http://www.stihi.ru/2010/03/24/2212
*** кaрmen
кармен не спит, не будет спать, не вспомнит
ни слов молитвы, ни движений танца.
зари вечерней мякоть спелой вишни.
пролился сок у двери белой в спальню.
спеши быть страстной! но в ответ — молчанье.
к случайной встрече не зовёт гаданье.
готовиться не надо. с грубых пальцев
прими как данность красное венчанье.
уже не напугает призрак комнат,
в ночи крик птицы, утром лай собаки...
как будто соглашаясь с платой скромной
сомкни ресницы и бреди бездомной
по облакам, вышептывая тайну:
кармен не спит, не будет спать, не вспомнит.
*** проблемы прохождения временной мели
проблемы в том, что идолы из камня
переживут январь и не заметят
движенье света сквозь сетчатку веток
к фрагментам знаний майя об улитках.
вчерашний вечер переплавят в слитки
конквистадоры в латах из омелы.
поднимут крест чуть выше чёрных меток
голов-игрушек - смуглых бонбоньерок.
что наша песня небу: вера? память?
всего лишь ветер зимних акварелей.
что ждёт сидящий ворон в пыли белой
никто не знает. выдержат ли нервы,
когда начнёт весна по-женски плакать
о том, что ей не быть в желаньях первой.
*** о том, что невозможно увидеть
пока твой дождь не прячется в цветенье
китайских яблонь, я имею право
смотреть на небо бледно-голубое.
скворцами из снежинок утомлённых
лететь к апрелю, падать на ресницы,
в восточных мифах обнажаться болью.
патическая нежность свяжет с тленьем
бумажный шорох, жёлтые страницы...
везёт подроcток-рикша в старый город
хмельное солнце в розовой накидке,
о плате не заботясь, из столицы.
теряя силы ледяной улиткой
за ними следом ночь ползёт и тая,
качается луна на тонкой нитке.
*** внешняя сторона ночи
так отмирают звуки над роялем,
над скрипкой и смычком, над флейтой-немкой...
за тонкими свечами гаснет солнце.
я вновь один в себе, в своей неволе
вином густые краски разбавляю.
страх не печалит, не изводит ревность.
где вечно время там нет смысла верить
в мгновенья жизни, - жёлтые песчинки
в пустыне бесконечной откровенно
гоняет ветер (то на север с юга
то с севера на юг)... не ад кромешный,
а мы, вдруг осознавшие друг друга,
бегущими по замкнутому кругу...
и ночь светла, но это только внешне.
*** ангелочек
в дешёвой лавке куплен ангелочек,
играющий на флейте сякухати,
тебе не надо знать его печали.
прощальных взглядов листья облетали.
любить, как прежде ты уже не сможешь.
за скрипом двери серой пыли клочья,
таятся страхи детства, синей дрожью
туманы, морок застят стены зданий.
в крестах моё наследство, в красном лязге
хранится годы и верней нет места,
а город привыкает к зимней лести
к бродяжьим песням, где-то по-соседству.
к холодному, не искреннему: здравствуй
я остаюсь с тобою, как с невестой.
*** старые книги
французский сад с беседкою в партере.
ждёт оноре февраль и варит кофе.
соблазн увидеть вновь за белой дверью
орфических мистерий женский профиль,
мираж-улыбку отсылает к бездне.
забытый в прошлом вздох, разрушив трою
неотделим сегодня от героя,
от цвета снега, от игры в дороги.
не забывай касанья осторожность,
холодных пальцев ледяные строфы.
не говори в рассвете с тенью бледной
о прошлой ночи, о своих тревогах.
ведь всё за нас давно придумал гений:
мы в строчках книг стареем понемногу.
*** святой угодник
от серых кошек с рыбьими глазами,
стрекозьих стёкол зимнего заката,
мне не отвыкнуть сразу. брось же камень
старухе вместо хлеба. память - зависть.
подай целковый нищенке у храма...
святой угодник, я ещё не каюсь.
мои молитвы снегу горше кары,
молитвы ветру не приносят радость.
гром прогремит январский. птичьим градом,
вороньим граем вычернится небо.
наполнится пространство белым страхом
моей свободы. в чём искать измену...
… однажды расцветут кусты сирени
по краю стёкол. вот и вся утрата.
*** гость
не приноси конфеты и молчанье
в мой дом плывущий по изгибам веток.
в снегу глубоком прорезают тени
кривую плоть сарая, пятна света.
уже не спрятать в книгах ожиданье.
на зимней даче всё молчит о лете.
не слышны разговоры, споры, ссоры,
соседей громких, только воет ветер.
рождественский подарок. будет скромным?..
"как будто к другу" не иди, не стоит.
днём прилетает ворон, - гость мой тёмный
с еловой шишкой, с голубым простором,
и долго долго слушает с забора,
как бубенцы звенят холодных комнат.
*** преследуй снег
преследуй снег в одном мгновенье ночи,
в другом сорви лицо с тряпичной куклы.
две спальни рядом. непрерывность комнат
слонам хрустальных индий дарит угол.
идти по кругу тень сбивая в уголь,
по коридорам вяжущим и тёмным,
по лунным картам англий за наукой,
забыв о ноше и любви друг к другу...
топча мясистой лапой нервы строчек,
столы и стулья, рыжие диваны
терять шаги в пространствах зимних вотчин
забытых в прошлом словно рубль в кармане
и греть дыханьем ледяные руки
того, кто скажет правду... и обманет.
*** имярек
теперь, когда на полустанках зимних
нет никого с глазами юной жрицы
с листа бумаги стряхиваю иней
снимаю небо, чтобы видеть лица
очистить слово данное от плевел
ночная птица сможет клювом острым
висит над нищим кровом туча-пепел.
я вспомнил детство брошенное в осень
сны режут словно лемех до рассвета
сырую землю пахнущую воском.
мою любовь к ресницам, к майским грозам,
к цветенью вишни, к ветру в пьяных рощах..
теперь, когда лёг белый снег на ветви
вернуться в мир туманов стало просто
*** соблазн
кораблики, солдатики, послушай
иглу кваренги опуская в тучи
гранит стал розов, он тебя научит
в последнее столетье штопать души.
напившись крови в невских повалушах
дворцовый ангел, выглядит чуть лучше.
крест поднимает выше белых ручек,
вороньих плясок, поцелуев душных.
качаются качели, с ними невский,
колонн ростральных два клыка-лопаты.
ссыпает берег в небо чёрный морок,
песок и гальку, зимние туманы...
мы поднимаем чьих-то крыльев ворох,
распихиваем в спешке по карманам.
*** стихи на стёклах
в окне нет солнца. шмель басит профундо.
под серым небом двор. цветы не ярки.
на яблоне засохшей дремлет птица.
и паутину треплет лёгкий ветер.
.
изломанные ветви так похожи
на тишину в моём холодном доме.
.
две наши жизни - пыль со следом пальцев
на полировке шкафа. голос ночи
на трещинки стекла набросил соло
шмеля, что улетел в мгновенье прошлом
в иную явь. прости моё молчанье.
.
ты мне поможешь только тем, что будешь
писать стихи на стёклах вязью трещин
искать со мной придуманное утро
*** безумство бессмертия
таксисты и бармены рассуждая
о нас, смеясь, втыкают зубочистки
в остатки хлеба. странные распятья.
нам не поверить в марте и в апреле.
слетайтесь птицы мы не носим платья.
расклюйте души до кривой постели,
крича над малой невкой в низком небе.
безмолвных сфинксов не пугает вечер
дочь фараона носит им недели.
платок из саржи прячет её смуглость.
и мягко её имя в нашей грусти.
и сладки губы в истонченном свете.
что-ж мы боимся привыкать к безумству,
к шагам кошачьим, к северному ветру.
*** прогулка в си-бемоль мажоре
начав с прогулки в си-бемоль мажоре
теряем город, летний сад, проспекты.
обман закатов связываем с тенью.
прикосновенье пальцев к пальцам - с бездной.
к губам засохшим ты приходишь с влагой
прозрачной кисти, снега, поцелуя.
обвалы комнат дарят взгляду небо,
мазки по стёклам - розовую пену.
зачем искать разлуку, верить слепо.
за чёрной дверью тот же серый невский
привыкнуть легче к клетке, к воскресеньям
к зиме, друг другу, к белым занавескам,
к тому, что в ритуале возвращенья
пальто и платье брошены на кресло
*** прежде, чем мы научились любить
примерно между осенью и домом
раскачивает детские качели
холодный ветер. падают с каштана
и веера, и звёзды в час вечерний.
сегодня лишни наши отраженья.
спасать не стоит город тёмных улиц,
потерянное имя несвободы,
мечты и листья, тени и сутулость.
о кофте белоснежной, бе-ло-снеж-ной
тебе в подарок говорило небо,
дрожа шептали ветви, плакал призрак
и я устало пел примерно между
засохшими цветами и стеною,
забыв о том, что это было прежде...
*** обратное
царапин свежесть на лице. случайность?
февральских веток иероглиф. немость?
обратным счётом очищаю небо
от птиц летящих к югу. дальше лето.
бреду за снами вымоленных чаек,
придумав сроки отраженьям в стёклах,
хождения по мукам, по иголкам,
по пыли сцены, по закатам долгим.
за ледяным дыханьем веет ветер.
прошедешей ночи лампы гаснут. вспыхнув.
касторовое масло, - маска вёсен
смегчает кожу, возвращая в зиму
ресницы на которых белый иней
глаза в которых бесконечна осень
*** ты спрашиваешь, как
"ты спрашиваешь, как я стал безумцем."
вчерашний сомелье теперь священник.
открыты двери в нечто, это нечто
холодный воздух ночи греет сердцем.
от снов излечит утреннее солнце.
возможность видеть снег - читать прощенье,
любить повадки кошки, воскресенье,
чай в белой чашке и вчерашний вечер,
глаза, в которых небо - откровенье.
за первой маской прятаться не легче.
флейтисты в переходах не влюбляясь,
играют это чувство, привыкая
к шуршащей мешковине постоянства.
сходя с ума, вскрывают рыбьи вены.
*** на литейном
печные трубы в доме на литейном
вновь воют на луну, на тучи в небе.
одни ошибки - ночь, другие - утро.
и пусть шальная скрипка за стеною
звучала страстно. я как будто умер.
мне быть бы смелым, но не быть собою.
сквозь блузку запах тела и желанья
пьянил сначала. то мерцанье в прошлом.
не поддавался грифель, откровенной
строке сонета, ласкам незнакомки.
теперь усталость слева, - сгусток венный
и мало света. тонет мир. в потёмках
на циферблате замирают стрелки...
зима во мне останется надолго.
*** повозка не спешит
"повозка не спешит... там где дорога
встречается..." с твоею книжной лавкой
ползут улитки с телом-оригами,
стоят цыганки в юбках. блеск пайеток
на белых листьях ветра не случаен.
молчанье скрасив лаем чёрных кошек
должны шуметь браслеты, ожерелья
на птичьих лапках и на тонких шеях
темницы татуана ждут прилива
укрась цветами волны новой ночи
их розовая песня будет долгой
должна остаться тыквенная маска
на молнией сожжённом обелиске -
на дереве священном поцелуя.
*** путаница
ты слышышь скрипы губ из цедры в окнах
открытых на алжир, на кофе в зёрнах,
на вёдра с пылью, с угольною крошкой.
набросишь плащ факира на окошко
проснётся кошка и задушит птицу.
в март возвратишься, чтобы удивиться
на белый лунный пепел сигареты
остатки снега с грустью ждут рассвета
тень режиссёра рыщет по неделям
находит кадры, староневский, доски.
сюжет случаен. чувства, встречный ветер
картинки свяжут, чтоб потом в полоски
порезать лабиринты и подмостки.
ты слышишь: скрипы губ из льдинок - вечер.
*** бесконечная пустота понимания мелочей
крапивный лист обжёг язык ягнёнка.
круженье мух у глаза даже странно.
проснулось стадо сразу всё. в тумане
движение неспешно и обманно
от луга к лугу по тропинкам ломким.
пастух-мальчишка с дудочкой в кармане.
пёс с рваным грязным ухом лает громко
с утра на службе. вот и вся охрана.
зачем же метить небо тонким шрамом
кнутом свистящим, заговорным спуском.
по чёрно-белым пятнам пишут травы:
искать свободу в этом мире рано.
и кажется, что все по жизни правы...
но на душе вновь бесконечно пусто.
*** разлука
за омулем нырнула справа нерпа.
мой амулет густых седин не старше.
удары вёсел по шуге, как кашель.
прожектор гасит звёзды. зона ветра
от сердца слева. здесь чужих и наших
помирят волки, оборотни в белом,
пунктир побега в завтра, тень расстрела
и город ночи в снежно-рвотной каше.
я возвращусь нежданно чёрной домной
за предрассветьем, потеряв заплечик
поруганного слова в чреве комнат
мужская верность - выброшенный нечет.
стою у дома час, а может вечность...
разлуку легче понимать по окнам.
*** смещение во времени и в пространстве
подробности вчерашнего спектакля
не разглашай. всё было на афише.
цветным бульваром любовались с крыши
крылатые сатиры в белых шляпах.
прошли играя на бумажных флейтах,
на барабанах пустотелых фишек,
для нимф в косынках красных пионеры...
за рыжим солнцем выплыли галеры.
во времени и в мифах всё смешалось
гремят трамваи, прорезая скверы
сидит довольный зритель и не дышит
на дынной дольке, словно понял тайну:
болезнь не так подробна как желанье
увидеть мир, в котором зреют вишни.
*** почти безумье
раздумий чад об угольных ресницах
той, кто живёт в пещерах под сантьяго
почти безумье и намёк для ницше
писать трактат о спичке в женских пальцах.
в рубахе серной прислониться к искре.
под жаркой лаской съёжится бумага.
душа скитальца – пепел, а не хитрость.
на тени дома правит ритмы сальса.
не северный, но скверный взгляд. усталость.
вечерний ветер держит звёзды, птицу.
сегодня клочья неба вновь на лицах,
на сером серы, по пустым страницам
скрипит перо без капельки чернильной...
и не понять того, что будет дальше.
*** кукольное
ручная кукла с серыми глазами
от рыбы тай дарю тебе монисто.
холодный сумрак снова будет чистым.
придуманное имя не запомню.
в осенних листьях твой картонный домик.
прошло то время с солнцем и цветами.
и вечная улыбка стала томной,
немного стёрлась и, теперь ты дама.
не угадать сомнений. тень востока
по датам, числам добралась до рамы.
зеркальный календарик тёмных окон
давно разбился или брошен камень
искусственного сердца в рыжий морок
того, что изначально было нами.
*** о девочке, которую звали чернильный чёртик
чернильный чёртик плачет в авторучке.
москва стоит на красном светофоре.
малыш его назвал закатным солнцем.
оно теперь на перекрёстках улиц.
как много в стёклах схожих отражений
с намёком "стойте" дальше путь опасен
я не согласен, я - поборник ночи,
прекрасной дамы в лайковых перчатках
совсем не важно, как ты красишь губы,
наводишь тени и кладёшь румяна.
со мной ты входишь в образ самой лучшей.
я отвыкаю, всё со мной в порядке,
от зимних дней, от шелухи и капищ,
от снежных баб с тверской и ленинградки
*** за десять тысяч лет дождей и засух
за десять тысяч лет дождей и засух
всё также смотрит каменная птица
на храм из мела чёрного как солнце.
я перепутал кажется звучанья
флейт тростниковых и аккордов скрипки,
но спас от разграбленья древний город.
кому он нужен и кому я нужен...
свет фонарей на угольные нити
опять нанизан. розовый стеклярус
в цене как место для ночных свиданий,
мозаика безумий и наитий.
хранящий на ладонях мрак и слёзы,
из гипса лица, срез рассветных бликов,
мираж домов и улиц... я спокоен.
*** устал
- устал?
- устал...
...искать в котах бездомность,
бездонность в окнах северо-восточных,
которым солнце дарит на мгновенье
пустое утро и чужое небо.
стихи больны вчерашнею простудой,
посудой грязной, скатертью, где крошки
расположились точно это руны,
которые мы бросили нарочно
в пространство ночи, чтобы не увидеть
что ждёт нас завтра. то, что очень лично.
мы вновь вольны придумать снегопады
в конце апреля и себя в скитаньях.
и только снами нам делиться поздно
в них ничего цветного не осталось.
*** неправильное завершение вечерней встречи
ты пьёшь агуардьенте с юным мачо
и без акцента говоришь по-шведски.
фан-френч с акрилом тает в синем свете,
лицо прикрыто тенью... к белой маске
остыло сердце. с ришелье салфетки
в кафе безлюдном вечер обозначат.
на два часа смещают время влево
амура стрелы взятые на сдачу.
наверно так надёжней бросить невод.
глаз карих омут - вот она удача.
откроет бесконечность страсти евы
просторов зимних - первый сон адама,
а утром тот, кто будет рядом скажет:
таких как ты и я сжигали раньше...
*** хвалеба на седую голову
открыты окна будут... или были?..
метёлочкой смахни с рояля зиму.
легко качнутся занавесок крылья,
цветы в хрустальной вазе и... застынут.
нет перспективы без иллюзий. стыдно.
жить продолженьем образов незримых...
ажурной летней шляпки сны простые
латунных скрепок связь с бумажным миром
однажды опредметят вид на небо
желанья душу слепят с птицей хлебной.
февраль уже не плачет, коротышкой
весну встречая, бегает по крышам
сход снега предлагая как хвалебу
тому, кто из подъезда в вечер вышел
*** свадьба
снежинки путь по полю мной прочерчен.
пусты реченья. год из года ветер,
терзающий не флюгер - мою душу,
промёрзшую насквозь зимою этой.
над крышей пыль собралась в тучу снова.
не снег летит, а моль, личинки моли.
я ухожу без шума. в сердце - мелочь
мой взор - зерно в итогах поздних сборов.
трепали вьюги край смешной афиши.
повсюду дыры - окна, двери дома
насквозь до хляби ночи, чёрной свадьбы.
и пусть весна теплом в затылок дышит.
опять иду путём снежинки к храму
из веток вербы... незаметно тая.
*** джанга в джанги-тау
когда прогрызли крысы мозг и сердце
не говори с детьми, нельзя их путать
игрой в которой нет истоков света.
ещё мы помним сказки, но не верим.
конец апреля. нас заждалась джанга.
но бук заменим в этот раз на камни.
на джанги-тау вновь о нашем детстве
звенит ручей в предгорье, в предсознанье.
в папахе солнца ветер, вновь по склонам
туманы гонит, как чабан отару.
в руке его герлыга золотая,
а в роге - небо. льётся песня, слушай:
- с душою тёмной белая вершина
дружить не станет, даже если рухнет.
-------------------------------- и захотелось добавить:
* * *
Владимир Набоков, Кембридж, 31.05.1920.
В неволе я, в неволе я, в неволе!
На пыльном подоконнике моем
следы локтей. Передо мною дом
туманится. От несравненной боли
я изнемог... Над крышей, на спине
готического голого уродца,
как белый голубь, дремлет месяц... Мне
так грустно, мне так грустно... С кем бороться
- не знаю. Боже. И кому помочь
- не знаю тоже... Льется, льется ночь
(о, как ты, ласковая, одинока!);
два голоса несутся издалека;
туман луны стекает по стенам;
влюбленных двое обнялись в тумане...
Да, о таких рассказывают нам
шарманки выцветших воспоминаний
и шелестящие сердца старинных книг.
Влюбленные. В мой переулок узкий
они вошли. Мне кажется на миг,
что тихо говорят они по-русски.
© Copyright: Валдис Дубулт, 2010
http://www.stihi.ru/2010/03/24/2212