Зачем

Вольф Норден
Зачем ты пишешь мне спустя семь лет? То дань воспоминаниям, и ностальгия шлет привет? Не то чтоб очевиден был ответ… Но я тебе на твой вопрос отвечу.

Ты спрашиваешь: не забыла ль? Я все помню. И помню так, как будто начиналось все вчера: тот пасмурный, осенне-зимний вечер, кричащий сердца стук, и ту кофейню. То, как струился дым меж пальцев рук, любое мелкое движенье, и каждый взгляд твоих лукавых глаз был мне предупрежденьем: птичка в клетке.

Но я не верила знаменьям.

Потом – истерика перед прощанием и нежеланье отпускать. Тебе бы взять да разорвать еще тогда, но (не отпирайся, ты сама призналась) так сладко было слыть исчадьем обольщенья и наблюдать, как я сама лечу в огонь, поддавшись пламенным словам.

Чуть позже – Новый год, букетики, конфетки… Все радости неискушенных дур. И вечеринки в клубах, бары, посиделки у твоих приятелей… Сплошь сущий каламбур.

И вновь разлука. Но с новой силой неслась любовь за руку с недоверием.

Хвала богам, тебе хватило сил признаться! И думать не хочу, как долго этот бред в противном случае мог продолжаться. Какой же болью (и каким же облегченьем!) было убедиться, что маски больше не скрывают лица. Что ты меня винила в собственных грехах. Что дело было не в Москве (она проклятием с тех пор на мне висит) и не в моих доверчивых неопытных глазах. А в том, что волк бывает сыт, лишь только если он поел. Увы, тогда еще я волком не была. Но не была и ты, теперь я это поняла.

И знаешь, суть совсем не в том, что во вторые шансы я не верю. И даже если ты сейчас другая (клянусь, я рада за тебя!), но мне по фене. Я не из тех, кто в гости ждет предателей и призракам из прошлого приоткрывает двери. Ведь место в волчьей стае лишь для родных, для тех, кто правды не скрывает, друзей исправно защищает, врагов подальше отгоняет.

После тебя, помимо светлых пятен, были и другие «пациенты», в моем лице сорвавшие огромный куш. Но мне осточертело быть бесплатным лекарем заблудших душ. И потому теперь ценю я верность, адекватность, честь и силу духа более всего. Меня пленяла твоя живость, свита, тянущаяся шалью короля всех шумных сборищ. Но я теперь не та. Я насмотрелась на чудовищ, скрывавшихся за позолотой. Та девочка с кудрявой гривою мертва. Я взращена заботой других воображаемых друзей: тех, кто не ведется на слова.

Я много раз сгорала. И фениксом взлетала вновь.

Неважно то, что ныне мы  другие. Мы изначально жили на разных берегах. И то, что вместе как-то плыли, – теперь история, сожженных рукописей прах. Неважно то, что даже ненависть давно сгорела. Ты больше не стучись ко мне.
 
Ведь если бы такими, как сейчас, тогда мы были, я на тебя б не посмотрела.