Золотистые колокольчики блестели на солнце и легко звенели. В тени дерева сидел монах, его разноцветные одежды развевались на ветру. Глаза его были закрыты, и ни одна мышца на лице и в теле не выдавала движения жизни. И все же, оно не прекращалось ни на миг, и если бы дыхание монаха было бы таким же ярким, как его одежды, то ни от кого бы ни укрылось то великое таинство бытия, наполнявшее тело и вырывающееся наружу с каждым выдохом.
На ветви дерева, под которым медитировал монах, села птица. Ее крылья были столь огромны, что каждый взмах их порождал порыв ветра, от которого желтеющие листья срывались стайкой вниз, кружа в прозрачном воздухе. Птица внимательно изучала монаха, ее черные глаза-бусинки торопливо ощупывали сидящего человека. Решив, что монах не представляет опасности, птица устроилась поудобнее на дереве и посмотрела в сторону заката, слегка прищурившись. Колокольчики все так же звенели, дыхание монаха наполняло мир радужным сиянием.
Солнечный круг катился к горизонту так медленно, что с первого взгляда заподозрить его в подвижности было очень сложно. Лишь неотрывное и внимательное наблюдение могло бы определить, что на самом деле светило ни на миг не останавливается, пребывая в постоянном стремлении к цели. Мерная тишина вечернего леса постепенно наполнялась звуками: все громче шелестели листьями деревья, звенели колокольчики. Вдали неба показалась огромная стая птиц и громкие их разговоры выдавали неспокойствие. Стая летела по направлению к дереву, под которым сидел монах.
Вслед за стаей на небе появилась черная туча, которая стремительно стала распространяться по всему небосводу, глухо громыхая и изредка сверкая молниями. Птица, сидящая на дереве, громко крикнула. В пролетавшей мимо стае ей ответили сотни голосов, так что диалог превратился в оживленную перепалку. Поднявшийся ветер укреплялся и раскачивал дерево, так что звон колокольчиков, висевших на нем, стал неистовым, похожим на игру опьяненного вином барабанщика, потерявшего всякий ритм. Приближение грозы заставило птиц замолчать и спешно покинуть дерево. Улетела и та, что разделяла с монахом его блаженное уединение, бросив прощальный взгляд под дерево и громко крикнув. Гром становился все ближе, но монах, казалось бы, не видел и не слышал происходящего вокруг.
Прошло немало времени, прежде чем монах открыл глаза. Все в представшем ему мире было незнакомым. Буря оставила после себя поваленные деревья, некоторые из них, молодые вишни, были вырваны с корнем. В одно дерево попала молния, так что оно было расколото и обуглено. Это было то дерево, под которым сидел монах. Оплавленные колокольчики безмолвно двигались в такт ветру, отражая солнечный свет преломленными гранями. На небе сияла радуга.