Дмитрий Шестаков. 1869 -1937

Верлибры
Из книги А. Соколова "Русский верлибр. Антология"
http://www.stihi.ru/2016/03/13/4500




Дмитрий Петрович ШЕСТАКОВ (1869-1937). Последний ученик Афанасия Фета. Знакомый Владимира Соловьева. Корреспондент Василия Розанова. Доктор и профессор. Родился и умер в Казани, где много лет преподавал. Жил и работал в Петербурге, Константинополе, Варшаве и Владивостоке. Оставил обширное, но до сих пор не собранное в книгу и целиком не опубликованное поэтическое наследие.
                Василий Молодяков
                http://molodiakov.livejournal.com/38311.html




     «Нет, не могила страшна…»

Нет, не могила страшна –
Страшно забвенье,
Страшно свалиться
Без силы, без воли
В пропасть холодную
Вечного сна…
Благо тому, чью могилу
И крест молчаливый
Дружески мягко венок обовьет,
Точно объятье
Теплой руки,
Живою поэзией красок.
Вот василек полевой —
Память далекого детства,
И розы тревожный восторг,
Там астр сиротливых мечтательность,
Георгин одинокая гордость,
И тихой фиалки,
Свежей затворницы леса,
Смиренный и всепримиряющий
Шепот душистый.



Дмитрий Шестаков. Портрет работы Кубли. 1890.
Воспроизведен в книге: Перцов П.П. Литературные воспоминания. 1890-1902. М.-Л., 1933.





        Последний ученик Фета: поэзия и судьба Дмитрия Шестакова


Памяти Петра Дмитриевича Шестакова и
Леонида Константиновича Долгополова

Можно сказать, что научная и человеческая судьба Дмитрия Петровича Шестакова (1869-1937), известного в свое время филолога-классика, переводчика античной литературы и профессора Казанского университета, сложилась удачно, особенно на фоне жестоких реалий эпохи, в которую ему выпало жить. Он прожил долгую, если не безмятежную, то спокойную жизнь, был счастлив в браке, занимался любимым делом, имел верных друзей и не пострадал ни от одного из «водоворотов века». Письма и немногочисленные воспоминания современников рисуют облик доброго, отзывчивого, скромного и глубоко порядочного человека, жившего просто и гармонично, в мире со всем, в том числе и с властями, которым не сочувствовал, но и не противился открыто. Выпадавшие на его долю испытания переносил стойко, без жалоб и декадентского надрыва. Много лет переписывавшийся с ним В.В. Розанов охарактеризовал Шестакова словами «удивительно негрязная душа», добавив: «Ему ничего не недостает. Это удивительно. Он вполне счастлив. Знаний – гора, и он честно и благородно к ним относится» (копия: СВМ ). Эти черты определили характер его поэзии – главной, наиболее ценной части его литературного наследия. Но поэтическая судьба Дмитрия Шестакова сложилась куда менее счастливо.
Сегодня это имя известно лишь немногим любителям стихов или специалистам-филологам, знающим его как талантливого, но не слишком заметного поэта «второго ряда» 1890-х годов, литературной эпохи, которую называют «предсимволизмом» и которая вызывает интерес главным образом как пролог к символизму. Его стихи тех лет дают все основания для подобных суждений. Однако итоговая оценка Шестакова как поэта должна основываться в первую очередь на его объемном поэтическом наследии 1920-1930-х годов, представленном пока лишь несколькими посмертными публикациями. Это, несомненно, лучшее из написанного им. Читатель XXI века будет судить о нем именно по этим стихам, когда они будут опубликованы в полном объеме. Поздний Шестаков ждет публикации и изучения, как и неопубликованная часть поэтического наследия Юрия Верховского, Георгия Шенгели и многих других.
Чтобы представить Шестакова в литературном контексте эпохи, для начала приведем биографическую справку о нем (СВМ), составленную критиком Петром Петровичем Перцовым (1868-1947), ближайшим другом поэта на протяжении полувека, с гимназических лет до самой смерти. В 1939 г. на основе имевшихся у него рукописей и материалов семейного архива Перцов составил итоговый сборник избранных стихотворений своего покойного друга, оставшийся неизданным. Неизвестно, действительно ли Перцов надеялся на издание книги, прилагал ли какие-то конкретные усилия для этого или предпринял свой труд исключительно «для истории»; сын поэта Петр Дмитриевич Шестаков считал, «у составителя не было конкретной мысли об издании сборника» (письмо Л.К. Долгополову от 2 декабря 1969 г.: СВМ).

Дмитрий Петрович Шестаков родился в городе Казани 29 октября (10 ноября) 1869 г.; скончался там же 17 (4) июня 1937 г. Отец его П.Д. Шестаков был известным в свое время педагогом: специалист по классической филологии, он перевел несколько трагедий Еврипида. Специальность отца избрал для себя еще с гимназической скамьи и сын. Дмитрий Петрович кончил курс второй казанской гимназии в 1887 г. (с золотой медалью) и Казанского университета по историко-филологическому факультету в 1891 г. Позднее занимался в Русском археологическом институте в Константинополе в 1907-1909 гг. Весной 1909 г. выдержал в Одессе экзамен на магистра классической филологии, а затем защитил в Петербургском университете магистерскую диссертацию на тему «Исследования в области греческих народных сказаний о святых» и, за отсутствием свободной кафедры в Казанском университете, занял кафедру по своей специальности в Варшаве. Пробыв там два года, он получил возможность перевестись в родную Казань, где и оставался почти всю остальную жизнь. В 1913 г. защитил докторскую диссертацию на тему «Опыт изучения народной речи в комедиях Аристофана».
Отдельными изданиями вышли переводы Дмитрия Петровича с латинского и греческого: «Героини» Овидия (Казань, 1902; этот перевод вызвал очень сочувственный отзыв поэта Блока в ежемесячнике «Новый путь», 1903); «Аякс», трагедия Софокла (Варшава, 1910) и три комедии Аристофана – «Лизистрата», «Бабья сходка» и «Лягушки» (Казань, 1914). Другие переводы, кроме появления в журналах, были помещены в известной хрестоматии В.А. Алексеева «Греческие поэты в биографиях и образцах» и также встретили лестные отзывы в печати как лучшие в книге. Такой ценитель, как Фет, писал Дмитрию Петровичу по поводу этих работ: «Сердечно благодарю Вас за прекрасные переводы гомеровских гимнов… Ваши переводы сделаны рукою умеющего нащупать несравненную красоту античных форм» (письмо от 31 марта 1892 г.). Переводами с древнего Дмитрий Петрович продолжал заниматься и в поздние годы (Симонид, Марциал); после него остался незаконченный перевод «Георгик» Вергилия.
Отдельными изданиями вышли работы Дмитрия Петровича: «Русские писатели в немецкой оценке» (Казань, 1901), «Владимир Иванович Даль» (Казань, 1902), «Памяти Т.Г. Шевченко» (Казань, 1902), «Александр Антипович Потехин» (Казань, 1902) и другие.
После Октябрьской революции Дмитрий Петрович не оставил научной и преподавательской деятельности. Он продолжал очень много заниматься в университете и других учебных заведениях г. Казани по различным предметам (филология и история). В половине 20-х годов Дмитрий Петрович поехал к сыну во Владивосток, где ему настолько понравилось, что он пробыл там целых шесть лет (1925-1931). И эти годы дали последний, самый богатый расцвет его поэтического дарования. По возвращении в Казань писал он уже мало, но не оставлял преподавания и палеографической работы по древним рукописям до самой смерти. Последнее десятилетие состоял академическим пенсионером РСФСР. Скончался почти внезапно от приступа грудной жабы на 68 году жизни.
Стихи Дмитрий Петрович начал писать с ранних лет и к студенческим годам был уже сложившимся поэтом распространенного тогда «фетовского» стиля. Величайший почитатель Фета, Дмитрий Петрович переписывался с ним в течение ряда лет (конец 80-х и начало 90-х годов) и посылал ему свои стихи, вызывавшие в общем весьма высокую оценку со стороны великого лирика. Переписка их, к сожалению, утрачена (за исключением лишь трех-четырех писем Фета). Позднее Дмитрий Петрович отошел от своего раннего жанра, выработав свой более оригинальный. В 1900 г. мною был издан в Петербурге в количестве 300 экземпляров небольшой сборник стихов Дмитрия Петровича (41 оригинальное стихотворение и 35 переводных), подведших итоги молодой его деятельности. По своей всегдашней скромности Дмитрий Петрович сам не делал никаких попыток к напечатанию своих стихов, и они попадали в печать лишь случайно, что и оставляло его в неизвестности. Между тем впечатление авторитетных ценителей было в его пользу. К таким, кроме Фета, принадлежал также Владимир Соловьев. Получив от Дмитрия Петровича сборник 1900 г., он писал ему, что стихи «проглотил с отрадою», и дополнил даже эти слова написанием известного своего стихотворения «Les revenants», первая редакция которого прямо указывала на этот генезис.
Хотя временами (особенно в конце 90-х годов) Дмитрий Петрович появлялся довольно много в текущей журналистике, но писал исключительно на литературные темы. Вообще «камерный» склад его таланта сказывался на всей области его интересов. Талант этот, однако, вполне очевиден, и не будет слишком смелым предположить, что, однажды признанный, он уже не исчезнет из русской литературы, так как, по слову Белинского, «каждый рано или поздно попадает на свою полочку»

                Май 1939
                П. Перцов



Сказанное Перцовым требует некоторых уточнений, что отчасти было сделано Л.К. Долгополовым в биографической справке о Шестакове в томе большой серии «Библиотеки поэта» Поэты 1880-1890-х годов (1), однако и она была дополнена П.Д. Шестаковым (материалы в СВМ). Именно Л.К. Долгополов, будучи одним из составителей тома, обратил внимание на сборник Шестакова 1900 г. и настоял на включении его стихотворений в книгу, что не было предусмотрено первоначальным планом.
Педагогическая деятельность, занятия античностью и литературные увлечения были семейной традицией Шестаковых. Его отец Петр Дмитриевич (имена «Петр» и «Дмитрий» в семье передавались через поколение) не только занимался переводами и преподаванием, но одно время был попечителем Казанского учебного округа, снискав всеобщее уважение (на его смерть откликнулись даже столичные газеты). Старший брат поэта Сергей Петрович стал известным византинистом и членом-корреспондентом Академии Наук (в 1916 г.), а одно время был деканом историко-филологического факультета Казанского университета. Дмитрий Петрович окончил университет в 1891 г., но по неизвестным причинам от сдачи выпускных государственных экзаменов отказался: «из-за отвращения к формальностям», как вскользь сказано в одном из его писем, процитированных его сыном без каких-либо пояснений (СВМ). Судя по всему, в это время он всерьез задумывался о карьере профессионального литератора, поэта и критика, и начал активно печататься в газетах и журналах, не оставляя впрочем и научной деятельности. Он продолжал публиковать статьи (с 1891 г.) и переводы (с 1890 г.) в Ученых записках Казанского университета (перечисленные Перцовым отдельные издания как раз и являются отдельными оттисками из Ученых записок; как собиратель могу добавить, что все они в настоящее время очень редки), но только в 1903 г. принял окончательное решение вернуться в науку и – с опозданием в 12 лет – успешно сдал государственные экзамены в родном университете. К этому времени Дмитрий Петрович окончательно определился как ученый и, похоже, изрядно разочаровался в литературной деятельности. С дипломом первой степени он был оставлен в alma-mater «для подготовки к профессорскому званию» по кафедре классической филологии и получил стипендию на три года, по истечении срока которой отправился в Константинополь. Далее в хронологии Перцов допускает некоторые неточности. Весной 1909 г. Шестаков выдержал магистерские экзамены в Новороссийском университете в Одессе («Я помню, что наша семья по дороге из Константинополя останавливалась в Одессе на месяц-полтора», сообщал П.Д. Шестаков (СВМ)), а затем был назначен в Варшавский университет «исполняющим дела» доцента греческой словесности (т.к. еще не имел необходимой ученой степени) и приступил к преподаванию с началом 1909/10 учебного года. 3 апреля 1911 г. он защитил в Петербурге магистерскую диссертацию, предварительно опубликованную в Варшаве; в этот же день состоялась его единственная (!) личная встреча с В.В. Розановым, которой, однако, предшествовали двенадцать лет переписки (Шестакова и Розанова заочно познакомил тот же Перцов). Получив степень магистра, он смог перевестись в Казань, где был «исполняющим дела» экстраординарного профессора по кафедре классической филологии историко-филологического факультета, а после получения степени доктора – ординарным профессором той же кафедры в 1916-1922 гг. (с июня 1921 г. в составе факультета общественных наук). В 1922 г. он был переведен профессором в Восточный педагогический институт в Казани. Уехав летом 1925 г. с женой и дочерью Анной во Владивосток, где в конторе Госбанка работал его сын Петр, Дмитрий Петрович был уволен в бессрочный отпуск без сохранения жалования. Во Владивостоке он работал ученым секретарем издательства и референтом по иностранной литературе библиотеки Дальневосточного государственного университета, а с 1926 г. получал профессорскую пенсию. «Могу засвидетельствовать, – писал П.Д. Шестаков, – что он даже с удовольствием занимался и в библиотеке университета и в качестве ученого секретаря издаваемых университетом трудов в XIV сериях. Вообще, должен сказать, к принятым на себя обязанностям отец относился всегда чрезвычайно добросовестно» (письмо Л.К. Долгополову от 23 марта 1970 г.: СВМ). В 1927 г. в Ученых записках ДВГУ увидели свет его последние публикации, включая перевод поэмы Яна Кохановского 'Отъезд греческих послов' и исследование о ней. По возвращении в Казань в 1931 г. (после того как Петр Дмитриевич был переведен на работу в Москву), Шестаков был нештатным профессором греческого языка в педагогическом институте, вел занятия для аспирантов и написал несколько небольших статей о древнегреческой трагедии ('Посмертное возмедзие', 1934 г., и другие, до нас не дошедшие ), оставшихся неопубликованными. Он продолжал работать до самой смерти, последовавшей 17 июня 1937 г. «от припадка грудной жабы при явлениях упадка сердечной деятельности» (копия свидетельства о смерти: СВМ).
29 июля 1896 г. Шестаков женился и, по сообщению сына, «после женитьбы на девушке из бедной крестьянской семьи <по представлениям того времени, явный «мезальянс» - В.М.> деревни Малые Казыли бывшего Лаишевского уезда Казанской губернии Александре Никитичне Жураковой всю последующую жизнь носил обручальное кольцо. С кольцом на руке он и похоронен» (СВМ). Об этом – его стихотворение 'Кольцо' (2):
Мое кольцо всегда мне мило,
Мое кольцо – надежный друг,
Мое кольцо всю жизнь втеснило
В один нерасторжимый круг.
Нерасторжимый, нерушимый,
Не убегающий, как клад,
И сердцем набожно хранимый
До крышки гроба без утрат
5 июня 1930
 П.Д. Шестаков писал о своей семье: «У моих родителей Д.П. и А.Н. Шестаковых было пятеро детей (в порядке старшинства): Наталья, Петр, Анна, Николай, Наталья. Двое умерли: Наталья (самая старшая) – в младенческом возрасте, Николай – подростком гимназистом. Мама пережила папу почти на 32 года. Она скончалась на 94-м году жизни 2 января 1969 г. Мои сестры живут в Казани» (письмо Л.К. Долгополову от 2 декабря 1969 г.: СВМ). Таким образом, вдова поэта умерла всего лишь за несколько месяцев до начала «возвращения» его творчества. «Жалею очень, – писал П.Д. Шестаков Л.К. Долгополову, – что мама не дожила немного до этого. Она была бы счастлива узнать о ценителе стихотворений ее покойного мужа» (письмо от 4 января 1970 г.: СВМ). Александра Никитична играла особую роль не только в жизни, но и в творчестве Дмитрия Петровича: она «была первой, кому Д.П. обычно сообщал свои новые стихотворения» (П.Д. Шестаков: СВМ); «часто по утрам папа читал маме еще не записанное, только что ночью сочиненное стихотворение» (А.Д. Шестакова: СВМ). В зрелые годы, во Владивостоке и в Казани, Дмитрий Петрович обычно полностью «придумывал» стихотворение в голове и записывал на машинку уже готовый текст, который потом иногда поправлял, поэтому его поздние стихи сохранились преимущественно в машинописи.
Деятельность Шестакова как ученого-филолога и переводчика предстоит оценить специалистам, поскольку автор этих строк не располагает необходимой для этого квалификацией. «Светилом» в науке он не был, крупных открытий не сделал и не может быть поставлен наравне с Ф.Ф. Зелинским или И.Ф. Анненским, но коллеги и современники оценивали его работы, как правило, положительно. Переводческую деятельность Шестаков рассматривал как часть научной, публиковал переводы из античных авторов в различных «ученых записках» и включал их в списки научных трудов, однако перепечатки в антологиях и хрестоматиях, вплоть до недавнего времени, свидетельствуют и об их литературных достоинствах. В краткой рецензии Блока на перевод 'Героинь' Овидия говорилось: «В чеканных стихах чувствуется гибкость, сила и простота; слышно, что переводчик сам – поэт» (3). Перевод 'Георгик' Вергилия, упомянутый Перцовым, Шестаков в 1912 г. предлагал М.В. Сабашникову для серии «Памятники мировой литературы», в которой были выпущены переводы Анненского и Зелинского, сообщив, что почти завершил работу (4). Однако перевод, видимо, не был закончен (переговоры об издании никакого продолжения не получили) и не сохранился. Выступал Шестаков и как переводчик европейской поэзии (Микельанджело, Я. Кохановский, И.В. Гете, В. Скотт, Т. Готье, Ж.М. де Эредиа и др.)
Отдельного исследования заслуживает деятельность Шестакова в качестве литературного и художественного критика, писавшего преимущественно о современных русских и европейских авторах (отметим его интерес к польской литературе). На рубеже веков он часто печатался в Литературном приложении к «Торгово-промышленной газете» и в журнале С.П. Дягилева Мир искусства (24 статьи и рецензии). Составленная П.Д. Шестаковым, но так и не увидевшая света, полная библиография прозаических публикаций отца, включая научные, за 1891-1927 гг. насчитывет 280 позиций, и лучшее из этого наследия заслуживает не только внимания, но и переиздания, особенно статьи о русской литературе. Несмотря на достаточно интенсивное сотрудничество в Мире искусства и личные связи с некоторыми деятелями символистского круга, причем людьми одного с ним поколения, он так и не стал в нем «своим». В этом специфика литературной судьбы Шестакова-поэта.

 Василий Молодяков

http://molodiakov.livejournal.com/38311.html