человеческая многоножка
под гнётом субъективизма
разглядела в огне его бога;
рассмотреть же в зеркальном окне
не может ни собственного отвисшего бока,
ни тем более предпосылок его отвисания,
оставляя это на откуп
диетологам разного толка:
бизнес тренерам,
заряженной телеэкраном воде
(для пущей эффективности в банках,
где ранее чалились огурцы).
многоножка заносит ножку,
поверив в себя (или в банку),
делает пару неловких шагов
на запах мочёных яблок.
но падает, попытавшись понять
принцип своей ходьбы.
многоножка не может встать -
бока дают о себе знать.
только нелепо вздымает передние лапки;
плачет, звонит своей маме.
а у мамы то ли сел телефон,
либо она вне зоны.
мама чаще теперь занята
в собственной фотостудии.
любит снимать пейзажи,
всю пенсию тратит на плёнку.
может снова уехала в область -
фоткать небо с огромной выдержкой.
чтобы потом изучать
насколько кругла земля.
многоножке придется самой -
не маленькая ведь уже.
знает где право, где лево.
знает что путь ее где то между:
между выращенных на шубы шиншилл
и сбором денег для детей больных раком.
но тянет начало её налево,
тянет конец направо.
прямо, как в басне Крылова
или в мультике "Котопёс".
многоножка остается лежать,
покрываясь хлопьями пыли,
зарастая грибком и мхом.
поит себя кислотным дождём,
кормится чёрными ягодами.
сладкими и ядовитыми.
портит себе желудок,
корчится, корчится, рвётся.
дышит нечасто, слабо.
теряет силу в ногах.
без ног же - находит правду,
то бишь осознаёт
силу объективизма.
вспоминает о боге света.
лелеет в себе надежду,
держится из последних сил.
пока мама не отрывается от искусства
и не вытаскивает из грязи свое чадо.
но, как назло, всходит солнце.
глупая многоножка
не замечает мамины тёплые руки,
всеми восьмью глазами
видит только лучи от далёкой холодной звезды.