Памяти друга

Владимир Кузнецов 22
Он жил, грозя проклятьем веку,
Что разрушил наш уклад и быт,
И повернулся задом к человеку,
Что Честь и Правда….Да и Бог забыт.
Оруще-жрущей угрожал он сыти
И в Справедливость верил, как в закон.
Он сам себе был и судья, и критик,
На мир смотрел, как лики из икон.
Он убегал от жизненного смрада,
В который превращают этот мир.
В рыбалке находил он Эльдорадо,
С природы сотворял себе Кумир.
И до какой бы ни дошли мы жути,
Когда перевернётся всё вверх дном,
Сказал бы он: «Судьбина, видно, шутит,
Ну, ничего, и сё переживём.»

P. S.
Человек задумчиво смотрел в окно,
Там желтели вековые липы.
Он на свете жил так давно,
Вы, поверьте, так не смогли бы.
Липы хранили великие тайны:
Вздохи любви и пули в стволах;
Как люди с рабочей окраины
Старый мир разносили в прах.
В здании напротив рождалась Свобода
Из идей декабристов, утопий, коммун….
Кем рабство  придумано для народа?
Над ним издеваться потребно кому?
Не божий промысел – воля господня.
Помещичьи прихоти, царский указ,
И «демократы» снова сегодня,
Воли супротив, «демонтируют» нас.
Человек задумчиво смотрел в окно,
Ему открывались иные дали,
Он жил на свете очень давно,
Когда ещё люди так не страдали.
Люди ходили друг к другу в гости,
Делились с ближним последним куском….
Они смиренно лежат на погосте.
Мир хищно застыл перед броском.
Рвут уже в клочья землю и души,
Куски пожирнее урвать норовят.
Человек к политике равнодушен,
По реке и по лесу блуждает взгляд.
Человек встаёт, открывает створку –
Там кормушка для весёлых друзей,
Кладёт сальце, семечек горку.
Летят питомцы к окошку, в музей.
Человек садится и долго пишет
Хроники событий и славных дел,
А иногда излагает вирши.
Как старец-отшельник, он поседел.
Курит «Приму», глядит за стекло
На поползня «Парамошку» и стайку синиц.
Взгляд человека излучает тепло,
И хроники жизни глядят со  страниц.