«Что же пил я такого полноченьки?
Где я?!» – мысли порхают, как бабочки…
Руку с сердцем прошу чьей-то доченьки.
Сам – в трусах наизнанку, но в галстучке.
Может, это – кошмар, что забудется,
вдруг проснусь, и исчезнут мучители –
и в халатике, эта распутница,
и её, как я понял, родители?
Став меж кухней и ванной зажатым,
не добравшийся до туалетной,
я блокирован папой поддатым,
и маман в бигудях, с сигаретой.
Дрожь в ногах, в голове какофония.
Вслух зову я девицу «лапулею»,
ибо имени тупо не помню я,
те ж меня, между делом – «сынулею!»
С ними завтракать сев по-семейному,
не расслышу вопрос о судимости,
исподлобья взирая потерянно,
как они – гнев сменили на милости:
«Ладно уж, забирай, коли любишь!»,
громко чмокнет родитель «лапульку»,
из моей же из рюмки буль-булькнув,
молвит: «Прав, зять, что утром не будешь...»
Я кивал невпопад, но воспитанно,
не найдя в куртке паспорта мятого;
ночью, ими, в нём явно прочитано:
занесло – без детей, не женатого!
В лицах радость, ну просто повальная!
Одеваться пошла «ненаглядная».
Тут же, мать моя, потенциальная,
деловито пакует приданное:
«Вот, на счастье вам, детки, перинка,
чуть подшить, тряхануть. Нам не жалко!»
…И сижу я, в трусах наизнанку,
дураком – на своих же поминках...