Глазомер

Императрица Екатерина
Если поднять глазомер и вбить в видимое угол наклонно остриём, какое у рабочего карандаша, - непривычно. Углы стен смотрят на тебя встречами потолков - видимых и относительных, необъяснимый узор, как микроскопическая жизнь или гипнография глаз, обретает окраину чёткую, а люди кажутся несуразными гномами, а чёрные оригами возвращаются в птиц - самых разных, тех, что изучали на природоведении, памятуя перелётных и зимующих с нами, как будто жердь - твоё плечо. Если превысить глазомер, переносица запечатлит гордый - каким бы ни был, не бывал, - профиль. Ударит в плечи, словно не знаешь, на что они и куда их деть. Первое видение чудесное неузнаваемое проведёт деревом, не столбом белого света сквозь - а деревом с необъяснимым узором - и монументальность живая не хуже поперечного итога ремесла. Время понять: и всегда ты был не хуже. Отчего-то стрела старинных часов с задорной кукушкой пронзила горло, минутная катаной жахнула из ниоткуда мимо глаз с бешеной скоростью, а игла стучит, как по яйцу, в кости и тут же шьёт тебя S-образно. Меня также. Кого - спиной к нам S-кой, кого - боком. Морские коньки - чудесные создания. Только змеи на дыбах встречаются не реже. Не успокаивает море - паника без простора и топота! Человеком не повезло родиться - а жил бы в море, в своей кристальной ряби - и по волнам... но - всплывает вскоре. Море - это прекрасно. Только пожары бушуют чаще, и я тому рад! Пленяют огни ночей, пленяет огонь в глазах, да когда глаза лазурью славны... Встать в полный рост и благосклонно взглядом тлеть, стихией цвета своих глаз творить невиданный невидимый мир - третий, великий и славный - со многими стихиями вкруг, с тысячами необъяснимых следственных и чувственных узоров. Если поднять глазомер - сожжены будут все слова, и даже те, за которые борешься, после - утоплены в горькой соли и преданы, сколько сохранены, земле и снова капает соль и заживляет белый свет неумолимой гордости недвижимого глазомера креста.