище имени Щукина, но... его не приняли! Сочли его за кота и выгнали щёткой за дверь! Он затаил тайную обиду на не принявшую его комиссию. Ночами он истреблял мышей и с кровавым ртом возвращался к себе под диван, где досыпал страшную для мышей ночь. Зловредное шипение зоилов отравило его поэтичное дарование. Он обегал все редакции журналов от «Нового Мира» до «Скотоводтва» и «Рыболовства». Везде над ним смеялись. Его стихи и поэмы принимали за... кошачье мурканье... Он послал всё-всё в родной стране и ел, и ел свои родные хрустики, думая про себя:
- Они поплатятся за это!
Он в порыве отчаяния совершил кражу банок с минтаевой икрой. Был пойман милицией. Получил по заслугам три полных года на «зоне». Там он поработал парикмахером. Стриг наголо новых зэков, стриг старых, которые получили свои срока за убийство, а это лет 15 - 20 на зоне вблизи Колымы, где он отбывал срок. Ничего не напоминает? Покойный папаша пошёл по прямому пути. Сынок, ничтоже сумняшеся, тоже.
Он освободился, вернулся домой. Мир литературный был закрыт для него. Катарсис наступил на него. Понятие «заграница» стало его преследовать. Он создаёт книгу «Мяу!», в которой пишет обо всём, что случилось с ним на ту пору. «Из О. Муркина выработался опытный лирик-полифонист философско-экстатически-гражданского пафоса.» Так я читаю незабвенные строки его папеньки, то есть то, что писали о нём на заре его гения. Поэт Муркин: «выковал собственный, зычный поэтический голос. Он называет ту поэтическую линию, в которую выстраивает озарения трансцендентально-парикмахерской... где первое определение этого филологического диода выглядит как обширная залысина опыта, а второе - как игривая юношеская кудряшка» писала замечательная Гела Трапезунд о его папеньке. Эти же слова должно отнести к сыночку-Муркину.
Коснёмся новой полновесной мысли этого автора, мысли о заде. Зад выступает на переднее место в этом взгляде на мир. Дети! Не читайте дальше! Умоляю вас об этом! Зад, телевизор, корма, шептало, дыра пердильная, попа, задница, жопа, багажник, шахта, станок, бампер, ягодицы (ягодку тут слышу), булки, темницы, очко, топка, раком встать и... до..., шлюз, экватор, задворки, буфер, задок (ха-ха-ха), задник, томат, седалище, сопло, попочка, курдюк, шоколадница (хотя гнусно), гузка, шумовка (хи-хи), хлеборезка, срака (как можно так выражаться решительно не понимаю!), жопка, гузно, пердимокль (особое словечко), пердильник, афедрон (из греческого? Весь мир ходит и облегчается), тухес - наше, еврейское, жопень, хезало, срака с уменьшительными вроде срачки, срандель, попец, попунчик (ласково то как! Любо-дорого смотреть и щупать милую жопенцию), ёмкость с пастой (инженерная мысль), задняя дверь с кучей вариантов, вонялка-лище, жопулька (у-тю-тю), жопарожец (геогрыфы, вы начеку?), педачокс, два полушария - наблюдение классное, выхлопная труба (поехали!), месо ниже спины, место откуда ноги растут (мысль медосправедливая), филейная часть, мадам сижу, дристалище (фу-у-у... но как справедливо!), же, пердак (пукнул и готово), серево, шхера, хезальник, пятая точка, и наконец мягкое место. Нарыл в интернете. Сравните с головой и вы окажетесь далеко-далеко позади, а позади тоже с намёком на то что я выписывал для вас.
Олимп Муркин, житель Америки, ввряю вас в круг его стихов, прозы, мыслей.
   
ВЕЧЕР 

Вот и вечер. Тут стихи.
Слабость давняя. Грехи
стаскивал я в кучу.
Стало всё взамен меня.   
Жизнь моя и вся херня,
так-то будет скучно.
Мне и тысячам других
значит надо делать стих
А какой получиться?
Надо думать и писать
в ёкарную Божью мать, 
словом точным мучаться. 

СНОВИДЕНИЯ

Не спиться Муркину всю ночь 
и Муркин думает упрямо:
кто может Мукину помочь?
Сюда! Ко мне! Скажите прямо,
иль приведите свою дочь!
Оставьте нас наедине,
а соми, раз, и уходите.
Вот, право, помогли бы мне,
а то вы без толку сидите.
Ну, так. Пожалуйста.Зане...

ЧАЁК   

А Муркин пьёт свой лучший в мире
чаёк и думает: - Зачем
в Божественном крутом эфире
есть уйма чёртовых систем?
Зачем так люди хочут обижаться?
Зачем так зляться на других людей?
Довольно, право, прибедняться,
для фантастических идей.
Да двинуть в жизнь. Тогда бы краше
стал бедный и порочный мир.
Я позвоню моей Наташе -
открыт я для любовных игр...

МОЯ НАТАША

Моя Наташа форм необычайных.
А грудь её? Сплошное мастертсво!
Я снял на улице случайно
её. Пришли. И стало во!
С тех пор и полюбили прятки.
Она, вся голая. Бежит
вдоль по квартире. Всё в порядке.
Ловлю её и всё дрожит
от наших шумных содроганий.
Она кричит, а я соплю.
Мы мрём от половых желаний,
которые я так люблю!
Мы пьём чаёк в поту от ласки
и обнимаемся в любви.
Ах, братцы, хвать её в салазки 
и дрючимся мы до крови... 

ПИСЬМО ОТ СЕБЯ 

Я Вам пишу, а нужно ль толку? 
Вы не устроили меня.
Я видел Вашу, чёрт, двустволку, 
которой Вы меня маня
тащили на постель скорее.
Я потащился. Щупал Вас.
Чего ж мне, Муркину, еврею,
хотелось бы? Я в этом ас!
Но Вы, напрасно, взвыли. Боже!
За что! Я только пострадал.
Я б выпрыгнул тогда из кожи, 
коли б я Вас получше знал.
Ну, всё. Я с Вами объяснился.
Не надо жалоб. Слёз. Любви.
От Вас то я оборанился.
Адью. Не надо! Не реви!

ПРОБУЖДЕНИЕ 

Я пробудился среди дня 
лишь потому, что неустано
секли родню и беспретанно
всё это мучало меня.
Я плакал, так сказать, во сне.
Секли их гнусно, подло, в попу! 
И вся несносная Европа
плевалась. Показалось мне, 
что их безбожно засекут.
Я крикнул, тут же пробудился.
Попил воды. Опорожнился.
Попал в остуду из остуд.
И снова в сон меня склонило.
Все плакали в родне навзрыд!
У всех на попах, непокрыт,
та впадина, в которой гнило 
внутри дерьмо. Но тут же мне
глаза, что стали закрываться,
предстало небо в желтизне.
Я начал плакать. Убиваться!
И сон вовсей величине
меня погрёб...
               
ГЕНИАЛЬНОСТЬ 

Кто в мире самый гениальный?
Конечно Муркин. "Сукин сын"
сказал наш Пушкин в век скандальный.
Один достигнул он вершин! 
В вершинах хлолодно доныне.
В вершинах всё идёт не так,
как надо. Что в такой вершине
вас мучит? Если век мудак!
О, право, честь моя и святость
всем прочим дурням не к лицу.
Они глядят в меня предвзято.
Что нужно даже подлецу? 
Чтоб опорочить. Что за рыла!
Таращутся в меня весь век.
Я, дурни, ангел златокрылый!
Прямой и честный человек!
Катиитесь все подальше в попу!
Но не мешайте мне нести
повсюду мысль мою и стопу,
ломаю ваши все культи.      

БЛУД МУРКИНА

Муркин вышел на прогулку
с дома, что на Фар Роквей.
Видит милую фигурку, 
страсть его среди любвей. 
Повстречались. Муркин хочет! 
Страсть его же не хотит
и над Муркиным хохочет.
Прямо так и говрит:
- Ты достал меня. Ужасный!
Прямо скажем, не хочу!
Дал бы мне платок атласный!
Шубку! Или епанчу!
Ты красив, но мне не нужен.
Я хочу быстрее в брак.
А то все мои подружки,
все с мужьми. Ты же мрак.
На меня всё время гонишь.
Ты, красавец, уходи. - 
Дал ей доллар. - Что ты стонешь?  -
Дома жутко наблудил.

МЕЧЕТЬ   

Я, Муркин, сплю и мне приснилось,
что не еврей я, а араб!
Во мне всё сразу изменилось.
Мгновенный вышел цап-царап!
Мечеть и люди то другие.
Повсюду от меня зады!
Большие. Жирные. Тугие.
И морды с гнусностью беды.      
Мне видеть и не приходилось, 
башками все упёрлись в пол.
От сна я разом пробудился.
Попил воды и спать пошёл.
Но вновь арабское приволье
меня засасывает в сон.
Я проклинаю слабоволье.
Арабов, мерзких до кальсон!

СОН МУРКИНА 

Сон начинается. Еврей                ...
опять воюет. Бравый Муркин   
араб! И он из главарей.
Сон этот до того абсурден,
что дикость. Сон для дикарей!
Да, распатроньте вы меня.
Он головы всё время режет!
Он ножиком, при свете дня,
у журналистов. Вот, понежась, 
раз. Крови брызготня!
Повсюду! В горло! Вот, потеха!
Араб воюет! Берегись!
И классная пошла утеха.
Огонь войны. Огонь, зажгись!
Но тут то и пришла помеха.
Я пробудился ото сна.
Я весь в поту. Какая ж галасть
араба роковая сладость,
его убийств величина!

МУРКИН У БОГА

Его убили! Прямо к Богу.
Доставлен мигом Муркин. Он
по жизни горестным итогом
всемерно в сердце поражён. 
Подходит он по каталогу
среди утраченых людей
к Всевышнему. Он смотрит. Мигом
Бог говрит ему: - Злодей!
Доволен ты своим блицкригом?
Ну, хорошо. Тогда балдей. -
И нет прощенья! Муркин с визгом,               
летит от Бога прямо в ад.
Не принимают! Активистам
положено лететь назад.
Ну, что ж, умерший Муркин. В Райском
саду тебе то вечно жить,
ходить в цветеньи вечно майском
и с ангелочками дружить. 

СУББОТА МУРКИНА 

В сущности суббота.
В голове метель.
Вижу я кого-то.
Говорю: - Откель?  -
Отвечает: - Чудо! - 
Хочет  соблазнить.
Я сказал: - Покуда. -
Я сказал что: - Прыть
надо бы оставить.
Это баловство!
Лучше сопоставить
Бога и того,
что ведёт к бесстыдтву!
Шашням! И тому,
что под опрокидвом
ищется. В дому, 
у моей красотки
предо мной кровать.
Бух! Любви чесотке
трудно угождать. -
Силушку умножив,
хвать меня за член!
Вдарил я! Из носа
кровь пошла в обмен...
Заиграла сила,
спрятанная внутрь   
и меня взбесило
до конечных нутр.
Что внутри наружу
рвётся из меня.
Так вот понарушил
встречу в свете дня. 

МУРКИНСКИЙ КОФЕ 

Я не выпил мой утрений кофе.
Я читаю. Читаю стихи.
Я торчу на вычурном слове.
Огорчаюсь от шелухи.
Муркин я. И я плачу, покуда.
Автор тронул меня за грудки!
Я б насыпал ему бы эскудо,
только нету. От каждой строки 
я как тучка на небе, всё больше
погружаюсь и только. Читать!
Жил бы я, предположим бы в Польше,
я бы денюжки мог загребать.
Я бы автора озолотил бы!
Только в Польше то я не живу.
Потому не живу, что мотивы
мне изветны. Посмотрим главу.
И поймём, что полезут ребенки.
Только выйду из дома, опять!
Нет. Не надо. Семья и пелёнки.
В США то получше бежать.
Я не выпил ещё мой утрений кофе...

ОЧЕРЕДНОЕ СНОВИДЕНИЕ МУРКИНА

Спит Муркин. Ему сниться,
что он за пять минут
тихонько превратился,
ну, в это!  Лег вздремнуть
и на тебе. Я - в бабу!
Преобразился весь!               
Да был бы я арабом! 
Меня уравновесь!
Еврея. Вот картина!
Нет! Да не может быть!
Я просто всй хребтиной
хотел бы всё забыть!               
С меня несёт маразмом! 
Самцом! Я подошёл   
ко зеркалу. Оргазмом!
Мужчины не нашёл!
Там женщина стояла.
Грудастая вполне.
Мужского не стояло!
- За что. Скажи Ты мне! -
Но Бог ополумел! 
Так Муркин порешил.
И Муркин взял да умер.
Ко Богу поспешил.
Но Бог, хоть был он занят
усройсвом личных дел,
призвал к себе Маланью.
Встревожил женотдел!
Хавронья появилась
и Муркина взяла.
Так Муркин превратлся
в простецкого хохла! 
Потом он вновь на Землю
спустился между ив.
Я Богу строго внемлю 
и потому я жив!

СЕЛЕНЬЕ ОПДАЦА 

В селельи Опдаца я оказался. 
Вокруг меня столпился люд.
Они хотели выяснить приказы,
которые я получал. Верблюд
смотрел. Он крепко думал   
и плюнул в сторону меня,
приняв предмет за вольнодума.
Он понял: - Всё вокруг возня. -
О том, что я явился с неба.
А небо? Это чистый бред!
Пойду жевать колючки. Хлебом
хоть назови их. Или нет? 
Колючки. Вот какое счастье!
А люди? Сранные везде.
Пусть разбираються.Удачей
бить надо дурней по балде. -
А я стоял пред этим сбродом,
который сильно тосковал
о воле. Вышел болшеротый
и руку мне поцеловал.
Пошёл и думал по дороге,
какой дурацкий тут народ!
Катился месяц златорогий,    
печальный среди всех природ.               

МУРКИНСКИЕ СЛЁЗКИ 

А Муркин плакал над отцом,
когда отец сошёл в могилу. 
Отец был славным беглецом.
Отец был Богу очень милым.
Но забрала его судьба
во гроб печальный! Он во гробе!
Зачем же жил он до гроба?
Не знал никто. По высшей пробе
он пал в кромешный слёзный Рай.
Плачь! Муркин! Плачь! А слёзки капать
на гудь твою в вороний грай.
Ох, папка! Богу надо сцапать? 

НЕДЕЛЯ МУРКИНА 

Неделя за неделей,
а годик то пройдёт
меж муки охладелой,
что движется вперёд. 
Вот, вот, то год за годом.
потом считай: - Привет! -
Торжественым уходом
он осиротит Свет. 
Ну, правда, новый будет,
но старое ушло.
Вот будущее, люди!
Греби годов весло...

МРКИНСКОЕ ВОСПОМИНАНИЕ

О. Муркин вспоминает:
- Когда я был котом,
я думал, доконает 
меня. Умру скотом!
А доконает мысля
о том, что человек,
живёт всю жизнь по смыслу.
Кантуется весь век.
Что-ж я? Олипмка Муркин?
Должон под лавкой жить?
Как самый мерзкий урка?
Погадить. Посмердить.
Ну, нет такой раскладки.
Я буду краше всех!
Мурчу я. Неполадки.    
Охота мне на брег
Атлантики. Поближе
к мечте. Я так хочу,
чтобы поэт в престиже.
Тут нюхаю мочу!
Я взял и превратился.
По улице пошёл.
Вдруг смехом угостился.
Я абсолютно гол!
Смеялись две бабёнки.
Я скромно попросил,
чтоб дали мне юбчонку.
Теряя много сил
я к бабам прикадрился.
Попал я сразу к ним.
Тогда повеселился!
Ну, знаете, интим. 
Я тихо двинул в гору,
что вывело меня
в ту роквую пору
до нынешнего дня.
А счас, глядите, Муркин!
Извеснейший пиит!
А был тогда придурком.
А вспомнить, мерзость - стыд!
Что папа? Вечно папы
родиышие котят,
они не эскулапы,
котёнков не хотят!
Когда же стал я вровень
то стал я, как и он,
а я то был по крови,
по виду Аполлон!
Тут папка сразу понял
какая же стезя.
Он всё то рассупонил
и вытянул ферзя! 

УТРО МУРКИНА 

По утру пташечки запели
и Муркин встал. Глядит в окно.
Там кто играет на свирели? 
Поудивлялся он. Давно
он слышал эти чудны звуки
в другой стране, в родном краю.
Бутылку взял в поэта руки:
- Попал! - И приступил к бритю.

РЕБЁНОК МУРКИНА

- Твоя буйна голова
не даёт покоя.
Ну, довольно баловства.
Что это такое?
Что ты хочешь от меня?
Что? Ребёнок будет!
Я скажу тебе, фигйня!
Деньги раздобудем.
Почему сейчас же "нет"?
Будет по желанью
моему. Ты мой брюнет.   
Муркин, вот страданью               
твему бы был конец.
Что? Ты, правда, хочешь?
Ну напрасно. Под венец!
Я? Ты захохочешь!
Ты противник всех венцов?
Знай да и пикай. - 
Муркин порснул беглецом.
Кушает клубнику...

МУРКИНСКИЙ АДЪЮЛЬТЕР

На письменном столе любовью занимались.
Она лежала подо мной
и груди мощные вздымались.
То было раннею весной.
Щас осень. Дождь. В окно не светит
благое Солнце. А, зачем
я обещался ей ответить?
Ответить нечем. Кое чем
я сделал жизнь её несносной.
Малыш мужает. Прямо в ней.
Гляжу назад побдоносно.
Я думаю, что ахиней
прибавить к жизни может мало.
Скорей от жизни мнет не скрасть.
Она же всё повынимала, 
томление, любовь и страсть.
Нет ей! Я покажу лишь дулю!
Поплачет. Парень подрастёт.
Я превращусь тогда в дедулю
и смерть меня взьмёт, сметёт. 

НОВАЯ МУРКИНСКАЯ НЕДЕЛЯ 

Ну, новая неделя.
Откуда ты пришла?
Ты, сука в самом деле?
Нас всех подождала.
А Муркину не надо.
Катись отсюда! Сбрызнь.
Вот и была б награда
и радость для Богинь. 
И счастие для Бога
доставила б ему.
Всё было бы итогом,
сейчас летит во тьму.
Проклятые затеи
на голову мою.
А мерзсть явно зреет
у мира на краю.
Откуда мусульманство?
Откудава позор
всемирный христиансву?
Все в попе с новых пор.
А я то, славный Муркин?
Я это не хочу!
Пусть разные придурки
хлебают здесь мочу.
Нет, этот мир порочен!
Встаёшь. В окно глядишь.
День прошлый раскурочен.
Ты небо бороздишь.
Зачем? Скажи же, Боже?
Ответа просто нет.
Он космосу предложен.
Летит в ряду планет. 

МАРИ ХУНА ПО МУРКИНУ

- Мари, Хуана любишь? - Да!
- И он влюблён в тебя не меньше.
Какая ты балдой-балда.
Смотри на жизнь свою бодреше.
И у него же борода,
в которую он приглашает
тебя. Иди же ты за ним.
Ты счстия, увы, не знаешь.
А счстие всего лишь дым,
в котором ты же заклинаешь
мгновений быстро не бежать.
Как хорошо в них погрузиться
и в мленье пылкое сгружать               
желание. Взлететь, как птица,
иль Джомолунгмой в Мире стать.
Спеши, Мари. Хуану надо
прижать тебя и полюбить.
Беги. Тебя под колонадой
он ждёт, чтоб сердце победить.
- Ну ладно. Так тому и быть.

СОН ОЛИМПА ОЛИМПИЕВИЧА МУРКИНА

Заснул и ночью вижу папу!
Я удивился. Как же так?
Он же отправлен по этапу
в ту сторону, где смерь и мрак.
А папа, кротко улыбаясь,
мне руку протянул свозь жуть.
Я через страх, с тоской смыкаясь,
тяну к нему. О, смерть! О, муть!
Вот, папка! Он смеётся. Милый!
Он начинает свой рассказ
про то, что вылез из могилы.
Пришёл ко мне. Вошёл в экстаз!
И папочка сказал: - Послушай.
Как умер я, кругом врачи.
Одна изящная хохлушка
уставилась на прик лучи.
Мне били по глазам пребльно.
Она схватила славный хер
и полоснула раз. Довольна.
И завернула в свой мохер.
А яркость лампы надо мною
сквозь веки неприятно жгла
и скальпель взвился белизною,
и опустился. Барахла 
в кишках достаточно. И вылез
оттуда зов. Потом в приют
Господний. В гробик положили.
Во мне же страсти вопиют!
Давай, Олимп, пойдём по бабам!
Ну, что ж ты? Бледность у тебя.
Аль по твоим, пардон, масштабам
я появился здесь скорбя? - 
Тут сон внезапно оборвался.
А папочка пропал и ночь,
в которой он обосновался,
прошла, исчезла с папкой прочь.
А как же прик. Он канул в лету.
Я приходил в себя весь день.
Очнулся к вечеру. Скелету
отца я понесу сирень...

МУРКИНСКИЙ РАССКАЗ О ДРУГЕ ВОВЕ

У меня был Вовик, друг.
Друг с абракадабрами.
Он любитель всех подруг,
только ходит с жабрами.
Родила его маман.
Видят жабры! Бог ты мой!
Думали про басурман   
и водичку. Он балдой
вырос и ходил в шарфе.
Деушек за раз цеплял.
Он посиживал в кафе.
Цоп! Тащил свой идеал.
Он с постельки только пить
выходил и сразу - шасть!
Деушки его вопить!
Он любился во всю масть!   
Только шарфик. Дорогой
не снимал он никогда.
Он дружил тогда со мной.
Нет его. Пришла беда!
Он заснул. Тогда она, 
деушка, стащила шарф!
Все узнали. Вот те на!
Сделал в голову пиф-паф!
А история про то,
что не надо, люди, вам,
а то будет вам "пальто"
из вонючих смертных драм.

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО МУРКИНА         

Я в кривоносую влюбился,
хотя я сам-то кривонос,
не долго думая долбился -
я повалил среди берёз 
и вставил член в её - голубку.
Раздался счастья томный крик.
Я видел как кусает губку               
пока вставлял я ей свой прик.
Ан, нет. Она дышала громко.
С рыданьем счастия крутым.
Задачка и головоломка,
но чувством понял я шестым,
где муки и блаженства кромка.

ОДУРЕНЬЕ МУРКИНА

Одуренье после сна.
Господи, я сразу 
выпиваю с бодуна.
Улица. Я газу. 
Подхожу к одной красе:
- Можно ль познакомиться? -
Отвечает: - Я как все.
Писька ж не надломиться. 
Я заснул в любви росе.
Просыпаюсь я опять
далеко за городом.
Я в карманы. Время пять. 
Денег нет. Не гордые.
В голову пришла кровать. Стулья. Что-со мною-то?
Не пойму. Всё мутится.
Дрянь я пил! И понято.
И плохое грузиться.               
Да за что жь всё отнято!
Вырвало. Пошёл домой.
Десять дней искал её
и нашёл. Я в час глухой
отметелил, а битьё
грех то самый грешный мой.   

ПОПА МУРКИНА

Заведи ты руку назад 
и пощупаешь попу.
Почему же не говорят 
о предмете особом?
Потому, что зад западло
поминать прилюдно.
Мне же не тяжело
говорить о чудном
уголке. Зачем
говорить о том, что нету?
Среди всех систем
принимайте эту.
Зад у всех на Земле людей 
дырка в попе,
вот вам довольно идей, 
мысль в раскопе.

МУРКИНСКАЯ ЧЕРЕПАХА

Был бы я черепахой, прожил лет двести,
а потом умер. Был бы хороший кайф!
Плавал по океану при зюйд-весте, 
жизнь проходила тихо, лучший блаженный life.
Но я родился у мамы, при посредсве папаши
мольчиком Муркиным. Что же я могу предпринять?
Только и остаётся деушки. Вот милашки!
С ними я позабудусь. Буду их услаждать!
И в ослажденьи счастья будем по крайней мере.
Только прижмусь к красотке, только коснуся уст,
тут же я сразу вспомню в зС-С-С-Ре,
я любил беззаветно, но не любил Союз!
Милые черепашки, что ж, плывите по морю.
Дальше по океану делайте мне кирдык!
Выпью я лучше водки и да поможет горю, 
с горем большая прблемма, а от неё недотык...
   
МУРКИНСКИЙ ДОЖДЬ   

Падать вниз? Совсем не страшо,   
потому что встретит смерть.
Так поднимем наши бражна
за бутылку. Что скорбеть!
Смерть то наша в тех могилах,
где не мы, но нас пожрут.
Всех хороших, чистых, милых, 
оказавшихся вот тут...
А скелетами и прочим: 
череп, позвоночный столб,
мы, по правде, приурочим
нашу совесть, взявши в толк.   
Так невинно прямо в руки
смерти мы и перейдём, 
так как нужно на поруки
взять нас и упасть дождём.
 
МУРКИНСКИЕ НАСЕКОМЫЕ

Жизнь насекомых коротка.
Им умирать когда то надо?
Они живут, но те срока
не могут счесть они наградой. 
Подходит смерть и им конец!
А чловек? На много дольше, 
пока не слышит бубенец
о смети. Он живёт побольше
раз в сорок? Не запомню я.
Но всё равно. Мне и неважно.
Но только смыслы бытия
по своему идут виражно.

ДЕБИЛЫ 

Ol Wright, bade! Fuck off!      
Под это я живу весь день.
Соседушка дурак. Суров.
Я слушаю всю дребедень,
которую из за стены
от дурня стоит услыхать,
поскольку нет такой блесны,
что б усмирить и не взбухать.
О, Боже! Помогай ему
на капельку хоть поумнеть! 
Умишка у него - к дерьму!
Орать от силы и глядеть!
Поиздевался я над ним,
теперь ложусь, пора поспать
средь этих холоднющих зим
приятно нервы укреплять.

ПРИК МУРКИНА

Он? Впрочем маленький такой.
Нет! Вырос! Он громадный!
Хоть двинь ему, пардон, доской 
по виду он надсадный.
А щёлочка, та мелочь. Раз! 
Раздалась непомерно! 
Под ними то сплошной матрас,
покоит планомеро
их, ищущих любовь. Любовь!
В Земном огромном шаре.
Ты зренье лучше приговь,
чтоб видеть, кто в угаре?
Что властвует всю жизнь людьми?
Одержит вновь победу.
И чувство ты тогда возьми,
дай счастье жизневеду!
Потом, так станет хорошо!
Понять, что их стремленье
любить без просыпу. Ещё! 
Покуда избавленье
не станет их большой мечтой,
исполненной, как надо.
Той взятой в жизни высотой.
Так гряньте канонаду
в честь человека - молодца,
который постарался. 
А черственький, пойми, бойца, 
он жизнь за счастьем крался.
Он исполин и он такой! 
Он вырос! Он громадный!
Хоть двинь ему ногой, киркой, 
стоит, как шпиль фасадный.

МУРКИНСКИЙ НАЧИЩЕННЫЙ ЗАД

Не надо задницу прочистиь.
Она сама чистюлей будет.
Она то выглядит лучистей,
а пукнет - счастья не добудет!
 
ОЛИМП МУРКИН ОБ ОДНОЙ КАРТИНЕ

Висела картина с распятым Христом
над постелью симпотного человека.
Но судьба его была глистом.
Хряпнулась. Он калека,
потому что его лицо
теперь не лицо, а рыло!
Непонятное собачье яйцо,
а что с носом было!
Морда сплошь! Погляди и плачь,
спящий под картиной.
Христос, Он большой палач,
карает без гильотины.

МУРКИН И БОКС

Руками по мордасам
воюют мужики,
и дело тут не в баксах.
Бравада! И с руки
слетает прямо в морду
чувствительный удар!
Какую взяли моду,
враз по зубам! То дар
от дикого безумья
крушить, пардон, лицо.
Ох, граждане, акулье!
А выпей-ка пивцо.
Пойди, сними же девку.
Тащи ее к себе.
Валяйся пятидневку,
в двухкомнатной избе.
И никогда, ни разу
не бей ты никого,
а то - синяк под глазом,
а это, брат, мерзко...

МАЛЬЧИК
Вот маленький мальчик бежит через сад,
в саду же все время мухи летят
и прсто в цветочки садятся,
и все то цветочки едятся.
Он, мальчик, подумал и стал их топтать!
Он истоптал их в детскую мать!
А мухи тот час улетели,
подобные черной метели.
В саду же, блаженно, розы цвели,
там много цветочков взошло из земли,
и разом цветочкам тем крышка,
поскольку столь мало умишка
у мальчика славного. О, глупая жуть,
когда и другие дети задуть
наш маленький чудный садочек,
и в попу пошёл ты, дружочек,
со веми  дурацкими бреднями
и уровнями последними.

ЧТО В ПОПЕ?

Попа, милая моя!
Лучшая игрушка!
От неё то до копья,
что стрелок из пушки,
растоянье крошка - ноль,
ну погршность в малом,
это звук, как си бемоль,
пукнешь - будешь алым!
Все начнут стыдить тебя,
сами много хуже.
Бздят при свете ночи, дня,
при жене, при муже.
Я скажу как на духу,
попка - это дело!
И кончайте чепуху
в нынешних пределах.

СТАРОСТЬ

Старость не радость -
гнусная гадость.
Всё ближе к смерти,
вы уж поверьте.
Смерть на готове.
Стоит вровень.
В смерти - низи.
Вблизи - взвизги.
Черти утащат.
Человек пропащий
свернётся в комочек,
рот на замочек.
__________________________
*Олимп Олимпыч Муркин лёг после написания этих стихов на постель и в пол часа с ним приключился апоплексический удар в голову. К утру он лежал хладным трупом. В руке он сжимал то, что... не будем об этом упоминать. Покойник пламенно заслужил это право.

СМЕРТЬ В АМЕРИКЕ

Смерть в Америке? Рехнулись?
Нету смерти в тех краях.
Вы, наверно, наебнулсь.
Где тут ваш природный страх?
Смерть в Америке для важных.
Телевизор - плюс - печать
среди всех побед пейзажных
надо людям отмечать
их уход. Страна во мраке.
Плачьте люди. Пробил час.
И какому-то зеваке
внятен плачь - прощальный глас. 
А другие люди, сразу,
чтобы ни было, и - бряк -
по высокому указу,
что-бы не было - мертвяк
попадает прямо в топку.
Вот и не было его.
Он выноситься за скобку.
Где он? Нету ничего.
Или съест его могила.
И, представьте, быстроты
будет вдоволь. Все - белила.
Смотришь - улицы чисты.
17 авг 2018