Я –РУССКИЙ.
Я- русский,
в ненависти и любви,
я в это не играю.
Я – русский,
это у меня в крови,
когда я умираю.
Во дни побед,
на гребне бед,
калужский,
курский,
я – русский,
и весь белый свет
перевожу на русский.
И храбрецам пора понять,
и трусам:
я – русский,
многим не поднять
такого груза.
На все вопросы я давно
врагам ответил.
Всех ненавистников клеймом
своим отметил.
Я вечен,
этого не сжечь
и не подмять им.
При встречах
мой язык и речь
друзьям понятны.
Я – русский,
я свободы весть
всем поколеньям.
Я – русский,
я душою весь –
Октябрь и Ленин.
Я всей душой принадлежу
земле советской.
На ней цвету,
по ней хожу
легко и веско.
Силён я водами её,
ее хлебами.
На целине – моё жнивье,
мой труд –
на БАМе.
А за кордоном –
имярек
под чуждой крышей
«я русский, русский человек…»-
твердит –
я слышу.
Но русским быть и позабыть
о русской доле?!
Быть русским -
это значит быть
российской болью.
Бессмертным камнем в Бресте стать,
бетоном – в Братске.
А спать-
так на Даманском спать
в могиле братской.
Но без России русским слыть!
И не краснея,
зерна не сеять,
не косить
на Енисее?
Того позора вдалеке
не смыть слезами,
что ты сейчас не на Оке,
что ты не с нами.
Что на Урале хлещет дождь –
тебя не мочит.
И поздно,
поздно ты поймешь
последней ночью,
переходя от всей тщеты
к предсмертной грусти,
что если не советский ты –
ты и не русский.
Альберт Иванович Адамов –это великое явление в поэтической жизни Магадана.
Издал 7 книг стихов: «Дорогами ветров» 1961 год, «Ладони» - 1963 год, «Характер» - 1965 год, «День в сентябре» - 1971 год, «Почему» - 1980 год, Колымский сонет» - 1985 год.
И каких стихов! Их хочется все читать, перечитывать, делиться ими. Свою первую книгу он издал в 23 года.
Откуда вдохновение? Вдохновение –всегда от Бога. Он об этом в самую точку сказал в стихотворении «Я был рожден и в будущее послан». Его выбрала Жизнь. Его выбрала Судьба. Он родился, чтобы увидеть, пережить и запечатлеть.
Альберт Адамов (Потехин) родился 13 апреля в 1938 году в городе Семенове Нижегородской области. Когда началась война, ему было 3 года. Он познал все ее невыносимые тяготы и страдания.
Я был рожден и в будущее послан,
пророс, как прорастают семена,
во имя дня и памяти о прошлом,
во славу жизни, выбравшей меня.
Мне временем, его бессмертной дланью
сквозь пепел, что остыл давным-давно,
завещана история живая
и мужество российское дано.
И счастлив я, что на полях России,
в лесах России солнцем был согрет,
что наделён был красотой и силой
ее сражений и ее побед.
СЫНОВЬЯ ВОЙНЫ
Нам никуда от этого не деться:
прорвется сквозь мажорные тона
худое и заплаканное детство
с медалями заплаток на штанах.
Захолонет нутро отравой желчи,
накатом самой бешеной волны.
Мужчины, друг, рождаются от женщин,
но мы с тобою – сыновья войны.
Нам будет вечно сниться эта давность:
Ведь горе не забылось ни на грамм,
Ведь это наша ненависть рождалась
На фронте похоронных телеграмм!
…Земля трещит по швам меридианов.
На всех широтах – виселиц столбы.
И дикий, потный страх ползет по странам.
И на колени падают рабы.
Под смертным приговором –
росчерк пули,
мечту всю ночь ведут на эшафот.
У верности (в который раз!) распухли
От слез – глаза,
от голода –живот.
О Русь, как ты сражалась, как тужила!
Стирая кровь с потрескавшихся губ,
до Волги сократилась, как пружина,
для смертного удара по врагу.
Пусть на суде сдерут всю кожу с вора,
по сто смертей за каждый русский метр,
за то, что ты солдаткой стала, Волна,
за то, что ты вдовцом остался, Днепр.
…Так мы росли.
Земля стонала, выла.
Но даже в самый горький день судьбы
к нам приходило мужество, как вывод,
из предпосылок смерти и борьбы.
ШКОЛА.
1.
Я по-мальчишески был рад
Взять в руки карандаш.
Слова звучали, как набат:
война, сраженье, марш.
Они горели в нас огнём
и обжигали рот:
и оккупация, и гнёт,
тревога и налёт.
Обугленностью всех утрат,
секретностью депеш
они спасали Ленинград,
бомбили Бухарест.
Взрываясь и входя в прорыв,
освобождая Крым,
слова солдатами брели
на Прагу и Берлин.
Я по слогам, как по следам,
потом узнал войну.
А слово завещало нам
свободную страну.
2.
Салютом грянула весна,
планета, скинув цепи,
плыла, ликующе юна,
с Кремлём московским в центре.
В тот день закончилась война,
и это было ново.
Моя советская страна
стояла, как основа.
И выжило моё село
в моём двадцатом веке –
основа сущего всего,
грядущего на свете.
И в тот благословенный час
мы каждого героя,
который отдал жизнь за нас,
оплакивали стоя.
Сумеет русский человек
без всяческих регалий
прожить, но не забыть вовек
ему таких рыданий.
Мне не забыть – была весна,
была на самом деле.
Солдат рыдал,
И ордена
Звенели под шинелью.
Была победа и весна,
ив расцветая наспех,
Вся жизнь моя была видна,
ясна, как в первом классе.
ОСЕНЬ 1945 ГОДА
Послушай:
тыл – есть фронт,
кромешный ад.
Врывалась осень на поля сражений.
И падал серп,
как будто автомат,
из рук скорбящих, изможденных женщин.
Ту осень смертным боем посчитай,
где каждое правленье было штабом.
В атаку поднимался урожай,
и трудодень
взвивался над рейхстагом.
ЖИВИ
Монолог солдата
Шёл бой, и было жарко небесам,
А ты упал и голова в крови.
Ты прошептал,
я это слышал сам:
«Я умираю, друг, а ты живи…»
В атаке мы сливались,
я и ты.
Нас разделить
и смертью невозможно.
Но у подножия твоей звезды,
у обелиска,
мной цветы возложены.
От заводского грохота вблизи
ты жив во мне – открытый, трудовой,
ты- пламень мой в работе и в любви.
Но без тебя вернулся я домой…
Пусть будет жизнь,
и пусть приходит смерть,
Сквозь тысячи немыслимых нашествий
пройти свой путь –
ни разу не посметь
отдать на поруганье нашу честность.
И существует долг
один на всех,
и наше право
в смертный час
на вечность.
И в прошлом тает мнимый наш успех,
и воскресает наша человечность
И солнце каждый день, как птица Феникс,
встает для человечества всего,
а не для тех,
кто в гущине кофейной
не видит дальше носа своего.
Эпиграф
Америка, Америка!
Твои рулевые капитаны
Не видят новых земель…
Н.Грибачев
КАПИТАНЫ
Дородные, охрипшие дядья
На мостике и в капитанской рубке,
Который час, который век галдят,
В простор озлобленно простерли руки!
А там, в лохмотьях жидкого туманца,
Стеной встает и рушится вода,
на парусах Летучего Голландца
Трепещется матросская беда.
Мгновения возмездия настало!
И мысль и волю ужасом свело.
И корабли уносятся на скалы
под флагом равнодушья своего.
Друзья-скопцы трусливо бога молят,
Последнюю молитву завели.
Звереют волны. Под личиной моря
скрывается безумие земли.
О лица, страсти – все одни и те же,
в одном и том же бешеном строю!
Что думают, какой надеждой тешат
Лысеющую голову свою?
Вы – капитаны. Вам и компас в руки.
Командуйте. Матросы у руля.
Подскажут ли искусство и науки,
куда несется шалая земля ? !
Я чувствую, как бьет тревогу ветер,
как грозно наклонился горизонт
над старцами, которые в ответе
за то, что юноши идут на фронт.
Глотает море черные грибы.
Прими, земля, сосновые гробы…
***
От отчего порога
мы в смертный бой уйдем,
повзводно и поротно
погибнем под огнем.
На древнем поле брани
умрем, не в первый раз,
Ты не печаль над нами
своих рублёвских глаз.
Ведь ты всегда умело
творила чудеса:
земля хранила тело,
а душу небеса.
О родина святая,
запомни навсегда,
что над тобой летает,
трепещется звезда.
Холодной ночью темной
звезда бессчетно лет
летит над отчим домом
и видит в окнах свет.
Сквозь темень , непогоду,
густые облака
видны ей огороды
и тонкая река.
В эпоху революций
все круче виражи,
все чаще слезы льются
и звездные дожди.
Но в горе и несчастье
не опускай глаза-
погибнет в одночасье
забытая звезда.
***
Мне в детстве часто не хватало сил.
Сквозь безотцовщину до выпускного класса
Я пробивался, дрался и грубил –
Учитель мне твердил, что жизнь прекрасна.
Я рос голодным – был великий пост,
Я вяз в междуусобицах и дрязгах,
Спал под забором, на вокзалах мерз,
Но все надеялся, что жизнь прекрасна.
Я жил как мог, лез на рожон везде,
А кое-где смирялся, как приказано,
И, сколько помню, в доброте и зле,
Как в забытьи, шептал, что жизнь прекрасна.
Не раз мне попадало по зубам,
В глазах темнело. Становилось ясно,
Что я с минуты на минуту сдам…
Но жить хотелось. Жить всегда прекрасно.
Я повзрослел, мне скоро тридцать лет.
Я прожил их, как видите, прекрасно –
Ведь я несу в душе весь белый свет.
…А мог бы столько лет прожить напрасно!
Альберт Адамов любит Россию. Он не просто любит ее. Он прорастает в нее всем своим существом, всей своей жизнью. Он принял ее судьбу и он пытается достучаться до наших с Вами сердец. Он понимает, что единственное счастье – это мы с Вами, это люди, народ,
***
Не дорогой верст – дорогой лет.
До людских сердец, как до планет.
Я из кожи лезу, добиваюсь,
до улыбки вашей добираюсь.
Сквозь чащобы сплетен. По ущельям
ненасытной травли. По местам
грубого приказа, поученья.
По тропинке веры. По мостам
одобренья, чуткого вниманья.
Под крылом надежды. В тишине
вашего тяжелого молчанья,
подозренья вашего ко мне.
Что во мне? Да я ведь не один.
Люди доживают до седин,
доживают до лихих годин.
Вот уже и дышат часто-часто.
Счастье –в клочья! На куски! На части!
Слышу, как взрослеют голоса.
Кто-то вышел в дальнюю дорогу.
Встанут – изучающее и строго
взглянут мне за пазуху, в глаза.
Что глядите? Нету камня, нету.
Улыбнитесь на мою планету!
***
Умела Русь и драться и молиться,
на пепелище вновь построить дом.
В войну- не на живот, в на смерть биться,
а мир – так ладить праздники с трудом.
Я знаю, что отшибло память многим,
кто с нам с мечом, кто к нам с угрозой лез,
знать неприступны русские дороги,
знать неприветлив темный русский лес.
Отчизна, нету в целом мире краше
земли ни сельской и ни городской,
и потому врагу под небом нашим
не пить воды – ни волжской, ни донской.
Но мы сейчас не выстраданной болью
и не возмездьем правым жить хотим, -
гостей своих встречаем хлебом-солью,
и сами тоже ездим и гостим.
И говорим: - Давайте-ка учиться
да торговать, а драться – никогда.
И будет небо солнышком лучиться,
и подмигнет нам каждая звезда.
Как хорошо собраться в путь-дорогу,
изведать сердца сладкую печаль!
О Родина, я к отчему порогу
лишь возвращусь – ты лаской повстречай.
* * *
Не упивался я собою,
Но было, - как тут не суди, -
Что за своей щемящей болью
Не видел я твоей беды.
И сам себя по шерстке гладя,
Твердя, что нелегка судьба,
К друзьям бывал я беспощаден,
Но часто я щадил себя.
Прости мои грехи, коль можешь.
В дорогу выходя, как в бой,
Я в драках с подлостью и ложью
Старался быть самим собой.
Но вот запал пристрастья вышел.
С недавних пор я понял, Русь,
Что становлюсь намного выше,
Когда тобою становлюсь.
Твою Амур-Дарью и Волгу,
Твой смех, отчаянность твою,
Твою любовь, твою тревогу
Воспринимаю, как свою.
И над костром таежным греясь,
Перерождаясь целиком,
Вхожу хозяином во время,
Чтоб стать твоим учеником.
***
Время, время, постой не спеши!
Время, время,
постой, не спеши!
Я делюсь сокровенным с тобою.
Мне работать с тобой до отбоя,
до последнего вздоха души.
По тревожным твоим позывным
я равняю упрямые строки,
изучаю характер эпохи
и спешу по дорогам твоим.
Я прощаюсь.
Я – мох и кора
на ногах умирающих сосен.
Я- корабль,
улетающий к звёздам
(мне давно бы на землю пора).
Я - Россия.
Я – рельсы и риск.
Белых пятен на мне, как заплаток.
Мне вручает кайло и зарплату
мой угрюмый товарищ – Норильск.
Узнаю, кто друзья, кто враги,
сквозь холодную зимнюю синьку
ощутив Колыму, как слезинку,
как свинцовую дольку в груди.
Устаю, но дорогу не хаю.
Отстаю, вырываясь вперед…
А свалюсь, так шепну, задыхаясь:
-Хорошо, что со мною народ!
***
Век двадцатый, век железный,
век военный, век седой!
Старина уже болезный, -
Все кричат, что молодой…
Я не буду спорить, слышишь?
Но признаться нам не грех:
нынче ты живешь и дышишь
вечной молодостью тех,
кто ушел из жизни прежде,
чем родиться ты успел,
кто в боях на Красной Пресне
песню мужества запел.
Кто бывал прямым и грубым,
но когда пришел черед,
бросился хрипящей грудью
на фашистский пулемёт.
Кто подчас казался слабым,
но пришла пора – и он
пытки выдержал в гестапо,
был расстрелян иль сожжен.
Кто заслуживал Героя,
но за то, что был в плену,
осужден и под конвоем
отвезен на Колыму.
Кто упал в бою на Волге,
кто упал в бою за Доном,
кто в концлагере германском,
кто в спецлагере своем, -
многих только ты приметил,
многих даже я запомнил,
многих следователь знает
да колымский бурелом.
Век двадцатый, век железный,
век военный, век седой!
Старина уже болезный, -
Все кричат, что молодой…
Ты на людях не заплачешь,
никому не знать о том,
как ты стонешь, слёзы прячешь,
задыхаясь под платком,
как тоскуешь ты порою
и становишься темней,
вспоминая о героях
горькой юности своей.
Альберт Адамов писал в одном из писем «…Как любой человек, я могу ошибиться, но меня всегда раздражает трусость поэтов, уходящих от современности. Время, конечно, сложное, искренность не всегда в почете, талантливая – тем более…»
Еще за деньги люди держатся
Н. Асеев
Когда с тобой, впередсмотрящий,
я в бочке до зари не сплю,
я знаю — ищущий обрящет,
не разобьется о скалу.
О человек, вперед идущий
и жизнь не ставящий ни в грош,
ты долго жить меня научишь,
в забвение не пропадешь.
Ты — верящий с утра до вечера
в величие людей и гор,
тебя простор увековечит,
и сохранит тебя костер.
Но ты, держащийся за вещи
и за деньгу, ты не постиг,
что проживи ты в мире вечность,
живым не будешь даже миг.
Никто из нас со вздохом: — Здравствуй!
не переступит твой порог —
из тех, кто накопил пространство,
секунду сэкономить смог.
***
Все узнал я в этом мире,
Как пахать не отдыхая,
Отдыхать в тепле и сухе, если дождь иль
Выпал снег.
Надо быть прямым с друзьями,
Подлецам, не потакая,
Если ты, конечно, точно
Благородный человек.
Если друг твой обезличен,
Обезножен, обезручен,
Обезденежен –
Прости ему и дай ему ночлег.
Будь с ним вместе – это надо,
Будь с ним вечно неразлучен,
Если ты, конечно, точно
Благородный человек.
Вот и встретились,
Пора бы…
Выбросите все на ветер:
На полатях, на повети
Очень мал у дружбы век.
Если друг твой обездушен,
Не прощай ему вовек.
Но и это ты прощаешь,
Благородный человек.
Посвящение.
Я в палатке писал,
слыша лиственниц мощные вздохи,
я писал у костра
в ледяной аймяконской тайге.
И трещали дрова,
и по небу метались сполохи,
и студеные реки
рвались,
прижимались к строке.
Строчки вдруг оживали,
стихи удивленьем горели,
весь увидевши мир
без прикрас,
безо лжи.
Сумасшедшей луной,
горной речкой
и всплеском форели
по оленьим следам
расходились мои тиражи.
Под полярным сияньем
состоялось мое посвященье,
посвящение в Люди,
перед выбором –
жизнь или смерть.
Посвящение в то,
что имеет значенье
не пенье,
не желание петь,
а желание сметь.
Сметь пробиться
Сквозь ветки мерзлых деревьях,
сквозь почки,
что разинули рты
и не могут родить ни листа,
сквозь короткие зимние дни,
сквозь бессонные ночи,
сквозь тоску, -
как воочью
сквозь гиблые эти места.
Умереть,
но пробиться к друзьям
сквозь барьер неприязни,
к их желаньям
горящим,
как таежные вечера,
чтоб в восставшем сознании
было грядущее ясным,
пусть нам будет опасно,
но прекрасно,
как было вчера.
Колымский Сонет.
И крупно пронесу и круто
жизнь до немыслимого дня,
когда последняя минута
к ответу призовет меня.
И спросит строго и нежданно,
доволен ли судьбой своей?
И жить ещё желая жадно,
я так тогда отвечу ей,
что каждый час живя под богом,
подчас вздыхая: «Да, судьба…» -
в существовании убогом
не мог похоронить себя.
Я много лет с моей судьбою
веду непримиримый бой,
чтобы подняться над собою,
и значит, стать самим собой.
Ведя борьбу – за вехой веха,
не веря слабостям своим,
ковать характер человека –
на том стояли и стоим.
В самосраженье нету жеста,
о нем говаривал Толстой.
И, постигая совершенство,
мы постигаем смысл простой.
какую трудную работу
мы делать с детских лет должны.
… А тем не верю ни на йоту,
Кто ангелами рождены.
Они все ушли пронзительно рано. Олег Куваев, Альберт Мифтахутдинов, Альберт Адамов… Даты жизни: Альберт Адамов - 13.04.1938 - 09.01.1985; Олег Куваев -
12.08.1934 - 08.04.1975; Альберт Мифтахутдинов - 11.05.1937 - ноябрь 1991.
На похоронах Олега Куваева.
Очень рано,
пронзительно рано скончался мой друг.
Сорок лет –для мужчины не возраст.
Для меня опостылело всё вокруг.
Даже мой
для мужчины –
по сути не возраст.
Это страшно,
когда умирают так рано друзья.
Нам, живым, неподвластно и страшно.
Вы поймите –
в земле быть так рано нельзя.
Да,
я знаю,
что мертвым в могиле не страшно.
Да, я знаю,
что каждому быть суждено
там – в земной коммунальной квартире.
Нам последний привал выбирать не дано,
новоселья не будет в квартире.
Умер друг мой.
А здесь-то, в живых, каково?
Каково нам,
его хоронящим как будто живого?
Только слово осталось над могилой его.
И ни крошечки больше-
живого.
Умер друг мой.
Для вас он не умер навек.
Для меня он скончался пронзительно рано.
Вот и весь мой рассказ.
И всего-то один человек
да могила – открытая рана.
***
Не повторяй ни взлетов, ни падений
обиды старые забудь и не ершись.
Один без друга, без любви, без денег –
зовет тебя совсем иная жизнь.
Спеши – иначе этот зов погубишь -
все обновить тем лучше, чем скорей.
Другие руки и другие губы
ласкать умеют проще и острей.
Других ошибок и других успехов
в грядущем притаилась череда.
Спеши, покуда песенка не спета,
пока не спета – горе не беда.
Ах, никуда не деться нам от боли,
бессильны мы в былое не смотреть.
Но ты стремись не повториться боле,
ведь повторенье - эта та же смерть.
***
В мире атомном, научном
среди падений и побед,
как собственной бедой, измучен,
что друг мой счастьем не согрет.
Идет, сомненьем обожженный,
не может различить черты
ни подлости вооруженной,
ни безоружной доброты.
Он там, где чёрствые друг с другом
пьют и неискренне поют,
где вознесут не по заслугам
и, глазом не моргнув, убьют,
где связанные клятвой братства
мириться будут до конца
и, ненавидя, улыбаться
мечта лгуна мечте глупца.
При встречах он мне шепчет с горем,
с надрывом:
- Я ночей не сплю,
пойми, мы слишком часто спорим
и редко говорим «люблю»….
***
Быстро проходят годы.
Дни, как листья , шуршат.
Ночь надо мной и звёзды.
Просится к ним душа.
Просится ввысь, печалясь,
что подступает срок
прямо, не спотыкаясь
перешагнуть порог.
Перешагнуть, не ахнуть –
в Млечном пропасть пути.
И, задохнувшись , с маху
вечность приобрести.
Не повторится здешний
первый, утробный крик.
Так что запомни грешный
мой человечий лик.
Там, в глубине погоста
нам уж гнезда не свить.
Всё на земле так просто.
Проще не может быть.
Я уверена- всё повторится. Они придут к нам эта Плеяда. Придут под другими именами, но придут. Их души будут ещё жить на земле, потому что они чистые, дерзкие, горячие, любящие, нежные, настоящие, потому что они нужны здесь – Людям, этой Земле, чтобы спасти ее.
Магадан. 24 мая
Эпиграф:
В Москве не будет больше снега…
А. Межиров
А в Магадане снег идет.
Представьте, снег идет!
И это было каждый год
И будет каждый год.
О снегопады, словно грусть,
Я знаю наизусть.
Я помню много-много лет
Лишь белым белый свет.
И тут печаль моя легка,
Как будто облака.
Как будто белый Магадан
И я – сродни снегам.
Я знаю, мне гнезда не свить,
Тепла не воскресить.
Но никакой уже сугроб
Меня не вгонит в гроб.
Мне закаляться здесь пришлось
Вплоть до седых волос,
И молча я могу стерпеть
Беду, обиду, смерть.
А снег идет, и ветер стих,
И, как последний стих,
Звучит сорвавшийся с высот
Торжественный аккорд.
И где б ни умер я теперь,
ты в смерть мою не верь.
Я жив: меня вернул назад
Колымский снегопад.
Эта публикация в честь памяти Альберта Адамова. Поскольку в Интернете практически не найти его стихов. А его должны читать и слышать как можно больше людей! Ведь он шёл к нам!
…И понял я движение строки,
Движенье человека – сердце к сердцу,
Желанье превратить себя в
стихи,
Согласие сгореть,
Но выйти к свету.
Последний,
Самый сладостный порыв – понять все зло,
И все добро понять,
И, невзначай гармонию открыв,
Весь мир, как есть он,
Трепетно обнять.
И все добро поднять строкой любви,
Поднять добро
Навстречу взрывам зла.
Тогда бы смог я, чист перед людьми,
Сказать,
Что жизнь оправданной была.