Вендетта Бога. гл. -16 Месть Дьявола

    
После сказочного исчезновения возлюбленной своей Бонусвет был как сам себе не свой, если почти не чужой. Находясь в томном ожидании своей подруги он, как при её перевоплощении, смотрел на цвет, что стаял у окна и ждал её звонка. Она позвонила, но долго не говорила, лишь об скором явленье своем заявила. Отложив трубку, великий коммерсант размечтался и уже только заботой о встречи с ней занимался. Знакомый голос возлюбленной в трубке его взбудоражил вновь, и он больше ни о чем думать не мог. Чтобы отвлечься от своих переживаний включил видак. На огромном экране опять появились инопланетяне, которые кому-то, чем-то пытались угрожать. От этого внутреннее напряжение нарастало ещё больше, и он, выключил свет. Приказал занести свечи, с вином и чтоб их было не мало, живой огонь всегда радовал его душу. Он ждал чего-то важного и его предчувствие вселяло ему надежду на удачу. Смотря на зажженные свечи, любовался, как огонь от них, отражаясь, бегал по рукам, и особо переливался, голубым светом, на его святом перстень-кольце. Он полагал, что голубой свет, как голубая кровь, хороший знак, дающий ему надежду на её явление и долгую жизнь, и светлую новь.  Это она, своим светом, хочет дать знак, что появится перед ним, с желаньем и согласием на долгий брак, убеждал он себя, и похоже надеялся не зря.
   Она действительно появилось, неожиданно, как всегда, будто из пространства небытия.
Здравствуй! Здравствуй, дорогой, - обратилась Сказка к своему возлюбленному со своёю приветливой улыбкой.
- Ну вот, наконец, я тебя вижу вновь. Как я рад, - ответил он, и у него от радости задергалась бровь.
- Я тоже, – услышал в ответ. И тут же подхватил ее на руки, покружив, посадил в кресло, сообщая последние слухи. Она успокоила его и начала беседу, говоря ему без смеху, будто склоняла так к спеху.
- Можешь радоваться. Мы, кажется, своего добились и от основной проблемы освободились. Надо чтоб учредителем нового мира стад ты, а как пойдут дела пока лишь надежды одни. Будем считать, что этот вопрос, в основном решён, ведь договор по международной территории, согласован и всеми утвержден. Так что успех уже у тебя в кармане, и международное государство считай в яви, потому что уже и у всех в плане. Основные оппоненты устранены и конкуренты не видны.
Ее поклонник будто в благодарность встал перед ней на колени, но не от того что сообщение открывало ему желанные двери, а больше от того, что лишь любил её.
  -     Я полагаю, что ты своим делом, - говорил он, - оказываешь, услугу, но всё как будто бы не в этом, а другом. Может мне эта услуга и важна, но не она, а ты мне больше всего нужна. Больше всего я боюсь потерять тебя и в этом всё для меня. Даже самая большая власть на земле не сможет заменить радость, которую даришь ты мне, и эта радость, даже в малость, мне милее всего на земле, хоть на мгновенье и хоть где. Ты заменяешь мне, всех женщин мира и с потерей тебя, разорвется и душа моя, тогда и жизнь мне станет не мила. Мне без объятий твоих прости, лучше сгинуть в тартарары. Ну, пусть получу я власть, а с ней потеряю тебя и зачем мне тогда она. Запью с горя и все пропью. Я и сам у твоих ног эту власть положить готов, взамен на твою любовь.
Она обняла его и, опустившись также перед ним на колени, отвечала:
- О, сердечный ты мой человек, своей любовью ты навек и с успехом, заставляешь меня чувствовать настоящим человеком. Хоть я и мало человек, и создана Дьяволом только во грех, то это обстоятельство будто век, крутит моей судьбой, как волей злой, и лишь с тобой я живу добротой.  Потому за твою любовь готова на любую долю и благодарна за божью новь, что благородной мечтою волнует и твою и мою кровь. Пусть по задумке Дьявола власть, к которой я так долго толкала тебя, играя твоими чувствами, не шутя, по сути, не должна была бы принадлежать ни мне, ни тебе, а дарится повелителем другому в его игре. Нынче карты брошены к ногам и только нам. Теперь мы с тобой на этой земле божьи творцы, а не безумства игроки. Раньше для меня смерть ради моего господина тьмы, была отрада, а теперь я ей не рада, и живу лишь тебе во благо. Ныне мой господином только Бог и ты, и мы половинки одной души, да наверно и одной крови. Но осталась проблема одна и в ней успокоение не находит моя душа. Я уже не знаю, как, чем, где и когда разродится она. Чтобы действительно стать человеком я полюбить должна сама, но с обретением такого чувства в жизни боюсь дьявольского конца, учтена ли богом эта проблема моя, пока не знаю я, или это у всех смертных беда такая?
- Он не знал, что ей сказать и молчал, оголения её жизни начал не желал. Она ж продолжала сомнения излагать, будто свою судьбу пыталась разгадать.
- Когда ж изменениям подчинится плоть моя? Пока во мне ещё сильна кровь Дьявола, из Ада, и я будто на изломе и этому состоянию не рада. Когда ж, наконец, настигнет новой жизни отрада. Может сердце твоей любви жаждет венца? и плевать, что власть из Ада пугает приготовлением конца? Если ж не смогу от этого гнета освободится то, так и буду призраком всегда к крови стремиться, или исчезну навсегда. И когда твоей крови не хватит для возрождения меня, то это и будет моя судьба, как маслом картина грешного конца.
- Что мне нужно сделать, чтоб ты стала человеком и была только моей? – спросил, почти умоляя, ее он.
    - А ни чего, – услышал в ответ он чей-то голос со стороны. - Она никогда не будет твоей. - Я этого не допущу. Я её породил, я её и убью, когда и где, и как захочу. Ее жизнь в моих руках и не поможет бог в небесах.
    Вслед прозвучавшему, откуда ни возьмись голосу, неожиданно появился неизвестный мужчина. Из шляпы на его голове выступали рожки, говоря все о себе. Он разжал кулак, и показал ее сердце
   - Вот оно её сердце. Видишь, какое оно беспомощное. Хлопну второй ладошкой, и только мокрое пятно останется. То же сердце, что появилось у неё от божьего молока в груди не даст ей нужной страсти, ни жизни, ни любви, это я тебе говорю, пойми.            
  -  Дьявол, воистину Дьявол и как бог не тлен, - произнес возлюбленный Сказки, поднимаясь с колен. – Я хоть и уступил тебе душу в свое время, но эту женщину уступать тебе не собираюсь. Мы твою идею осуществили и над всеми правителями мира подшутили. Даже возможно и божьей идее не изменили. – ответил Бонусвет
   - Вы мою идею возможно и воплотили, но на только на половину и явили в основном божьей идеи картину. Вернуть ей сердце не могу. Да и откровенно говоря, отпускать не хочу. Хотя, если было бы за что, уступил бы власть на жизнь её. Какой выкуп дашь? Можно было бы развернуть кураж. Ты ей говорил жизни своей не жалко. Вот и отдай жизнь, если это тебе не ужасно и не страшно.
- Хорошо, возьми, если сможешь, а не сможешь, я возьму твою, и грош не дам за такую душу.
- Ты что, мне дуэль предлагаешь? Да ещё и угрожаешь. Вот так ответ.
- А почему бы нет?
- Тогда защищайся, вот тебе пистолет. Вы крутые любите это оружие, вот и покажем миру святое событие. На что ты с ним окажешься способен, если он и богам не угоден. Я даже тебе право первого выстрела уступлю. Я же не убиенный и развлечься очень хочу. 
- Посмотрим, какой не убиенный. У меня все убиенные, и рога не спасут на лбу. Я такие рога из двух пальцев сам скрутить могу. Фору не принимаю, но и пощады не знаю. Стреляться будем по ковбойский, одновременно, однократно и бесстрашно. 
     Дьявол вздохнул глубоко, будто сожалел, хоть и не стрелял давно.
  -  Глупость и зло не убиенна легко, но будь по-твоему, если Бог тебе поможет, то судьба слез не будет стоить.
     Дуэль длилась не долго, выстрелы не звучали громко. Не успели ещё прогреметь они, после того как цели поймали стволы, Сказка мгновенно решила спасти своего суженного и своим телом закрыла своего возлюбленного. Она знала, что с Дьяволом не произойдет ни какая беда, так как образ вечного зла не погибаем никогда. Закрыв его своим телом с испугу, она сама попала под пулю. Мысль о смерти суженного своего ей было принять нелегко, а если стало жалко и принять больно, то это значило, что человеческое сердце в ней жило уже долго. 
  Стон ее был страшен и богам, и даже небеса разразились громом. Они застонали вместе с ней. Казалось, все горе земли заныло во мраке, расплескав череду огней. Невиданное северное сияние разгулялось по небу, как будто бушевал бес по всему лесу, и все это вырвалось из её груди, полыхнуло в ответ, на беду. Она, упав на землю, лежала без движенья, бормоча что-то в бреду. Увидев Бонусвет её такой, побледнел, будто стал тенью своей. С болью поднял ее с земли, и на щеках его появились от слез следы.
- Не умирай! Не умирай, рыдая, просил он, и голос, как колокольный звон, давил на виски со всех сторон.
- Что ты убиваешься над ней, не суждено было ей быть твоей. Она все равно не жилец была. То, из чего я создал её, всегда искало красивой смерти и, наконец, нашло. Она перестала выполнить волю мою и получила пулю свою, хотя летела по душу твою. Туда ей и дорога. Последнее время много рассуждала, будто её под хвост божья вожжа попала. Мечтала о какой-то святой власти. Этот бред, не мой обет. Власть Дьявола должна сочетать нравы лисицы и льва, и страх с наслажденьем, как два рысака в повозке успеха должны быть всегда. Но ты и без неё можешь служить мне легко.
    От этих слов поверженный горем противник совсем обезумел, и слышать ничего не хотел. Он рыдал, и что дальше делать не знал.  Никогда, и ни в каком горе, раньше у него не текли слезы. Сейчас он был в таком состоянии, в котором, если бы увидел себя со стороны, не поверил бы, этому, как ни суди.
Положив ее на землю, он склонился над возлюбленной своей. Самым большим его. желанием было, это побыть ещё немного наедине с ней. Однако непрошенный гость, не унимался и на радость себе над горем его надсмехался. Видно хотел сделать ему ещё больней, по проказе дьявольской натуры своей.
  - Сгинь не чистая сила. Оставь нас в покое ходячая могила. – наконец убитым горем голосом выдавил сквозь слезы он. - Дай ты мне спокойно её оплакать и отдать поклон.
    Дьявол посмотрел на него с сожалением, и засмеявшись исчез, так  же как появился на грех. Он посчитал, что своих дел, он уже накидать успел, а путаться в чужом горе, был не его удел. Неудачный свой проект он убрал, так или иначе он слово своё сдержал, и продолжать дальше дело в этом направление нужным не считал.
    Тем временем Бонусвет уже внимания не него не обращал, в горе своем и в слезах по любви утрате он забывался и как будто растерялся в своей утрате. Медленно стекали по его щекам слезы, и в хате становилось темней и лишь её волосы на его халате светились, будто солнечной зарей. 
Стихию слез остановить, он был не в силах, а занос возмущенья в сознанье, как конь на дыбах, убивался, в горе, над её обездвиженным телом.  В этом бессознательном бреду, он наверно, впервые произносил самые искренние слова в своей жизни:
  - Вот моя рука любви, чувствуешь ли ее ты? пусть она станет частичкой твоей руки. Вот мое сердце, ты слышишь его? Пусть оно станет частичкой твоего.  Нет! Нет! И нет. Мне не нужен без тебя ни этот свет, ни эта власть, ни этот мир. В этой жизнь, я хочу, чтоб ты была живой, или забери меня с собой. Да открой же ты свои ясные глазоньки. Да обними же ты меня хоть одной рученькой. Я не верю в твою смерть. Сказка не может умереть и горе мне это не перетереть.
   Слезы его падали на рану любимой им женщины бес конца и как святое зелье творили невиданного исцеления чудеса.  Если когда-то его кровь возрождала к жизни ее телесное начало, то сейчас его слезы питали живительной влагой, то маленькое сердце, которое было зарождено его чувствами с молоком божьей матери. Как и раньше при её перевоплощении её душа питала исцеление.
   Он в своем бреду ещё что-то над ней говорил и говорил, но душа её уже покидала её тело и устремлялась куда-то ввысь, будто там в высоте хотела найти новую святую жизнь.   
                ***
Что не говори, и как не крути, но спокон веков, любую душу земли, отделившуюся от тела до зари, сторожили другие миры.   Так и в этот раз всю небесную высь просматривали огромные телескопы инопланетян. Эти телескопы, как будто большие вселенские капканы из центра на них охоты, уже уловив это отделение, и готовились к её перехвату, для переориентации её на новое повеление, заботу и работу. Эти, улетающие к богу души были золотым Клондайком для их науки и диверсионной работы, с убеждением через муки. Поймав любую душу, они сканировали и переориентировав в своих целях, консервируя каждую в свои яичные оболочки, для новой душевной заморочки. Когда возникала необходимость эти яйца направляли в инкубатор и уж такие клонированные души, когда вылупляли, то в своих клонов вживляли.
 Потом эти создания отправляли на планету земля, колонизация её им была нужна. Иногда они для своих темных дел заказывали божью вотчину на ней, чтоб создать императорскую значимость и величество планеты своей.  Выдавая её за райское представительство, как своё святое величество, чтобы и бог, как мог, дарил их души новорожденным землянам, для духовного совершенству души, и её протекции, как душевного капитала в их карманы.
 Когда эти души вселялись в землян, тогда земляне невольно становились агентами их влияния и проводниками их воли, или их наместниками по пользованию ресурсами земли в большей доле. Настоящие души очищали от земной скверны и наполнив своей, направляли к Богу на помазание, и освящение, как великое благословление. Порой уловки этой войны холодной не проходили, и их отправляли дорогой грешной в черную дыру вселенной. Черная дыра поглощала их, разрывая на части, и они исчезали навсегда в её пасти.    
Занимаясь этой работой, как повседневной заботой с телевизора экрана, инопланетян не пара наблюдая ещё и за Бонусветом, считая его за своё истязание мужиком с приветом. Уж очень умиленной была его страданий картина, так как на их планете любовь была не мила, они и не знали, что это такое, казавшееся им не рациональным и смешным и в их помине больным. Секс для них был всегда только награда и исполнение гражданского долга, когда наступала контрактная расплата и выполнялась та или иная задача.      
Отчаянная страсть самоистязания, вырвавшаяся из груди, Бонусвета над возлюбленной своей, хоть им и казалась безумной игрой, но именно она исцеляла её от смерти, и не шутя. С его слезами тепла, вымывалось из её груди все остатки льда, как консервированного в её груди зла. По мере вымывания его, творились чудеса, и вокруг неё, и в облаках явилась радуга сияния, как и в её глазах.  Мало-помалу, в этих чудесах, являлась и та новь, которая оживляла, её бездыханное тело, подобно весне, раскрывающейся в цветах. Видно его чувства оказались не беспомощными. Они каким-то чудным образом, слезами утраты, падали на её маленькое сердце, как живительные караты. Сердце, зарожденное ещё в прошлые мгновения любви, от молока божьей матери, вроде как умирать и не хотело, да и тело тоже не холодело. Однако, для сотворения полного её воскресения, ни чувств, ни сострадания, ни любви, похоже, не хватало, хотя все о новом воскресении уже напоминало.
   Обтирая своими руками слезы с глаз, он целовал её руки и какой уж раз. В этой горечи и боли, от утраты любимого человека, он не заметил, как залил слезами и своё, и её перстень-кольцо. Омытые слезами перстни, не заметно, стали светиться, как на ярком солнце водица. Этот свет покрыл его и её некой общей светлой аурой, как дождевой радугой. Из света этой ауры ему неожиданно явилось видение, будто сновидение, в котором один из инопланетян, из тех, которые с экрана кинотеатра его, при первой встрече, нападали на него гадко, протянул ему вдруг руку, промолвил сладко:
      - Не плачь не горюй, и свечу боли задуй.  \» Уйдет боль этой ночи, и не мучь ты свои очи\», – сказал он. - Я завидую тебе, ведь как ты, никто не способен любит на вашей земле, и пока нету такого другого нигде.  Потому-то мне и хочется помочь тебе.
  С этими словами он склонился над его возлюбленной и, разведя ладошки над грудью, выронил что-то светлое.
  - Это её светлая душа, чтоб она ожила снова для тебя. – промолвил он как будто с5рывая свои слова. - Я поступился принципами планеты своей, и тайно возвращаю душу в храм свой, чтобы ещё раз полюбоваться красотой любви людской с великой грешною душой.
С этими словами он снова исчез.
- Возлюбленный еще долго, ничего не понимая, и причитая над ней, не знал, что его скупые мужские слезы, на её сердце и возвращенную душу, с предложением руки и сердца, сделают его счастливым в муку.
    Его искренние слезы любви, после возвращения души, стали возрождать к жизни её силы. Полученное божье начало, с молоком божьей матери, в период перевоплощения и нарушением дьявольского устава, с исцелением и вселением опять души, как будто подняло счастьем душу его вновь на дыбы.   
    Как будто магической силой, тело по8ибщей наполнилось зримой силой. Слезы омыли ее душу, и проникнув в ее жилы, вытеснив из ее всего призрака тьмы. Возвратившись из небытия, как награда, она стала приходить в сознание, не смело сначала. Так, потихоньку, будто дьяволу в напасть, стала она превращаться из леди страсть, в даму для счастья, и как будто уж без божьего участья. Ещё не радуясь её оживлением, он припал к ее груди, с удивленьем, когда услышал биение ее сердца, то только тогда поверил в чудеса её спасения.
 Это мгновенно подняло его на ноги и тут уж порадовались и боги.  Он, нарвав во дворе огромную охапку цветов, завалил ее ими с головы до ног.
  - Да! Да! Так и будет всегда, – вскрикнул он. - Только встань. Я чувствую, ты уже живешь и верь в свои силы вернешь.
    Он действительно встала, раздвинув ворох цветов, которыми была засыпана.  Приложив свою руку к месту ее раны, он увидел, что рана затянулась, а рука почувствовала, что в груди по-настоящему сильно бьется новое сердце его любви.
 Она прижалась к нему и, в первые, услышала сама биение своего сердца и к нему его рукой прижала любя. Никогда раньше она так сильно не чувствовала какого-то биения, хотя он уже однажды и говорил ей что какое-то слабое биение слышал иногда.

С этим звонким стуком своего сердца, уж без греха ее душа ощутила сполна, радость которой ранее не знала она. Это было то возвышенное ликование души, стремящееся к торжеству, которое из всех живых существ, присуще только человеку одному.
 - Вот теперь я вечно ваша, зря дьявол считал, что я Покаваша, – прошептала она.
 - Ты была, моей лаской, такой и есть и останешься счастья Сказкой, - ответил он.
Они слились в объятьях любви. Восторженному ликованию праздника страсти, их душ и тел не было конца, и большего земля красоты не видела торжества.
С экрана его домашнего кинотеатра вновь с какой-то неописуемой завистью смотрели на них инопланетяне.
Нет, они мне явно не нравятся, соглядатаи в тайне, счастья не значатся, - сказала Сказка и попросила выключить видик.
                *** 
                *