На обочине лежа,
все небо толкаю руками
в попытке взлететь,-
и руки - не руки уже,
а огромные крылья,
что запутались в вате,-
и неужто отныне
мне не летать?
Небо тяжелое,
давно отсыревшее,
как одеяло застиранное,
ставшее серым
и плохо просушенным.
И мне под ним душно,
как в тюремной постели.
Небо - надсмотрщик,
где грозное око
смотрит за мной,
чтобы я не взлетела.