Вечер.
- Вас ожидают?
- Да нет, я один.
А внутри меня, эхом, всё звучит - "я сам".
Знаешь, в блаженной улыбке, - губы - хитин,
С проволокой, вживляемой по углам,
Чтобы не обветрилась и не сползалась,
Чтобы глянцем убеждала прохожих в том,
Что даже в душах, проходных как вокзалы,
Всегда поёт скрипка строго под камертон.
Вечер.
- Я снова к Вам.
- Проходите, Вам чай?
С улыбкой кивнув, сажусь за привычный стол.
А внутри меня - вой десяти волчьих стай.
Знаешь, читая летопись моих крамол,
Можно подумать, я - эдакий грустный хмырь.
Но нет же, я - бравый бард, поющий о том,
Как мой стальной стержень воткнут в меня как штырь.
Ночь. Скрипка вопит, не у дел камертон.
Вечер.
- Вы снова один?
- Да, что же, пусть так.
А внутри меня - сердце гаубицей шьёт.
Знаешь, в каждой голове есть тайный чердак,
Секретный, как лес, где мурчит Чеширский кот.
В котором старательно стирают пыль,
В котором с детства хранятся сказки о том,
Что по волшебству мечты превратятся в быль.
Тишь. Дремлет скрипка и на гвозде - камертон.
Вечер.
- Снова здравствуйте.
- Я по привычке.
А внутри меня - напалм и пепелище.
Знаешь, душам достаточно одной спички,
Они потом сами найдут огню пищу,
Пронизывая пламенем наши тела.
Но есть подвох - люди ищут причину в том,
Чтобы напрасно вдруг не выгореть до тла.
Сыграй мне на скрипке.
Я возьму камертон.