Отцу в 39-м было семь лет. Его семья проживала близ Вислы, в окрестности бывшего под Польшей древнего украинского приграничного города Холм, позднее отданного Сталиным Польше навсегда. В местности до войны без особых трений сосуществовали семьи украинцев и поляков. По пакту Молотова-Риббентропа территория оказалась под Совдепией. В 41-м пришли гитлеровцы.
Отец, вспоминая обе категории интервентов, акцентировался на разительном визуально-поведенческом контрасте. Если солдат вермахта, идеально экипированный, с подогнанной по фигуре формой из добротного материала, сытый и подтянутый, казался "господином" - аккуратным и полным достоинства, то разносортно обряженные "русские" с чудовищными, часто не по размеру, галифе, в "обмотках" вместо полноценной обуви, по определению местного населения, походили на голодных куриц. И вели себя соответствующе.
Ещё относительно свежеиспечённый немецкий солдат, не озверевший в восточной рубке, как правило, был простым вымуштрованным молодым мужчиной, относительно недавно отвлечённым от работы, семьи, детей, но естесственно, тоскующий по ним. Поэтому, встречая в личное время местных детей, проявлял благодушие - общался, брал мелких на руки, угощал конфетами и шоколадом, бывшим составной частью солдатского пайка.
Совдеповская же "курица", напротив, как и положено вечноголодной засранке, рыскала в поисках поживы - где-то что-то (как сейчас в моде у ватников говорить с оттенком гордости) отожмёт, где-то выпросит/выцыганит у зажиточного населения, а где-то банально слямзит. Местных, всю жизнь потребляющих табак в папиросах или пользующих курительные трубки, поражала известная слабость "куриц" к печатной продукции - газетам и книгам, которые воины распускали на "козьи ножки" - скрутку самодельных папирос, набитых грубой, едко дымящей и иногда воспламеняющейся в процессе курения махрой. Конечно, не все голозадые "освободители" были отпетыми извергами. Умеренных в поведении местные сами жалели, подкармливали, поили молоком..
Но многим бойцам молока хотелось в меньшей степени. И в этой связи папа вспоминал анекдотический случай. Двое русских пришли в кухоньку к соседу-поляку с крепко поставленным крестьянским хозяйством и, навязывая ему свои непонятные мятыши-купюры, стали выпрашивать выпивку. Хозяин был трезвенник и не держал спиртного. Как мог, он пытался это объяснить напористым скобарям . Но бойцы приметили на стеллаже несколько бутылок мутноватого нерафинированного подсолнечного масла, и потребовали продать.
- Шта эта? - спросил старшой.
- Olej - ответил хозяин по-польски.
- Пролей? - недопонял солдат - Какой такой пролей, давай его сюда!
И они это пили, судя по тому, что на другой день срочно вызванный в часть военный медик, опасаясь вспышки дизентерии, объявил недельный карантин.
Хозяин "пролея", в свою очередь, попытавшийся на что-нибудь обменять полученные в результате сделки ассигнации, был поднят на смех офицерьём части: это оказались билеты какого-то безвыигрышного советского госзайма, в обязательном порядке распространяемые между военнослужащими в счёт части их денежного довольствия.
Впрочем, весёлого в периоды оккупаций было крайне мало. И вот дающая представление об этом статья от профессиональных историков:
http://www.istpravda.ru/bel/digest/5393/
Приведу лишь одну цитату. "В эпоху Польской Народной Республики поляков пытались убедить, что 17 сентября 1939 года произошел «мирный» ввод советских войск для защиты белорусского и украинского населения, живущего на восточных рубежах Польской республики." - НИЧЕГО ИЗ СЕГОДНЯШНЕГО НЕ НАПОМИНАЕТ?