***

Солнце в ладонях, крепкий горячий кофе, снег за окном — искрится, зовёт, летит; Элли идёт — точёный курносый профиль, взгляд и осанка…
... было б, куда идти.

«Можно, я сдохну, господи, можно, можно, я не могу так больше, совсем, прошу, просто послушай, можно, конечно, строже, только не так, что я — посторонний шум, только не так, что — каждый из тех, кто рядом, счастлив, а я… ну, в принципе, как всегда».

Элли хватило бы жеста, улыбки, взгляда — только никто их ей не способен дать.

Ей — нужен кто-то: честно, плевать на — что там? — деньги и внешность; просто хоть кто, любой, чувство _ненужной_ больно кусает щёки, будто бы призрак… смертью сотрёт любовь.

Элли так громко думает, что прохожим даже не нужно слышать её слова.
Элли не видит — вот из толпы, похоже, кто-то глядит, кто знает: она _жива_.



… Эрик — бухгалтер; дом-магазин-работа, жизни скучнее выдумать — просто зря. Он перестал, наверно, искать кого-то, просто машина: делай, что говорят. Он размышляет — скоро сыграю в ящик, честно, устал, я вовсе не боевой.

Эрик — волшебник, правда же, настоящий, только давно забыл своё волшебство.



Эрик бежит, таща за собою ветер, чёртов начальник — нЕ дал перекусить.
Под фонарём, в по-летнему тёплом свете, Элли стоит, в осеннюю смотрит синь.

Грани, углы, весь город — как будто «лего», чёртов конструктор, карма, судьба и рок.
Элли идёт под снежным колючим пледом — смотрит вперёд,
спотыкается о шнурок.

Время не терпит, но, как в аукционе, можно на льду случайно поймать _её_.
Элли стоит, в пронзительном взгляде тонет, /просто поверь, что всё, наконец, всерьёз/.



Старый фонарь хранит в тепловых ладонях
искры почти погасших сентябрьских звёзд.