Константин Михайлович Фофанов
(1862–1911).
Таинство Любви.
Господь карающий, Бог грозный Иудеи,
Бог в дымной мантии тяжелых облаков,
Бог, шумно мечущий огнистых молний змеи
На избранных сынов;
Бог созидающий, чтобы разрушить снова
Созданье рук Своих, как злой самообман;
Бог, славы ищущий у племени людского,
Бог-деспот, Бог-тиран!
Бог, проносившийся грозою над Сионом,
Испепеливший в прах Гоморру и Содом;
Бог, улыбавшийся над кесаревым троном
И тяготевший над рабом!
Бог, проносившийся заразой над пустыней
И забывавший гнев при сладостных псалмах
В душистом сумраке благоговейных скиний
На цветоносных алтарях;
Бог, крови жаждущий и слушающий речи
Слепого демона сквозь райские врата, –
Бог, этот грозный Бог неумолимой сечи,
Родил смиренного Христа,
Святого, кроткого, властительного Сына,
Все возлюбившего бессмертною душой,
Кто умер на Кресте, Чья мирная кончина
Зажглася вечною звездой;
Зажглась, чтоб озарять мир мрака и печали
И поучать людей смиренью и добру,
Чьи чудные персты недужных исцеляли,
Едва приблизившись к их смертному одру…
И этот мирный Сын властительного Бога
Пришел в мир бедняком, – не царская парча,
Не складки пурпура, не бархатная тога
Спускались с бледного плеча…
О, как блаженно тих, любвеобильно мирен
Был Бог, громовый Бог, когда в дыму кадил,
Под пение молитв, пройдя ряды кумирен,
В ложницу Девы Он вступил.
И как была чиста безгрешная Мария
В Своем счастливом сне на девственном одре,
Как улыбалися уста Ее живые
И Богу и заре!
Все в храмине Ее дышало тишиною,
Румяный луч зари струился в полумглу
Сквозь занавес окна и алой полосою
Ложился на полу;
И на ковре Ее разбросанные ризы
Луч солнечный лобзал, скользя по ним змеей,
И шумно под окном на фрески и карнизы
Взлетали ласточки веселою семьей.
Тогда к Ней Бог вошел! Он не тревожил сладкий,
Прекрасный сон Ее, исполненный чудес,
Он только колыхнул бесчувственные складки
Малиновых завес.
Он только опахнул стыдливые ланиты,
Он только осенил безгрешное чело, –
И были новые Ей помыслы открыты,
И даль грядущего разверзлася светло…
Со смутною тоской проснулася Мария,
С раздумьем на челе пошла в росистый сад,
Где пели хоры птиц, где маслины густые
Струили аромат.
И солнцу ясному и радостному шуму,
Вокруг звучащему, внимала, и порой
Невольно думала таинственную думу
О райском чудном сне, смутившем Ей покой,
И плакала Она!.. Вдруг голубь белоснежный
Внезапно выпорхнул из синей вышины,
И закружил над Ней, воркуя с лаской нежной,
И поняла Она пророческие сны.
И поняла Она, что пышное убранство
Природа с этих пор кладет к Ее ногам
И что под куполом небесного пространства
Весь мир, весь Божий мир – Ее заветный храм.
Что только Ей кадят душистые растенья,
Что только Ей – зари волшебный перелив,
И в девственной груди разлился вдохновенья
Задумчивый прилив…
А голубь все кружил! – То был все тот же грозный,
Самодержавный Бог, молниеносный Бог!
Теперь Он не метал стрелу из выси звездной,
Он не хотел, не мог!
Он понял мир земной, погрязший в тьме полночной;
Он стал его Отцом, бессмертный и благой,
Теперь очищенный любовью непорочной
И освященный сном невинности земной!..
5 сентября 1885