А молодёжь, как и всегда
Влюблялась, весело жила.
Андрей Сташенко как и все.
Не хуже хлопцев был в селе:
Широкоплеч, да коренаст
Отсутствовал в нём всякий фарс.
Любил Настасью он Волчок.
И в тайне дал себе зарок,
Что в жены только лишь её
Возьмет он больше – никого.
«Накопишь для себя деньжат,-
Так говорил его друг – сват,-
И можно свадебку сыграть.
Пока что нужно подождать.
К чему спешить? Всё в срок придет.
Тебя лишь только подождёт.
Я в списках кое- что нашёл;
Твою фамилию прочёл.
На трактористов посылают,
Дать специальность обещают.
Богатым станешь женихом,
Когда вернёшься с курсов в дом».
Андрея новость удивила,
И даже очень вдохновила.
Стать трактористом для села –
Большая честь для всех была.
Учиться в Киев уезжали
И там полгода проживали.
Андрей старался всё понять,
Всё досконально перенять.
Отличным был учеником.
Но часто вспоминал свой дом.
Остались – брат, мать, две сестры
И милой Настеньки черты.
Он письма не любил писать.
Но верил – Настя будет ждать.
Она неверной оказалась.
И к свадьбе быстро собиралась.
Да друг его – Степан Зернов
Стал провожать её домой,
Потом с работы стал встречать,
Ей ручку нежно целовать.
Да, видно, далеко зашло:
Дитя родиться уж должно.
Никто Андрею не писал,
И он подробностей не знал.
В село лишь только он вошёл,
Ещё до хаты не дошёл,
Соседа Марка повстречал,
Тот ему правду рассказал:
«Настёна, видишь, не встречает.
Степан веселье с ней справляет…»
Всех обошёл Андрей друзей,
У них напился до чертей,
На свадьбу к милой заявился.
«Андрюха, ты уже явился!
А я не знал, - сказал Степан
И преподнёс ему стакан.
Андрей, не видя никого,
Поднял Степана высоко,
Сжал тело крепко всё его
И тут же выбросил в окно.
Виском ударился Степан
И замертво упал в казан.
Весь помутился сразу свет.
Суд много дал Андрею лет.
В Сибирь отправили его,
Он в Омске отбывал сизо.
А дома оставалась мать,
Гришуха – младший его брат,
И две сестры: Катюша, Саша,
Да добрая соседка Глаша
Им помогала, чем могла,
Пока не началась война.
Жила Анюта хорошо.
Внезапно горюшко пришло.
Василь три ноченьки не спал,
А свёклу с поля отправлял.
Решил немного отдохнуть
И, малость, чуточку вздремнуть.
Напарник был вместо него,
Не мыслил видно ничего:
Стал трактор он перегонять
И надо ж было так застрять,
Да на железном полотне.
Уж поезд виден вдалеке,
И завести мотор не мог,
А поезд подавал свой слог.
Успел лишь выпрыгнуть с него,
И поезд врезался в него,
И трактор был весь покорёжен,
Как говорят, в лепёшку сложен;
Состав пошёл весь под откос.
Немало он хлопот принёс.
Трагедия была большая.
Судьба – коварная и злая,
Не знаешь, где и как встречать,
И что для встречи предпринять.
Хоть не виновен был Василь,
Но трактор числился за ним;
И мог «врагом» народа стать
Или на каторгу попасть.
А Василю – лишь двадцать пять,
Всей жизни не успел познать.
Ни ел, ни пил, весь почернел,
От горя страшно похудел.
Его директор уважал
И истину той ночи знал.
Решил спасти он Василя:
Расчёт дал раньше на два дня.
Василь, не мешкая, в тотчас
Собрал вещицы мигом в час,
К отцу в деревню укатил.
Там три денёчка лишь прожил,
Как раз с Сибири отдыхал
И через три дня отбывал
Земляк, Присяжный Алексей,
Узнал о жизни его всей
И сразу предложил в Сибирь
Поехать тотчас вместе с ним.
Василь, конечно, согласился
И долго, скажем, не рядился.
Собрала Анна его в путь.
Да стала спину в хате гнуть.
За всё хваталась, помогала
И деду, бабе угождала.
Но трудно было угодить.
Свекровь, как червь, стала точить:
И то не так, и сё не так,
Да стала обзывать повсяк:
«Лэдащо, працювать нэ вмие.
Лыше сыдыть на наший шии».
Начнёт лишь Анна подметать,
Она – за веник, отбирать:
«Нэ трэбо. Я зроблю сама.
Мэни служанка не нужна».
Отбила всякую охоту,
По дому выполнять работу.
Пелёнки лишь начнёт стирать,
Она кричит уже опять:
«Смэрдыть! Смэрдыть! Нэ можно дыхать!».
Невыносимо было слышать
Её упрёки каждый день:
Что обуяла Анну лень;
Дитя кричит, она гуляет,
В работе ей не помогает;
Не так посуду вымывает,
Не так лежанку застилает,
И в огороде не так полет;
Не так полено ставит, колет,
И всё – не так, не так, не так.
Не может угодить никак.
Продукты под замком держала,
К ним никого не подпускала;
Ключи носила при себе.
Сидела Анна во дворе.
Входить в избу ей запрещала,
Чтоб мух туда не напускала.
Оксану люди в селе знали.
Колдуньей, ведьмой прозывали,
Что, дескать, кошкой ночью бродит,
У всех соседей коров доит;
Наводит порчу на весь скот,
Что всех коров она сосёт,
Что страшно на неё глядеть,
От взгляда можно умереть.
Такие мифы создавались,
Из уст в уста передавались
И обходили стороной,
Боясь её, и глаз «дурной».
Да, норовом была строга.
Носила образно «рога».
Могла отпор дать хоть кому,
И даже мужу своему;
Да скрягой жадною слыла,
Как говорят, не даст огня
Из жаркой пламенной печи,
Иль огонёчка от свечи.
Была остра и на язык.
Однажды дед в избу проник,
Хотел кусочек сальца взять,
Сестре своей Евдохе дать,
Она его так отчитала.
Как будто рёбра посчитала,
Он даже вздрагивал во сне,
Боялся быть наедине.
Зато порядок был везде:
На огороде, во дворе,
Как метеор, она летала,
Кругом и всюду поспевала.
А что, язык?! Он без костей.
Им отгоняла всех гостей,
И Анне тоже доставалось,
Хоть многое – перенималось.
За стол садятся, было есть:
«Садись со мною, Анна, здесь», -
Лука любезно приглашает.
Оксана тут же в речь встревает:
«Хто не працюе, той не исть,
Вона живэ, як чужий гисть».
У Анны ноги подкосились,
И слёзы градом покатились.
А тут Настасья в дом вошла,
Марко Присяжного жена.
Красавица! Ну, как Богиня.
С такой шедевр писать на диво.
Лука враз с места соскочил,
Ей своё место предложил.
Оксана, словно как оса,
Схватив его за волоса,
Прыть в тот же час и осадила,
На место сразу посадила:
«Сядь! Нэ скачи, як та блоха.
Вона – нэ сваха, нэ сноха…»
«Мне некогда у вас сидеть,
Мне за дитём надо глядеть.
Займите соли, если есть,
А то запас ушёл наш весь.
Марко зарезал кабана…»
«Ни, соли зараз в нас нэма.
Була. А вжэ, на жаль, нэма.
Позычила на борщ сама».
Хотел Лука сказать, что есть. –
Оксана приказала сесть.
И сразу Настю проводила,
Да крепко ворота закрыла.
«Шматок бы сала прынэсла,
То можэ б соли я дала.
А ты, николы нэ встривай,
Мэнэ, як жинку, поважай».
И стала мужа поучать:
Где, что и перед кем сказать;
Что вовсе лучше промолчать
И в бабье дело не встревать.
Оксана с мужем всё ругалась,
А Анна без еды осталась.
Ушла тихонько со двора
И в монастырь к сестре пошла.
Стояла знойная жара,
Кружилась сильно голова,
Пустой желудок затошнил,
Идти, уж не хватало сил.
Ребёнок плакал, есть хотел,
Кричал взахлёб, уже хрипел.
К сестре, наверно б, не дошла:
До капли сила вся ушла.
Извозчик к счастью их догнал,
Сестру Агнессии он знал,
Воды с бутылки дал испить,
Помог в повозку посадить,
Да новости все рассказал:
Что малый хлопчик убежал.
Кругом искали – не нашли.
Директора враз увезли.
Куда? Не ведает никто.
- Наверно, парень тот – того,
Был сыном важного лица.
Да посадили подлеца.
Врагом народа оказался.
Вот и детдом наш показался.
-Спасибо, что нас подвезли.
- Ты никому не говори.
Тебе я тайну рассказал,
А всё равно! – и замолчал.
К нему Анюта подошла
И шёпотом произнесла:
«Захар, не бойся. Не продам,
Но больше не глаголи сам.
Ведь люди разные бывают:
Вниманье, чуткость проявляют
И в душу влезут так легко,
Но есть такие, что назло
Всё выведают, а потом
Отправят в сумасшедший дом.
На время стань совсем глухим
И по возможности немым.
Прощай. Спасибо, что довёз.
Пусть жизнь твоя не знает слёз».
Агнессия сестру ждала,
Ей пирожочков напекла,
Сварила смачного борща,
С приправой сжарила леща.
Анюта еле в дом вошла,
Дочь на руках её спала,
Повозка, видно укачала.
«Ты не буди. Поешь сначала», -
Агнессия произнесла,
Да борщ в тарелку налила.
Анюта ела всё подряд.
Потом пошли с сестрою в сад,
Чтоб дочь свою не разбудить,
И стала с нею говорить,
Как трудно угодить свекрухе,
Какие терпит она муки;
От мужа писем вовсе нет,
И мрачным кажется ей свет.
Сестра её всё утешала,
На путь на верный наставляла.
Три дня Анюта пожила.
Сестра гостинцев собрала,
Да Фёдор, муж сестры, отвёз.
Уж начинался сенокос.
Гостинцы Анна привезла
И все Оксане отдала.
Та вмиг упрятала к себе.
«Я буду выдавать тебе.
В комори нэ бувае мух
И там добрячий, свижий дух».
Их Анна больше не видала.
Тайком Оксана поедала.
Прошла неделя в тишине.
Василий снился в каждом сне,
Но писем Анне не писал,
Упорно отпуск ожидал.
А Анна каждый день ждала.
И написала бы сама,
Да только адреса не знала.
О муже очень тосковала.
Оксана, словно как змея,
Всё жалила день ото дня:
«Навище вин тэбэ нам збув?
Тэбэ давно вин позабув,
А може кращу вже знайшов,
Вид тэбэ назавжды пишов».
Едою стала попрекать,
Повсюду сплетни распускать,
Что, дескать, бросил он её.
Какая польза от неё?
Ещё обязаны кормить,
Не выносимо, с нею жить.
От сплетен Анне не спалось,
С Оксаной горестно жилось:
К столу не стали приглашать,
Продукты от неё скрывать.
Настали пасмурные дни,
Прослеживались все шаги:
Ходить к соседям не могла –
Оксана зорко стерегла.
Жизнь стала, словно как в плену.
Молва бежала по селу:
Что бросил сын Луки жену,
Умчался в дальнюю страну.
А ведьма кровь с неё сосёт,
В конце концов, её убьёт.
Она вся сникла, почернела,
От горя сильно похудела.
Но неожиданно для всех,
Не ради шуток и потех,
Явилась падчерица к ним
С Калуги с муженьком своим.
И тоже Анной прозывалась.
Оксана сразу заметалась:
Стол стала быстро накрывать,
Гостей с улыбкой пригощать.
Все сели весело за стол.
Под Анной закачался пол.
Она присела на лежанку.
Её мутило спозаранку.
Взяла ребёнка, чтоб уйти,
Да только силы подвели.
Так и осталась с ней сидеть,
Боялась на еду смотреть.
Но Николай взор обратил
И с ней при всех заговорил:
«Чего сидишь, как сирота,
Вот рядом место – для тебя».
У Анны хлынула слеза:
«За стол садиться мне нельзя».
Лука, как будто не слыхал,
Горилку молча наливал,
Оксана, словно метеор,
Зачем-то кинулась во двор,
Немая сцена наступила.
А девочка: «Ам, ам,» - просила.
Тянула ручки всё к столу.
Жена ответила ему:
«Давайте будем начинать.
Не хочет, есть, не надо звать».
«Возможно, в жизни я – чудак,
Но не встречал нигде вот так,
Чтоб кто-то в стороне сидел,
Со всеми за столом не ел.
Что происходит здесь в семье?»
- Потом я расскажу тебе.
-Нет, я хочу сейчас всё знать,
И стоит ли здесь отдыхать.
Чтоб сохранить меж ними мир,
Собрав остаток своих сил,
Анюта кое-как сползла,
Из дома в тот же час ушла.
Прошла по огороду вниз,
А там жила Перебийнис,
Вдова и четверо детей,
И обратилась с просьбой к ней.
«Мне угол, Лида, отведи,
Меня на время приюти
Тебя я милая ,прошу.
Иль до зимы не доживу.
Хоть очень бедно та жила.
Сама голодная была,
Но Анну всё же приютила
И чем смогла, тем накормила.
Потом Агнессия сестра
Ей много пищи привезла.
Её бы Анна месяц ела
Но оглянуться не успела
А овощей и фруктов нет
От них остался только след.
Лишь на неделю и хватило.
Откуда бралась только сила,
Чтоб все невзгоды пережить
О буднях горьких не тужить.
Старалась Лидии помочь
Но наступала только ночь,
Слезой солёной умывалась,
А днём-весёлою казалась.
Дитя разумное росло,
Своими ножками пошло,
Головка в кольцах вся вилась
С отъездом папы не стриглась
И кудри глазки закрывали,
На мир смотреть они мешали,
Любила дочку всей душой,
Водила всюду за собой,
Одну ни с кем не оставляла
И никому не доверяла.
Так ещё месяц пролетел,
Уже и урожай поспел.
Увы! Назад за три недели,
Почти весь, «несозревшим» съели.
Копать картошку не пришлось,
Собрать лишь тыкву довелось,
Да кое-что по мелочам,
Досталось семя воробьям,
Морковка – детям и горох.
Пекли с него для всех пирог.
Приезд Агнессии все ждали,
И дверь на ключ не закрывали.
Она всегда сестре везла
Всё, что тайком собрать могла.
Но Анне всё не доставалось,
Украдкой от неё скрывалось:
Консервы, сахар и мука,
Варенье, разная крупа.
Об этом Анна точно знала,
Но перед Лидией молчала.
И в этот раз её сестра
Опять гостинцев привезла:
Пампушек сладких напекла,
Конфеты детям раздала.
Дала Тамаре в кулачок
Огромный сахара кусок,
Как будто все довольны были,
Но только сёстры лишь отбыли:
Пошла Анюта, провожать,
Сестре всю правду рассказать,
Как заступился Николай,
И в тот же день отбыл в свой край,
Да каково сейчас житьё.
«Куда не глянь, всё – не моё.
Оксана может правду знает
И слухи всюду распускает.
Хотя бы строчку написал.
Один бы адрес мне прислал.
Я б каждый день ему писала,
Не так быть может, тосковала».
Ушли сестрички за порог,
Ведут спокойно диалог.
А Лида всё перешерстила,
Да пополам переделила,
Свою часть спрятала в сарай,
С детьми весь съела каравай,
Да развязала узелок,
Пампушки скрыла и пирог,
Взяла конфеты у детей,
Запрятала их поскорей.
А дети к Томе подбежали
И тут же сахар отобрали,
Да стали все его лизать,
А девочка во всю рыдать.
Чтоб быстро крик её унять,
Пришлось у них тотчас отнять,
И на кусочки раскромсать,
Потом им сызнова отдать.
Тамаре в рот она воткнула,
Что та бедняга поперхнулась.
В сердцах сказала: «Подавись!
От крика своего заткнись!».
Мать еле дитятко спасла:
Попала в горлышко слюна.
Что значит, в доме жить чужом…
Забыла Анна обо всём:
Ей были сумки не нужны,
Ей только бы дитя спасти.
Хоть чёрствой Лидия слыла –
До смерти струсила она.
Да стала Анне угождать:
Детишек класть пораньше, спать;
Начнёт стирать своё бельё,
Захватит также и её.
Ведь знала, Анна ей сполна
С нажитого, добра дала.
Отказа не было ни в чём,
Держала в чистоте весь дом,
Детей кормила, одевала
И безотказно помогала.
Наверно, Лидия сама
Детей своих бы не спасла,
Она об этом твёрдо знала,
Умом и сердцем понимала,
И совесть мучила её,
Что прячет крупы от неё,
Да кроме этого всего
И парня кормит своего,
Верней, женатого мужчину.
А он любил одну дивчину,
Женился, рос уже сынок,
Да только Бес его завлёк:
Стал к ней захаживать частенько,
Она – подкармливать маленько,
То самогончика нальёт,
За шею крепко обовьёт,
Да поцелует очень жарко.
А он, Присяжного был Марка
Родным брательником его,
Тайком ходил к ней от него.
Давно бы к ней он перебрался,
Однако Анны он стеснялся,
Порой косился на неё
И прятал очи от неё.
Хоть Лидия об этом знала,
Но Анну в том не укоряла,
А ревновала мужичка
И звался просто он «Лука».
А Анна всё ждала письма
От Василька издалека.
А он внезапно сам вернулся.
Для Анны мир перевернулся.
Она, как будто, ожила
И, как цветок, вся расцвела.
Отец Лука был так смущён,
Приездом сына удивлён,
Что на вопрос его: «Где Анна?»
Болтнул, что убежала тайно.
- Никто её не выгонял,-
Хотя причину точно знал,
Но защищал свою Оксану.
-А спорить с вами, я не стану.
Так говорите, что ушла?
Наверно, худо здесь жила.
К кому же? И куда? Зачем?
И проживает теперь с кем?
-Да недалёко. Рядом здесь.-
И как-то съёжился он весь.
Разбив нечаянно яйцо,
Оксана вставила словцо:
«Васыль, вона тоби – нэ пара.
Нэ схожа на наш Рид Тамара.
Навищо нам така здалась».
-Как вижу, здесь – не ужилась.
Боялась мачеха о том,
Что сплетни разнесла о нём.
Да непременно кто-то скажет
И пальцем на неё укажет.
Но зная с детства жизнь свою,
Он знал, живя в чужом краю,
Что будет Анне нелегко,
Жить с мачехою без него.
Могла живьём любого съесть,
Кто не использовал к ней лесть.
Ушёл Василий навсегда,
Чтоб не вернуться никогда,
Ни с кем из них не попрощавшись,
На тридцать лет почти расставшись.
Проведав тёток всех живых,
Потом товарищей своих,
Василий с Анной уезжали,
Друзья, родные провожали.
Народу на перроне – тьма,
Гудели жутко поезда,
Все люди с грузом, багажом
Бежали быстро на перрон.
С «Шевченко» поезд отправлялся
И каждый первым сесть старался.
Мария, Нина – две сестры
С собой подарки привезли.
Да Анну проводить решили
И об одном её просили:
-Нам непременно напиши,
Условия – коль хороши,
Возможно тоже к вам туда,
Приедем обе жить тогда.
-Живите дружно, не балуйте.
-Вы маму крепко поцелуйте.
Да навещайте иногда,
Продолжение следует.