http://stihi.ru/2016/03/10/11767
Я расскажу о женщине, которая, имея троих сыновей, умерла в доме престарелых в возрасте семидесяти лет совершенно одинокая, ненужная своим сыновьям, беззащитная, неподвижная с переломом шейки бедра, после того как соседи, добровольно ухаживающие за ней целый месяц, отдали её в органы государственной опеки.
Но давайте по порядку…Надежда Григорьевна 1923 года рождения, русская, отсидела десять лет в заключении за то, что «сотрудничала с оккупантами» на оккупированной территории. Собственно «сотрудничество» ограничивалось только сожительством с немцем и ещё тем, что она работала в немецкой столовой /по блату!/ уборщицей.
Общеизвестно, что в оккупационное время главной обеспокоенностью большинства населения было повседневное выживание, а поскольку у Григорьевны были пожилые родители и двое ребят, которых надо было кормить, то и понять её проступок отчасти можно. Она пострадала от доноса соседей, её детей с пожилыми родителями сослали в Казахстан на поселение, родители там вскоре умерли и дети потерялись в необъятном великом Союзе. В тюрьме Надежда родила третьего сына Николая, в последствии его забрали в дом малютки. Мальчик был усыновлён бездетной семьёй, и не знал правду о том кто его мать до 25 лет.
Выйдя из мест заключения, Григорьевна отыскала всех своих детей благодаря всесоюзному розыску. Потом выяснилось, что старшие дети от неё давно отказались и возобновлять связи с матерью не собираются, поскольку считали её виноватой во всёх земных грехах. Младший сын, рожденный в неволе Коля, приехал к ней оценить свои перспективы в случае переселения на постоянное место жительства, на работу не устраивался, жил за счёт матери. О прошлом Григорьевны он услышал то, что она сочла нужным сказать, но тем не менее через два месяца он уехал со скандалом, заявив, чтобы она его больше не беспокоила, обвинив её во всёх земных грехах.
Григорьевна была, конечно, резкая, непредсказуемая женщина с тяжёлой женской судьбой. Её материнского тепла, к сожалению, хватило только на пару недель, а дальше пошло – поехало, она попрекала Николая тем, что он сидит на её шее, а он, в реально оценив убожество предстоящей жизни, решил раз и навсегда для себя - вернуться туда, где сытнее и теплее.
Спро'сите, почему Надежда Григорьевна вообще затевала поиски, если её моральные и финансовые возможности были крайне ограничены. Отвечу на это не мной придуманной фразой: «не судите, да не судимы будете». Она, естественно, как и все надеялась на что-то лучшее в своей жизни, возможно, ждала помощи со стороны детей, ведь на работу её официально нигде не брали. Жить ей приходилось только на случайные зароботки от уборки в общежитие, этакой негласной обязаловки от которой можно было откупиться только деньгами, скажем, нанять безработную Григорьевну отбывать своё недельное дежурство. Она была благодарна людям за любое предложение и отрабатывала полученное вознаграждение от них честно и добросовестно.
Со временем жильцы предложили, и она согласилась за определённую плату убирать в общежитии за всех, то есть нашлось человеку рабочее место в социуме общества. Григорьевне равных не было! Она полностью реализовывала себя как человек дела. Текущие и генеральные уборки были её коньком, тем более, что в оккупации и в заключение она только этим занималась. Если честно, то я, начиная с шестидесятых годов «зарубила себе на носу», что в каждом великом и маленьком деле есть свои профессионалы и просто случайные люди своей профессии.
Григорьевну уважали и боялись! Когда она приходила с тряпками, вёдром и вываркой детвора разбегалась по своим домам как мыши от кота. Кухня и туалеты на долгое время становились, недоступны, поскольку ритуал мытья газовых плит и полов, раковин и унитазов, окон и входных дверей требовал серьёзного и основательного подхода. Это действие называлось генеральной уборкой, она случалось один раз в неделю, в остальные дни рабочей недели было влажное подметание полов.
Кстати, полы она мыла без швабры, подоткнёт себе под трико подол платья и пошла…пошла…маленькая, жилистая, выносливая, воды не жалеет, вытирает - выжимает тряпку, стены, плинтуса, двери, подоконники…всё подчистую драет - моет… жуть!
Да, она требовала и не напрасно за свой труд должное уважение к себе! Сколько помню, жильцы дома всегда поздравляли её с днём рождения, восьмым мартом и новым годом. Собирались вскладчину хоть по двадцать копеек, чтобы купить ей подарок и оказать посильное внимание и уважение забытой богом женщине.
Время шло… Годы брали своё, она постепенно слепла … Когда Григорьевне случилось шестьдесят лет, жильцы дома подписали заявление в собес о том, что она работала в общежитие уборщицей «с» и «до» такого то года, и ей назначили по старости минимальную пенсию. Социальная защита – пенсия, укрепила в ней сознание того, что её вина искуплена, раз понимают её соседи, то и дети могут понять и простить!
Она опять начала им писать, но ответа не было, и тогда решилась на непродуманный поступок, послала телеграмму старшему сыну якобы от жилички - соседки, что она - Надежда Григорьевна Савченко померла и такого то числа будут похороны. Он прислал соседке в ответ телеграмму, что приедет на похороны с женой.
Господи, что было!!! Баба Ляля, так звали соседку, кстати, польская еврейка отправилась встречать семейную пару на вокзал, надеясь подготовить их к неожиданной встрече. Но окаменевший от возмущения мужчина не захотел встречаться со своей матерью – он приехал простить её мертвую, а живую простить не мог... Ближайшим поездом, не выходя из вокзала, он с женой уехал, предупредив соседку, что больше никогда и не при каких обстоятельствах приезжать не будет.
Весь дом плакал…Нельзя так… Как бы там ни было НАДО было бы простить то, что в силу обстоятельств оказалось неподвластно человеку…женщине - матери, - так считали люди
Григорьевна после этого быстро сникла, постарела, руки тряслись, маленькая, жалкая, потерявшая остатки надежды на встречу с родными детьми она отныне жила только тем, что проводила время у телевизора, впритык подсунувшись к экрану она смотрела на чужую счастливую, светлую жизнь, в которой не было войны, оккупации, детских голодных глаз и горючих слёз.
Последнее время она из дому не выходила, на кухню и в туалет добиралась, держась за окрашенную тёмно-синюю коридорную длиннющую стену. В какой то миг она споткнулась, упала и осталась недвижимой с переломом шейки бедра на попечение соседей. За операцию врачи не брались, говорили, что пострадавшая не выживет.
Пока соседи оббивали пороги собеса, добиваясь помощи от государства, прошёл месяц, чужие люди в тысячу раз ближе чем свои ухаживали за ней, выносили утки, кормили кто чем мог, поддерживали до той поры пока её скорой помощью не отвезли в богадельню – через неделю Григорьевна померла.
Никто из жильцов так и не поверил сообщению опекунского совета, что Григорьевна померла естественной смертью...