В Париже часто по делам
не с целью пропустить сто грамм,
а по исхоженным местам
отправиться шерше ля фам,
а можно двух, ведь только там
я в обществе прелестных дам
разгуливаю по Монмартру.
Не молод я, но и не стар,
и мне идёт к лицу загар.
На Елисеях в бон суар
заглянем ненароком в бар.
За стойку усажу товар
без препирательств и без свар.
Гарсоны вин притащат карту.
Но дружелюбные не все
на Муленружном колесе
немало пришлых сутенёров.
Я говорю им по-франсе
на всякий случай – же ву зем,
а на привычном языке добавляю смачно, – грязный боров.
Не повезло мне в этот раз.
И вместо поцелуев, ласк
я грубый получил отказ.
А местный сутенёр-спецназ
не в шутку в глаукомный глаз
мне засветить намеревался,
и я, как был, ретировался.
Из бара ноги унесу,
и подберу себе красу
в Булонском девственном лесу,
а повезёт – не малолетку.
Не дай мне Бог не с той упасть,
в любви опять впросак попасть
к французам за решётку в клетку.
Да, дружелюбные не все,
на Муленружном колесе
немало пришлых сутенёров.
Я говорю им по-франсе
на всякий случай, – же ву зем.
Они на русском без акцента мне отвечают грязный боров.