Запутавшись в местоимениях,
расставляет знаки деяний
Путешественница-душа.
Насытилось тризнами прошлое.
Побредут свозь лес изваяний
Осторожно, едва дыша,
Видавшие виды музейные,
и седые, бабки-испанки
Разглядят сквозь стекло века -
Какие-то древние белые,
сединой проросшие банки -
Не касалась лет сто рука.
И, сыро, средиземноморскими
Выдувая лёгкими скажут:
«Алавастро», и лязг стекла
Ответит старушкам согласием,
Заглянут в буклет, тот укажет
Им - где ступа, а где - метла.
А в блеске холстов, тихо тлеющем,
Отразится рубах белизною
Азиатский послушный рой,
Теряясь в годах и названиях
Под усохшей рамой резною -
В ней античный блестит герой.
За гидом почтительно следуют
По враждебному Западу сжатому,
Сбившись в стайку, рука к руке,
Скользят сквозь очки сонным прищуром
И, как к Мао, бегут к провожатому,
Чуть замешкавшись в уголке.
Внезапная речь, словно линию
Кирпичом ведут по бумаге
И вонзают шаги в паркет
Так тщится немецкая вежливость -
Кулаком сжать воздух в обшлаге
И вписать свою тень в силуэт,
Тенями скульптур образованный.
И с улыбкой русским прощая
Разностилье и разнобой,
В эхе дверей растворяется.
Я иду туда, где вещает
Дева старая пред толпой,
Рассказывая про Джорджоне.
Пред «Юдифью» - как на допросе,
Но ползала вдруг слышит звон
И в спину шипя угрожающе,
Отойти от картины просят.
Подчиняюсь – из зала вон.
Влачусь коридорами ровными
По лепным орнаментам взглядом
По перилам лестницы прочь
Прощай, старина заповедная!
Мне не так было много надо –
Побродить, протрезветь и в ночь.