1001 НОЧЬ ШАХЕРЕЗЕТДИНОВА
(По мотивам произведений Д. Дефо, А. Солженицына, В. Шаламова, Р. Малиновского, А.Мартыненко и т.д.)
Памяти прадеда, Василия Каширина, сгинувшего на полях
Первой Мировой и Памяти жертв сталинских репрессий
посвящается
КРАТКОЕ содержание первых 13-ти ночей:
1937 год. Магаданский край. Сусуман. Исправительно-трудовой лагерь. Барак. Марат Шахерезетдинов – «романист». Он рассказывает длинные романы, развлекая скучающих воров. Семён Горшенин – солдат, участник Первой Мировой, воевавший в составе Русского Легиона на западном фронте на стороне союзников России и Франции, Британии и США, вспоминает эпизоды боёв и обстановку во Франции и в армии до и после революционных событий в России.
НОЧЬ 14
в которую Семён вспоминает своего друга Якова и связанные с ним истории,
а Робинзон становится свидетелем кораблекрушения и одевает дикаря
1
«Я удивился лишь, как быстро
Дикарь мой заметал следы!
Сюда могли придти на выстрел.
Зарыть два трупа у воды
Он смог всего за четверть часа!
Но я не знал: он прятал мясо!
И позже предлагал их мне
Поджарить так же, на огне.
Я дал понять, что это плохо!
И парень явно загрустил.
«Прибавит ли ума и сил
Ему похлёбка из гороха,
С куском козлятины? Как знать,
К нему спиной могу ли встать?
2
За месяц перед этим, в море
Я вдруг увидел паруса!
Не верилось! Мираж мне, что ли
Попался странный на глаза?
Энергии моей кипучей
Благодаря, костёр над кручей,
Мной был тот час же разведён.
Годами я со всех сторон
К сухому дереву у моря
Таскал дрова, и вот теперь,
Огонь метался словно зверь,
И кажется до неба вскоре
Взлетели искры. Грянул гром,
Но я был не уверен в том…
3
Нет! Это выстрел! Снова! Пушка!
О, Господи! Твоя же власть!
У дерева уже верхушка
Огнём спасенья занялась!
Заметили! Спасён я буду!
Я был готов к такому чуду,
Ведь двадцать лет я ждал его,
И что в итоге? Ничего!
Гряда тех скал, которых пики
Чуть возвышались над водой
Грозили кораблю бедой.
Мне кажется, я слышал крики,
И сам хотел кричать в ответ:
- Сюда! Сюда! Там рифы! Нет!
4
Услышать не реально было
Сквозь ветра мощный свист и вой,
А бури пагубная сила
Качала мачты над водой.
И труд напрасен был отважный –
Кораблик будто бы бумажный,
Мечтой напрасной сделав порт,
Покорно просто лёг на борт!
И вот, гигантской бочкой, судно
С размаху бросило на риф!
Я вспомнил, как остался жив,
И как мне выплыть было трудно.
Напрасно с болью в сердце я
Смотрел в трубу. «Судьба моя -
5
Прожить тут в одиночку – что ли?
Молиться богу и мечтать
Сбежать однажды из неволи?
Несчастные отец и мать
Давно остались в прошлом где-то…
О, если б к мудрым их советам
Я не был бы преступно глух!
О, молодости дерзкий дух!
Куда ведёшь ты нас порою?»
Всё то, что в страшных видел снах
Свершилось на моих глазах:
Волна вставала за волною.
А я, трубу отбросив прочь,
Ничем, ничем не мог помочь!
6
Среди обломков такелажа
Провёл я тот печальный день…
У тела юнги плакал даже:
Надежды лишь мелькнула тень,
Чтоб сгинуть, может быть, навеки.
Вот так взошедшие побеги
Палящий убивает зной!
- Ну что же, гость несчастный мой,
По крайней мере, не напрасен
Твоей родни печальный плач.
Наш рок – безжалостный палач,
А не святоша в длинной рясе -
Ни капли жалости! Топор
Парит над плахой до тех пор,
7
Пока не скатится в корзину
Твоя лихая голова!»
- Вот тут он прав! Под гильотину
Попасть, нам всем даны права…
В партере некое движенье,
И ждёт галёрка продолженья:
«Корабль раздавлен был и смят,
Но только лишь на первый взгляд.
Отлив на рифах, в полумиле,
Открыл разбитую корму.
Спастись, однако, никому
Не удалось. Нашёл четыре
Бочонка (в них была мука),
И два матросских сундука.
8
Мука была солёным тестом –
Мне выбросить пришлось её,
Хотя и жалко, если честно…
Нашёл и тонкое бельё,
Которое могло явиться
Мне лишь во сне, как говорится.
Камзол и крепкие штаны.
Таков подарок сатаны:
Носи, мол, дальше, сколько сможешь,
Пятнадцать или двадцать лет…
Нашёл хороший пистолет.
Ружьё оставил, порох тоже,
Поскольку он насквозь промок…
Вот весь крушения итог…
9
Никто из этой мясорубки
Живым не вышел – все на дне!
Собака, запертая в рубке
Навстречу выскочила мне –
Она одна и уцелела,
Лишь только голод до предела
Довёл её. Лепёшку мне
Пришлось ей дать. Она вдвойне
Ускорила хвостом вилянье,
И хлеб сухой, заметил я,
Глотала сразу - не жуя.
Тяжёлым было расставанье
С Пиратом сорок дней назад –
Шестнадцать лет прожил Пират…
10
Поэтому собаку эту
Я с радостью забрал с собой,
Отметив верную примету:
Вернётся всё тебе с лихвой,
Покроет все твои потери
Удача. Надо просто верить.
Теперь я видел, как дикарь,
Грызёт мной выданный сухарь,
Водой холодной запивая.
Да, он был совершенно наг,
И я не мог его никак
Одеть сначала. Уступая,
Надел камзол просторный он,
И был ужасно в нём смешон».
11
Отдельной в памяти страницей,
(А память точно не соврёт!) -
Непейвода. К нему девицы
Слетались мухами на мёд.
И из казармы он нередко
К прекрасным уползал соседкам
Полураздетым, без сапог!
Он так и в тыл германский мог
Проникнуть, если было надо,
Чтоб взять пруссака, или двух,
На них имея редкий нюх.
- Ты в детстве яблоки из сада,
Наверно, вёдрами таскал?
- Пудами! Точно, зубоскал…
12
- Но прежде бабку брал на мушку,
Что этот сторожила сад.
Связав несчастную старушку,
Я тряс все яблони подряд…
Наслушались мы сказок этих!
А о прекрасной Генриетте
Мы знали, что она была
Лицом не очень, но мила.
Отец её владел хозяйством,
И хоть был, в общем, не богат,
Но о таком и скажешь: «хват».
И козьим молоком начальство
Поил, и явно был не прочь
Рябую замуж выдать дочь.
13
Но Яков говорил: «Жениться
Мне, брат, не всё равно на ком.
Ведь лучше же, когда девица
Владеет русским языком…
К тому же есть уже зазноба…»
- Да ты смотрел бы, Яков, в оба:
Не ровен час, к лицу лицом
С суровым встретишься отцом…
Как будто в воду и глядели!
В ту ночь наш Яков, словно вор,
Перемахнул через забор,
И тут собаки налетели!
Не ловкость бы его, как знать,
Могли кальсоны и порвать.
14
На лай отец её и вышел,
Заряженное взяв ружьё.
- А я бы рад залезть повыше,
Но не своё, так не своё –
Хрупка у груши местной ветка!
Я рухнул вниз… Смеялись редко,
Понятно – времена не те,
Но так – до колик в животе,
Не так уж часто приходилось.
- И ладно этот старый Жак
Свирепых отозвал собак,
Тем самым проявляя милость,
И долго «истязал» потом,
Игристым молодым вином.
15
Так Яков и попал бы в сети -
Кто знает, как всё быть могло!
Женился бы на Генриетте,
Но, повезло – не повезло,
А нас подняли по тревоге.
Рассвет застал уже в дороге…
- Но всё же, Яков, дай ответ:
Любил ты девку, или нет?
- А что ещё нам, братцы, светит!
Ведь ты же знаешь, я не глуп.
Сегодня жив я, завтра – труп,
И вылазки ночные эти,
Запомни, или запиши:
Бальзам для тела и души…
16
- Солдат стучится к богу в двери:
Пусти, мол, странника, отец.
Мир так поган, а люди – звери,
Дай отдышаться, наконец.
Послушать птичек райских пенье
Давно я чувствую влеченье,
В тени на травке полежать…
- Здоровы ли отец и мать?
К нему из-за двери с вопросом.
- Они мне больше не нужны…
- А кем работал до войны?
- Да кем! Работал водовозом,
Гонял лошадку на ручей…
- Так, так… выходит, ты ничей?
17
- Один, как перст, уже, Владыко!
- А деток так и не нажил?
На баб, я вижу, смотришь дико,
И участь я твою решил:
Держу я крепко оборону,
И в райский сад, тебя, ворону,
Конечно, не пущу. Ступай,
И потихоньку прозревай.
Смени, мол, угол зренья, милый,
На жизнь свою и на людей,
Я дам тебе ещё детей,
И женщину, чтоб мир постылый,
Который ты ругаешь зря,
Преобразился, свет даря…
18
И вот солдат наш в лазарете,
В него заправили кишки,
Зашили, словно на кисете,
Дыру, пусть бесятся враги.
Открыл он, значит, утром очи,
А тут она – мамзель, короче.
Невиданной красы мамзель!
Вот тут солдат и сел на мель,
А раны, словно на собаке,
Зажили. Снова наш солдат
Стал чёрту лысому не брат,
Ходил как миленький в атаки,
Поскольку, что греха скрывать:
Мамзель-то обещала ждать…
ПРОДОЛЖЕНИЕ:http://www.stihi.ru/2016/04/25/3484