ночь гремела, и била в бубен, и плясала, как цыганский табор,
задрав огненные юбки.
ночь картавила, говорила разными языками,
наливала разные напитки, а к ним на закуску солёные шутки.
автобусы гремели как жестяные барабаны, и подпрыгивали на выбоинах,
и выли на поворотах, и пролетали мимо как ведьминские гробы.
трамваи освещали рельсы прекрасными круглыми глазами, чуть слезящимися,
и наклоняли рогатые головы как электрические коровы.
светофоры мигали, и будто плакали, и обнимались
как сентиментальные жирафы-алкоголики.
в самом тёмном углу то ли чёрные медведи то ли дальнобойщики
в жарких шубах и жарких бородах пережидали уличные пробки.
ром свистел в их стаканах как атлантический океан.
небрежно оперевшись на стойку, ночь слушала мои истории,
цокала языком, качала лохматой головой,
запускала остро наточенные пальцы в серебряных ледяных перстнях в волосы.
и у каждого пальца и перстня был свой вкус на цэ:
корицы, горчицы, красного перца, чёрного перца,
горячительный, огорчительный, умопомрачительный, отчаянный,
никто не уйдёт отсюда одиноким и печальным,
каждый найдёт напиток и дружка по душе.
а последний палец как последний день календаря
имел терпкий беспамятный вкус имбиря.