Он говорит: Здесь холодно, очень холодно, заметает зима под полог колючий снег, убежали волки и улетели вороны, ледяные иглы сшили поверхность рек. Ночь тишиною колкой над спящим лесом ткет прихотливо длинные тени-сны, смотрит за стены, ветер доносит песню снежных торосов, воздух – и тот застыл, стяги на башнях смерзлись, пошли коростой, стали ступени горкою ледяной. Смотрят в окно холодные, злые звезды, и заливают комнату стылой мглой.
Он говорит: Пора начинать сначала. Новые земли и новые имена. Дыбится лед торосами у причала, тонко звенит застывшая тишина – звук леденцовый, хрупкий, почти не слышный, ломкий – прозрачней памяти о тепле, солнце, барашках пены, цветущих вишнях. Искрами льдинки вспыхивают в золе, мир за окном – холодный застывший камень. Ночь. В очаге – лишь угли, в реторте – лед.
Он обрастает перьями: Ну все в баню! И, обернувшись вороном, на восход держит дорогу – там, где цветы и травы, небо синей, теплее и ближе звезды. В бездну – богатство с властью и злую славу, замок, насквозь промерзший, где стылый воздух жжет при дыханье горло, и где в камине синее пламя прыгает по углям.
Замок молчит, бойницами смотрит в спину. В птичьем зрачке – оставленная земля отражена, как в гладком хрустальном шаре. Взмахи тяжелых крыльев – вперед, вперед!
Ворон летит, не видя, как над горами топит снега и льды золотой восход.
18.02.16