Здравствуй, Джонни. Сегодня на мне нет лица.
Я забыла надеть его в спешке рассвета.
Я ждала его Джонни. Но ночь, как зола
Не хотела смываться с узоров паркета.
Я стояла, открыв все сплетения рам
Нараспашку, как душу под чёрною тканью.
Ты ведь видел глаза всепрощающих лам?
Как простить мне, скажи, всех, кто звал меня дрянью?
У тебя есть отметины Бога в глазах.
Есть в тебе что-то статное. Выправка горца.
Я открою тебе самый главный свой страх –
Солнце жгло меня. Я закрываюсь от солнца…
Столько света в тебе. Ты – безумный Пират.
Ты проткнёшь своей шпагой любого дракона.
Только, Джонни, признаюсь. Во мне – листопад.
И внутри – только тёмные голые кроны.
Видишь, ветви как руки воздеты в мольбе?
Что прошу я? Покоя, что съест мою память?
А быть может, огня. Да. Я вижу в тебе
Это страстно-лихое пиратское пламя…
Чёрт возьми тебя, Джонни. Но я – холодна,
Хоть любви ты достоин сильнее всех прочих.
Я одна пью вино. И вообще без вина
Я одна посредине своих многоточий.
Есть мальчишка, что прочно засел – как в ребро
Ударяют ножом. Он – последняя искра.
Это было недавно. Нет. Очень давно…
И когда-нибудь вряд ли ещё повторится.
Я хотела б любить тебя, Джонни. Беги.
Это страшно, когда вдруг включается разум.
Нет любви «от отчаянья». Нет – «вопреки».
Она «вдруг». Накрывает. Врывается. Сразу.
Она плещется в сердце, светлее свечи.
Ярче солнца – и память становится ясной.
Ты хороший Пират. Но прошу, помолчи.
Посмотри. Я могу быть надменно-ужасной.
Я могу быть бездарной. Недели листать
Как давно надоевшую, скучную книжку.
Не пытайся, мой милый. Тебе не достать
Из меня
Даже шпагой поэта-мальчишку.
Я прошу тебя, Джонни. Будь счастлив. И я.
Буду счастлива, если сумею влюбиться.
Это дзен. Предисловие книг бытия говорит:
«Кто-то жертва, а кто-то – убийца».
И убийца – совсем не желает убить.
И несчастная жертва – не хочет быть пленной.
Что поделаешь, Джонни. Нас учат любить
И прощать бескорыстно законы Вселенной.