І. Нирвана
Царит сознание в безмолвьи
в безмерном неземном подобьи
меж звёзд, простор эпох объяв,
миров блистанье созерцая,
безвременье не исчисляя,
осознавая, не внимав
созвучью, отблескам вселенной,
проявленной и не явленной,
не мысля знанию преград,
не ведав горести утрат,
ни счастья, чувств иных мгновений,
но будто отзвук впечатлений,
храня в недвижном бытие,
как сонм сверкавших отражений,
в миров таящихся игре.
Сознанье было на заре…
ІІ. Воплощение
Паденье сквозь покой и негу,
пред взором даль, покорна снегу,
и облака. Темно вокруг.
Лишь холод, и знаменье вдруг
с небес нисходит. Звёзды гаснут,
царит в гармонии согласно
далёкий шум стихий: огня,
ветров, воды – объединя
всю мощь обрушатся на землю.
Взираю вниз и гласу внемлю,
он сквозь туман взывает вновь:
«Храни и веру, и любовь!»
Темно в душе, всё тише, тише
звучит и вскоре уж не слышен.
Виденья меркнут пред глазами,
развенчан был как будто сон,
светлеет высь под небесами.
От сна отныне пробуждён.
Я вновь живу. Бежать не в силах
предназначенья своего.
Я вижу даль просторов милых.
Моё трепещет существо.
Как далеко, недостижимо,
лишь мыслью можно охватить,
как призрачно неуловимо
придётся путь к тебе вершить,
о истина, объята тайной!
Печатью манишь нас сакральной,
твоих высот хотим достичь,
и тайны разумом постичь.
ІІІ. Жизнь и размышления
Как лавры славы нас влекут,
и чувства за собой зовут
постигнуть тайны мирозданья,
свергав бездействие сознанья,
потоком бурным нас несут.
Извечно выбор предоставлен.
Какой же путь теперь избрать:
сначала, чтобы быть прославлен,
потом уж счастье обретать.
Своим веленьем иль судьбы
мы бросим вызов? Но борьбы
извечны тщетные стремленья.
А сонмы чувств, души волненья
покоем нам ли заменять?
На плен ли волю променять?
Горят, маня лучи свободы,
за волю издревле народы
стоят на смерть. Влечет нас власть,
к войне погубит верно страсть.
Кто шёл, за славой устремлён,
отныне был навек пленён.
Мы ей когда-то все внимали,
Кинжал над нами занесён
был с давних пор, былых времён,
когда свой путь мы начинали, -
поныне он не завершён.
Толпа шумит, бушует пламя,
и революций реет знамя.
Мы гибнем жертвой роковой,
но был ли жребий тот судьбой?
Быть может, нет? Не все ль равно?
Презренье, слава – всё одно,
когда теряем смысл жить.
Былого не дано забыть.
Забвенье разве мы б избрали?
Сказавши «да», верно, солгали.
Нас манит память прошлых лет.
И даже если жизни цвет
померк, как тень, перед глазами.
И даже если бы слезами
пришлось нам вскоре заплатить,
всё ж лучше знать и знаньем жить.
Блажен, кто тих пред палачами,
счастлив, кто пылкими речами
проклятий сонм не навлечёт.
Смирится ли, что он умрёт
не ведав искр огня свободы.
Кто может петь бесславью оды,
прожить спокойно тихи годы,
в покое встретить свой закат?
Над нами звёзды власть вершат.
В небытие уйти? Смириться
и чуждой воле подчиниться?
Не обратится жизнь в ничто,
но, длиться вечности зато,
свой ход безвременья храня.
Лишь час от часа отделя
считают люди мира бренность.
Узреть немую неизменность
нам невозможно. – Нет её
для нас. Веление ничьё
не сможет эхо перемен
остановить. Самозабвен
никто не в силах век прожить.
Что властны мы? Лишь совершить
то, что под силу нам, не боле.
Играть в указанной ли роли?
Познанье истин обретать?
Законы вечности понять:
Зачем для тех, кому надменно
дано лишь годы созерцать
искать ответы? Иль смиренно,
кому свой путь дано свершать:
ему ли тайны тайн познать?
Нет, то не важно. Все они
увидят тени и огни.
Но не подобен поиск их:
Кто идеалами других
пожертвует, свои приняв,
не сходен с тем, кто отвергав
свои надежды и мечты,
кому стремления чужды
других, в смятении, попрать,
и властью власть у них отнять.
Различны, но все так похожи.
Но чем? – Ответ, одних тревожа,
другим покажет, кто они.
Мы все одни другим сродни
изведав муки и печали,
затем, когда мы обретали,
святую радость, море бед
лишит покоя, что воспет
устами мудрых. Не внимали
мы им. Снискав его, едва ли
смиренным будет человек:
как волны шумные о брег
в неистовом порыве власти,
забыв печаль, отвергнув страсти,
или, принявши их, презреть,
когда брег жизни опустеть
давно успел. Сносить напасти,
увы, дано судьбою впредь.
Всё смыто волнами могучей
стихией моря злополучий.
Но что осталось нам взамен? –
Надежд крушенье, перемен
извечных эхо. Дальше жить?
Но как? Потерю возместить
ничто не в силах. Пустота.
Но тщетна разве та мечта,
что будет нитью путеводной,
иным – надеждою бесплодной?
Мы всё ж не можем не страдать,
не грезить, не желать, не лгать,
страстям, веленьям не внимать
Не можем мы не вопрошать
к извечным тайнам, что влекут.
Они по имени зовут
нас всех и каждый внемлет глас,
когда вершит в последний раз
судьбу других, губя свою.
Покинув жизни впредь ладью,
куда свой путь дано вершить?
Себе ли можно изменить?
И не страдать, и не любить,
и славы мира не желать,
но вечность вольно созерцать?
Гласят, что может даровать
нам тишина и осмысленье
от дум глубоких отрешенье,
не станет бренность нас пленять;
покой и тишь, успокоенье
тогда мы сможем обретать.
Но отчего блаженству вечно
не длится? Будет быстротечно
оно бесследно проходить.
Как вод забвенья не испить,
так будет мир нас вновь манить.
И тяжесть скорби мы познаем.
Опять плоды мы пожинаем
своих грехов. И кто виной?
Извечно все мы вопрошаем
свою вину мы отрицаем
и вечно ищем, кто одной
предал нас муке, но другой
себя мы сами ведь вверяли
и первый грех ведь совершали
своею волею, увы.
Но что же глас теперь молвы,
который грешных осуждает?
Сильнее тот лишь презирает,
кто видит свой порок в других.
И в оправдание своих
грехов укажет на иного.
«Пусть все осудят такового!» –
Он говорит. Но что с того?
Не оправдает самого
его желанье лицемерить.
Зачем других заставить верить,
что ты безгрешен? – Пущий вздор.
Толпы суровый приговор,
что он меняет? – Ничего.
Нет дела верно друг до друга,
но людям не понять сего.
Желанье доказать имея,
себя оклеветать не смея,
других же с лёгкостью всегда.
Но что скажите за нужда?
Себя не вознести ведь выше,
самих себя, иных превыше,
сознанье равно всех вовек, –
понять не в силах человек.
Эпилог
Без воли к жизни не желать,
изведав счастье, не страдать,
не грезить, снов не созерцать,
хвалам и одам не внимать,
страдая, слёз не проливать,
скитальцем боле не блуждать
свободным быть и не желать…
Да, не желать, но не забвенье
мы обретём, но отреченье
холодных дум от царства нег.
За часом час – извечный бег
времен, эпох. Одна сменяясь
другою, ею подчиняясь,
не сможет более вершить
над нею суд. Но не лишить
того, кто прожил жизнь земную
желанья жить. И жизнь былую
как может он навек забыть?
Живущим нам не переплыть
глубоких вод реки забвенья
и не найти там отреченья
от дум своих во тьме глубин,
далёкой вечности вершин
не властны в жизни мы постичь.
Брегов далёких не достичь.