Не читай мне про это бредни,
Не поверю я в эту слизь,
Чтоб последний поэт деревни
На веревку повесил жизнь.
И в угар я хмельной не верю
С пустотою больной души,
Но в декабрьский час тот двери
Застонали в родной глуши.
Да застряли в сугробах сани,
Да продрог до костей ямщик,
И по всей полевой Рязани
Завертелся пороши крик.
Обнаженною клен верхушкой
Затрещал, разрывая ствол,
Чтоб проснулась одна старушка,
Устремившись душой за двор.
И воробышки не просили,
Сиротливых, пустить их в дом,
Они знали, в тот миг Россию
Опоясало, как хлыстом.
Он писал, что плохую лошадь
Вор с собою не уведет.
Сам с поэмами шел на площадь
Просвещать голытьбу в народ.
А его, как из стойла, вывели
Дружелюбной стальной рукой,
Как корову, лишили вымени,
В гроб на вечный вогнав покой.
И не черный, совсем не черный,
Постучал к нему человек.
И приходом своим, как нормой,
Пнул к закату Серебряный век.
Морду в кровь бунтарю поэту,
Морду в кровь, враз с полдюжины рук.
Морду в кровь и за то, за это,
Морду в кровь - и петлей на сук.
Да, его, как из стойла, вывели
За вихрастый белесый чуб,
Как корову, лишили вымени
И в бечевку продели труп.
Тяжело до сих пор. Утрата
Не восполнится нам вовек.
Он любил колоски и хаты,
Он любил залихватский бег.
Он умел простотою строчки
Попадать в такт любых сердец.
Он дышал с набуханьем почек,
Он в Россию вплетал венец.
Не читай мне про это бредни,
Не поверю я в эту слизь,
Чтоб последний поэт деревни
На веревку повесил жизнь.
16 ноября 2013 года