ц и к л с т и х о т в о р е н и й
Наша Победа
Она рождалась в муках, в стонах смерти, -
И не было цены страшней и злей.
Пророчили коричневые черти,
что никогда не появиться ей…
К плечу солдата робко прикоснулась,
сказала: «Верь в меня, и сгинет страх!» -
Седая девочка, прекрасная, как Юность,
она являлась в самых лучших снах.
Когда ж и сил почти что не осталось,
качнулась стрелка жизни на весах!
Пришла Победа, мудрая, как Старость,
с улыбкою в исплаканных глазах…
А сердце сказало…
Ах, видно, ей сны эти снились недаром:
начала сошлись и концы…
Твердили соседки: «Не пара… Не пара…»
А сердце сказало: «Глупцы!»
Не помнило сердце ни часа, ни долга,
хоть как его ни упрекай…
Сердились подруги: «Недолго!.. Недолго!..»
А сердце сказало: «Пускай!»
Сгущало предчувствие чёрные тучи,
Грозила тоска: «Погублю!»
Пугала разлука: «Замучу! Замучу!»
А сердце сказало: «Люблю!..»
Предчувствие весны
Вот уж первые птицы запели,
время света – длинней и добрей.
Перестук начинают капели:
всё быстрее – быстрее - быстрей!..
А земля проявляется чёрным –
из неё скоро брызнет трава.
И снега в вечно белые горы
отступают, утратив права.
Воздух утренний нежен и гулок;
шапки сняв, распахнулись дома.
И обильно слезами сосулек
плачет перед уходом Зима…
-----------
Он грел её лицо в своих ладонях
и поцелуем губы раскрывал…
Он ничего не видел и не помнил,
лишь «Счастье есть!!!» отчаянно шептал
и «девочкою» звал… А ей – за сорок.
Давно седой налёт на волосах.
Он был любим и бесконечно дорог,
а время ускользало на часах.
И был тот срок, отпущенный судьбою,
как крошка в простыне: и мал, и зол…
И кто-то властный строгою рукою
к случайной встрече это чудо свёл.
Она ж не смела, слёзы вытирая,
ни уповать, ни верить, ни просить.
…Лишь постояла на ступеньках рая,
чтоб этот миг всегда в себе носить…
------------
…Ну где же он был так долго?
Она – где так долго была?..
Ведь, словно в сене иголка,
заветного часа ждала…
Чтоб он, этот стог разгребая,
её поскорее нашёл,
сказал бы:
- Так вот ты какая!
А я за тобою пришёл!..
-------------
…Пальцем у виска крутя,
посмотри ей вслед:
- Это ж надо, как дитя!
А ей – лет и лет!
Всё болтает о весне,
всё кого-то ждёт…
Всё живёт в каком-то сне.
Времечко ж идёт!
…А она – своё опять: «Ничего, дождусь.
Если научилась ждать, то не ошибусь!»
--------------
Я странен…
А не странен кто ж?
(А.С. Грибоедов)
Какие все мы, слава Богу, разные!
Всегда в потоках мыслей вихревых –
мы все, пока живые, в чём-то странные:
ведь странность – это качество живых…
--------------
Ровесница моя! Идут года…
Скажи: они хоть что-нибудь меняют,
Когда душа всё так же молода,
и сердце, словно в мае, замирает!
Скажи: ну разве было не вчера,
что мы плясали под хиты Антонова?
Потом – экзамены зубрили до утра
и без шпаргалок всё сдавали здорово!
И разве нашей молодости след
погас иль заблудился во Вселенной?
Какие даты?.. Цифр вовсе нет
на фоне нашей памяти нетленной!
Какие годы?.. Паспорт – это чушь.
Кто, кроме паспортистов, их читает?
У юных – нет такой закалки чувств
и той любви, что нас оберегает.
У юных – только юное лицо,
у нас же юность – это состоянье!
Пускай мы перешли в разряд «отцов»,
сильнее наших взоров обаянье.
И наших тел – прекраснее изгиб,
лишь надо только правильно увидеть.
Наш юный дух окреп, а не погиб,
и датами его нельзя обидеть!
Памяти Бориса Григорьевича Карпенко
Он жил как пел. А песня та – простая:
про землю нашу, что одна – навек…
И мы, как книгу, эту жизнь листаем
и говорим: «Какой был человек!»
Пройдя войну, он стал – директор школы.
Он верил в жизнь, он каждый миг ценил.
И здание для школьных новосёлов
своими он руками возводил.
Он вдохновлял село примером личным
и, не теряя золотых минут,
считал простым, естественным, обычным
свой неспокойный и нелёгкий труд.
Он был Учитель. И с заглавной буквы
его писать положено всегда.
Большое сердце, праведные руки,
ну, а душа – светла и молода!
Он не любил речей цветисто-пышных,
о подвигах с трибуны не вещал.
Спокойно, деловито и неслышно
свой каждый день он людям посвящал.
В служенье Родине своё он видел счастье
и никогда не отступал назад.
И, к Вечной Славе навсегда причастный,
жил, как Солдат, и умер, как Солдат…
Родившимся после войны
Как повезло им, как же повезло! –
уже земля зализывала раны,
и разнотравье снова проросло,
и постарели наши ветераны…
Как повезло им! – кончилась война,
когда рождались пацанята эти.
Над Родиной стояла тишина –
её прекрасней не было на свете.
Война сгубила братьев и отцов,
и вот – для жизни в мир пришли ребята!
Им повезло не знать войны в лицо,
лишь в школах изучать её по датам.
Им повезло. И нам, другим, - от них
досталось перенять везенье это.
Весь ужас павших – памятью живых
хранит в воронках старая планета…
-------------
Я унесу тебя с собой, мой город,
и тополиный пух, и лунный свет,
И каждый миг, что был мне в жизни дорог,
на этой – самой лучшей – из планет.
Я унесу весь мир с собой навечно
И буду там, за дальнею чертой,
я знаю, тосковать по-человечьи
за этой жизнью хрупкой золотой…
Запомни, сердце, всё, не разучившись;
Сумей, как раньше, верить и любить;
за щедрость – небу низко поклонившись,
что выпало такое счастье: жить…
Послушайте!..
Послушайте меня. Я – просто Смерть.
Я – гниль и тлен. Но всё же, - дайте слово!
В глаза сумейте правде посмотреть,
меня «убийцей» не зовите снова…
Я не палач! А Жизнь – моя сестра!
Мы с нею – дети матери-природы:
сначала – жизнь, потом – моя пора.
Из века в век мы провожаем годы…
…Была война. Страшнее всех других.
Я столько крови раньше не видала!..
Какие жертвы!.. Сколько молодых!.. –
запомнить даже всех не успевала!
А мне сказали: «Вот – твой урожай!
Ликуй же, Смерть!» Мне ж было всё – не в радость…
Хочу я уносить в свой тёмный край
лишь тех, кого давно коснулась Старость!
…Я так хотела каждого прибрать
И упокоить тихою могилой!
Чтоб, бережно приняв, Землица-мать
стыдливо дело Смерти довершила.
…Над лагерями – чёрным солнцем день,
в печах – чистилище предсмертной муки…
…Я плакала над трупами детей,
костлявые заламывая руки!
Ведь гнусной соучастницей какой
меня фашисты сделали до срока…
Я ж – вечное прощание, покой!
Я – тайный сон на берегу далёком!
Я – поводырь в другой, - но тоже – Мир…
Война!!! – вот кто предатель и убийца.
То был не мой – её кровавый пир;
вот с нею, люди, надо расплатиться!
Я поспешила рассчитаться с ней,
когда Победа заслонила Горе.
От имени замученных людей
Я в Нюрнбергском кричала приговоре!
Дрожащих, - тех паршивых упырей! –
я притащила к виселицам ловко.
И в первый раз просила я: «Скорей!!!»
Им всем – сама намылила верёвку!
Для них – я захотела жуткой быть;
Моих зрачков их жёг прицел зловещий…
О, люди! Постарайтесь не забыть:
Смерть тоже хочет жить по-человечьи!!!
Убейте, люди, Ненависть, Войну!
Цените счастье вдоха как награду!
Не ждите только лишь меня одну.
Любите Жизнь! Ну, а меня, - не надо…
-------------
От русской судьбы, по-славянски широкой,
из Псковской далёкой дали
меня в Украину на долгие сроки
дороги мои привели.
С младенческих лет – и делами, и песней –
меня Украина вела,
во всём – окружила заботой чудесной,
любовь мне и счастье дала.
Учила, лелеяла; с делом любимым
всю жизнь помогла мне связать;
дала мне терпение, волю и силу
всё то, что хотела, сказать.
Вот здесь родила я и дочку, и сына, -
моих белобрысых хохлят…
И пишут в анкетах они: «Украина»;
на мове родной говорят.
…Привычна любимая сердцем картина –
вот эти степные края.
Своей называет меня Украина –
приёмная мама моя…
-----------
Весна. Шестидесятые года.
Поблекли той войны далёкой тени…
Девчушкой малолетней, иногда
я забиралась к деду на колени.
К груди родной и ласковой прильну
и к тем плечам, что столько горя знали:
- Дедуня, расскажи мне про войну! –
и пальчиком я трогала медали.
Он, глубоко вздохнув, по голове,
бывало, проведёт рукой тяжёлой:
- Тебе, поверь, не нужен мой ответ.
То разговор, малышка, невесёлый…
И повторит: - Не знаю, что сказать.
И так уж слишком много мы слыхали.
Потом добавит: - Всё, что надо знать,
давно уже в газетах написали.
И лишь однажды, выпив сверх того,
он был своею памятью распорот:
Кричал: - Хочу не помнить ничего!!! –
и рвал тугой рубахи новый ворот.
- Снарядом парню голову снесло –
я видел сам!!! А тело – всё бежало…
Уж сколько лет и сколько зим прошло,
а сердце ненавидеть не устало!
Я убивал!!! – а в чём моя вина?!
Уж лучше мне вообще не видеть света!
Будь проклята, будь проклята война!!!
Когда мне перестанет сниться это?..
И хриплыми рыданьями прервав
свой монолог, слезами он напился…
И, пьяной головой на стол упав,
вдруг в обморок глубокий провалился.
Недвижного, втащили на кровать
его жена, и сын, и дочка с зятем:
- Не троньте. Как очнётся – будет спать.
Опять война кричит в моём солдате…
…Его давила памяти стена,
а мне – в наследство эту память дали…
«Что говорить? Уж кончилась война.
Давно про всё в газетах написали…»
-------------
Ты был – и сплыл. А был – всегда жесток.
Себя теперь я равнодушьем тешу…
Я простирну зарёванный платок,
на солнышко весёлое повешу!
Ты был – и сплыл за лёгкою водой.
А мне – семнадцать, мне всего семнадцать!..
…Я назвала тебя своей бедой –
я только лишь училась ошибаться…
Детство и фильмы о любви
…Поцелуй и плавный жест руки –
как она взмахнула на прощанье!..
Мы, на подражание легки,
бегали на первое «свиданье».
Словно героиня из кино,
надушила «Ландышем» записку
и слова «А вам – не всё равно?!»
я сказать старалась, как артистка.
Свой «секрет» - на ухо трём дворам,
и чужих «секретов» - ход раздольный…
Мы учились «от любви сгорать»,
чтобы, значит, было «сердцу больно».
С завистью глядели на «больших»,
первые желанья засекая…
…И не знали, что любовь у них –
горькая-прегорькая такая…
Метеорит
Ах, какие там были желанья! –
в тот далёкий густой звездопад!
Среди пьяного лета свиданье…
Это было лет сорок назад…
…А вчера – вышли вы на прогулку,
«Ну, загадывай! Вон же, летит!!!»
Но зевнул широко он и гулко:
- Не смеши. Это – метеорит.
--------------
Правда: я всегда – такая разная…
Видно, так уж Богом намечается.
Дай же мне любовь твою отпраздновать,
будь что будет. Пусть себе – случается.
Пусть сегодня – тихая и милая.
Завтра – вовсе нету настроения.
Ты же знаешь, видел: я ведь сильная.
Слёзы – это только на мгновение.
Песенная, яркая, сердечная,
в радости своей – суетно-шумная,
я немножко, в общем, сумасшедшая,
и при этом – навсегда разумная.
Что я плачу над сиренью белою
не поймёшь о чём… А, впрочем, - надо ли?..
Ты прими, что я такою сделана,
что светить тебе умею радугой.
И такая точно непонятная:
где же началась и где кончается?
Ты люби. Ведь солнце – тоже с пятнами,
но они тобой не замечаются.
Ты люби и верь, что счастьем ветреным
я влетела в форточку открытую.
Стану под твоё окошко деревом,
зашепчу тебе листвой умытою…
Ты люби, и брось ворчать и сетовать,
ты прости за годы и мгновения.
И ещё за то, что я из этого
сделала своё стихотворение.
Почтальон
…Ты знаешь, что такое почтальон?
Не говори, что он – разносчик писем!
Он – твой посланник, мой спаситель – он,
и каждый шаг воистину чудесен.
Идёт - трепещет сердце. Отчего?..
Издалека прослеживаю чётко,
и что сегодня в сумке у него,
угадываю сразу по походке.
Коль движется спокойно, не спеша,
и даже будто нехотя шагает, -
сникает, больно съёжившись, душа:
мне вечер ничего не обещает…
Я знаю тот его особый шаг –
весь радостного полон он значенья –
когда в запасе у него «пустяк»:
есть письмецо, от счастья извещенье!
Нет, не идёт он, а летит, скользя.
Почти что ангел, на часок сошедший!
…А мне сказали нынче, что нельзя
быть в ожиданье писем сумасшедшей…
-------------
Твёрдой жестокой рукою
пора по себе пройтись.
Что, говоришь, такое? –
это душевный стриптиз.
Надо ли, слушай? Надо ли?..
Что ж, если честно, - не знаю…
Может, кого-то обрадует,
что я такою бываю.
И, торжества не скрывающий,
скажет: «Такая как все!!!»
Надо ли, слушай; надо ли?..
Я ж не такая совсем.
В сердце – так много намешано,
но милосердны – уста…
Тем и святая, что грешная.
Тем и грешна, что свята.
-----
Сердце болит и душа беспокоится,
нету мне с Музой ни ночи, ни дня:
новая строчка то жжётся, то колется,
требует выхода, мучит меня!
Полунамёки, тире, восклицания…
Что между ними? – как хочешь, лови!
Строится, строится новое здание
счастья и горя, потерь и любви.
Вот: написала! И боль – отпустила.
Всё это – людям. Приняли б только…
…Спасибо, щедрая, что заходила!
Спасибо, что ушла ненадолго.
-------------
…Над головою – грозы,
тяжёлые тучи обид…
Смотрит в окно берёза,
листьями шелестит.
Тоненькая когда-то –
зрелая уж теперь,
мудрая и богатая.
Послушай её, поверь!
Она ведь нашепчет истину:
«Дожди любые – кончаются!»
Она пожалеет искренне;
смотри: кивает-качается.
То ль ветер ласкает ветреный,
то ли сама – колышется:
«А слёзы – как грозы летние,
потом – только легче дышится.
Жизнь полосатой сделана!» -
стучится в окошко ветками.
…Берёзонька, чудо белое!
Ты тоже – с чёрными метками…
--------------
День догорал, всё ближе вечер-ночь;
в трамвае – я, с бедой своею рядом…
И вдруг – вот этот голос: - Вам помочь?
Не плачьте; образуется! Не надо!..
Девчушка; лет – не больше двадцати,
в глаза мне смотрит ласково и прямо:
- А может быть, вам некуда идти?..
Ко мне идёмте, а?.. На смене – мама…
Я чаю вам согрею. Заварю
такого, что ещё вы не видали!
Простите… Может, много говорю…
А отвечать вам хочется едва ли…
Но вы поймите, я ведь – от души…
Поплачем с вами вместе о потере!..
Но, что бы ни случилось, - надо жить.
Так мама говорит, и я ей верю…
- Спасибо, нет. Не нужно. Я сама…
Спасибо, детка, - ей я улыбнулась. –
Всё как-то сразу… да ещё – зима…
Домой поеду; я почти вернулась.
Всё это – нервы. Завтра будет день,
а на свету – оно, конечно, легче…
. . . . . . . . . . . .
Храни тебя Господь, храни везде,
хороший, славный, добрый человечек!
Пусть и к тебе – когда придёт беда –
назло рутине, быту, круговерти
рука поддержки – как твоя тогда! –
протянется в порыве милосердья.
Пусть прозвучит спасением точь-в-точь,
Сто раз воздастся за добро – наградой,
такой же нужный голос: - Вам помочь?
Не плачьте. Образуется! Не надо…
-------------
Это было, действительно было:
я любила тебя, любила…
Был ты мой, действительно был;
хоть меня никогда не любил.
--------------
…А тебе я по-прежнему рада.
…Ты на том же живёшь этаже?..
…Это было давно и неправда.
Так давно, что неправда уже…
--------------
Мне стыдно оттого, что вам – ничуть…
Не замутнён ваш взор и не измучен.
И, как железный шкворень, прям ваш путь,
И в прямоте своей – благополучен.
Я не пойму: мне странно иль обидно?
Не ведаете, как (и не помочь!)
Слова простые: «Как же вам не стыдно?..»
Вдруг обеспечат болью на всю ночь.
--------------
…А ты живи. Живи, живи, живи,
Сколь милосердный Бог тебе отпустит.
Пусть призрак недолюбленной любви
Слетит тебе в ладони тихой грустью.
И пусть однажды, на исходе дня,
привидится в кровавой мгле заката
тот день, когда ты разлюбил меня…
А, впрочем, разве ты любил когда-то?..
---------------
За всё спасибо жизни и судьбе:
за слёзы, за надежды и разлуки.
За ветер, завывающий в трубе,
И за твои неласковые руки.
Что вот такой бывает нелюбовь –
Так на любовь предательски похожей.
И что, очнувшись от наивных снов,
осталась с полусодранною кожей.
----------------
Письменнику завжди болить життя…
Як власний біль для нього – ваше лихо.
Болить, і вже немає вороття
до іншого шляху, де спокій тихий.
Кричати, скільки голосу дано;
шукати, скільки вистачить терпіння.
Я – ваші очі: їм не все одно.
Ми всі – єдине боже сотворіння.
Мені болить життя; я це прийму,
і буду чесно, вірно працювати…
Бо слово – зброя, я її візьму
щоб вам – про вас, що треба, розказати.
Як лікар, знаю: рани вам роблю.
Так орють землю, щоб зійшло колосся!
Мені болить, бо я вас всіх люблю…
І хочу, щоб по-людськи вам жилося.
-----------------
И умирает осень за окном,
и с тонким звоном листья облетают…
И снова – зимних дней толстенный том
дожди и ветры медленно листают.
Скорей – в тепло. Опять в себя уйти.
Как много там – в себе, внутри! – завалов.
Искать ответы; может быть, найти…
И, может быть, суметь начать сначала…
…Чтобы весенней праздничной порой
цветною птицей выпорхнуть на солнце,
спеть жизни славу; не испортив роль,
беречь печаль – до осени! – на донце…
-------------
Плевать на всё на это!
Всё будет, как хочу.
Не веруя в приметы,
судьбу свою скручу.
И вмиг послушной станет
под мой упрямый взгляд,
корявыми местами
не влезет невпопад…
Чтоб снова захотелось
туда, туда, туда,
где, помнишь? – только смелость
смиряла города…
---------------
…А это – просто снова бабье лето,
последний вздох уставшего тепла.
Земля кокетливо полураздета
или полуодета догола…
Похожа на стареющую приму,
такую, что не хочет эту роль:
Джульетту? – не дают, всё это мимо…
Старуху Изергиль? – бери, изволь!
И страшен штрих косметики последней –
тональный крем зимы во рвах морщин…
Прощальный луч – ещё как будто летний –
обман для молодящихся мужчин.
Скорей – метели кружево на плечи:
прикрыть костлявых веток чертежи!
Темнеет рано. Значит, добрый вечер…
Всего лишь вечер!.. Что же, будем жить…
--------------
Мы уступаем сцену, как места,
когда трамвай дошёл до остановки.
Спектакль сыгран – опустел театр.
Прости-прощай – до новой постановки.
Придёт другой: и зритель, и актёр.
И с молодым взъерошенным задором
промолвят: «Всё, что было до сих пор,
давайте-ка оставим за забором.
Вот мы-то – точно ведаем, как жить.
А что – отцы? Они – не понимали.
Не жили, а барахтались во лжи.
А, впрочем, что они о жизни знали?..»
…И отыграют тоже свой урок,
и будет им казаться, что умеют…
Их пьеса – тоже кончится в свой срок,
и сцена – точно так же опустеет…
-------------
Соврать себе? – тут быть не надо смелою;
ты гонишь правду в дверь, она – в окно…
Смотрите – вся! – пушистая и белая…
А пух – поддельный, крошеный давно.
На перекрёстках, переходах маялась:
то красный свет, то жёлтый, - как во сне.
Зелёный – не ждала; а после – каялась:
что здесь – моё? А что – совсем не мне?..
Чужое не хотела брать, а дадено.
Своя ли под ногой теперь тропа?
Судьба моя, судьбинушка… О, гадина!
Прости меня, судьбинушка-судьба…
Каліка
Співав каліка на пероні,
співав про щастя і весну…
Співав, простягував долоні,
що покалічило в війну.
Співав, що серце жити хоче,
що будуть радісні роки…
Йому стидались глянуть в очі,
кидали в шапку мідяки.
Співав про волю і про долю,
і про дівчиноньку одну;
та кожна нота – сивим болем
співала гірко про війну…