Когда боль ворвалась в мою комнату, я пряталась под кроватью,
Зажимая рот кулаком, как в известных фильмах.
Я не хотела знать, кто она-папа, мать ли,
Вообще не хотела знать, что меня растили.
Я хотела пить вино, загорать, оставляя бретели платья
Черными, въевшимися под кожу, словно полоски пыли,
Чтобы их с меня не отшоркали, не отмыли.
Боль подкралась ко мне, как ребенок, играя в прятки.
Я говорю ей: я хочу жить в Мадриде, носить багровый,
Флиртовать с барменом, восхищаться серьгами соседки снизу.
А она говорит: я тебе принесла пеленки,
Детские, с пчелами, в которых я когда-то тебя носила,
Твои капризы
Прятала в них, как любящий прячет изьяны любимого вне подкорки,
Чтобы они уже никогда внутрь не просочились.
Я говорю ей:ну зачем ты их принесла??
Верю, что не из страха и не со зла,
Но когда ты меня родила, я была не больше твоего пальца,
А теперь посмотри, какой я стала,
Каким я тернием обросла.
Я тебя не боюсь, мама,
Твое гниенье-моя весна.
Она, старчески морщась, смотрит куда-то мимо,
На папу с облака, а ему с высоты не видно,
Какие в Мадриде ткани,
Какие вина
И какие тут страсти у нас двоих.
Она говорит: хорошо, я уйду, но не навсегда ведь,
Я вернусь еще к тебе в одну из мадридских спален,
И тогда посмотрим, кто будет юным, а кто-усталым,
От слез хрустален.
Я киваю, провожаю ее до двери,
Смотрю вслед глазами приличной дщери,
Иду проветривать душу и готовить себе обед.
А потом понимаю: я соврала,
А она мне нет.
22 февраля-11 марта 2016