П. 1.
Нечасто я пишу тебе, брат Дидим,
Пристрастный мой судья и собеседник.
Рассудка твердокаменным тараном
Теперь ты бьешь по противопространству
Потока обратимых отражений,
Себя лишь разрушая, но не Время.
А я, пуствшись, в некотором роде,
В скитанья окрест Внутреннего моря,
Являюсь только стрелкой циферблата.
Когда заходит речь о любопытстве,
Обыденность тоскует о минувшем
Посредством исподволь гнетущей скуки.
Так,ордам гуннов или массагетов
Не будущим далеким мнился запад,
Но прошлым в дымке Века Золотого.
За занавес заглядывать за этот
Здесь все равно,что с окон богадельни
Смотреть на дворик детского приюта.
Или увлекшись криком моды ретро,
Забыть о теле,наслаждаясь видом
Оборок,рюшек и интимных кружев.
В том и интрига,друг мой,что ведь Время,
Одетое для нас в необратимость,
Скрывает свою истинную сущность.
Итак, Близнец, по мере продвиженья
Жди от меня коротких сообщений,
Где я, терпенья твоего не истощая,
Намерен говорить тебе о разном;
Все больше о краях, о впечатленьях,
Что будто воробьи в осенней кроне
Моих извилин стаями гнездятся.
Пиши мне до востребованья. Адрес
Я постоянный больше не имею.
Пожалуйста, в сентенции о жизни
Старайся не вдаваться по привычке.
Мне недосуг полезность оценить их,
Как варварам помянутым, что бросив
Давно уж оскудевшие посевы,
На пажити нетронутые мчатся.
Ведь прошлое случайным не бывает
Совсем не по причине наклоненья,
А лишь как то, что клонит эту данность
В провокативность стиля дежавю.
П.2
Мой брат, мой друг! Я провожаю Время,
Как юную подругу до парадной
Ее родного дома в давнем прошлом.
Рассветные зазубрины Ливана
Под взглядом столь предвзятым европейца
Ложатся на холстину пейзажа
Истертым шрифтом финикийских буквиц,-
Приданое красавицы Европы,
Создавшее ей степень превосходства
Над давнею соперницей в грядущем.
Я думаю, тех скал нагроможденье-
Апофеоз воды, обретшей берег
От страха впасть навеки в беспредельность,
В беспамятство. Когда б ты находился
Теперь со мною прямо перед ними,
То в трещины их, словно бы в стигматы,
Вложил свои персты, чтоб недоверье
Твое к правдивой повести исчезло.
Но здесь лишь монотонные цикады
Безмолвья напевают, повторяя
Мотив минувшего; здесь ящерица мысли
Отбрасывает хвост пред паутиной.
Что ловит память в коконы забвенья.
В глухую стену мерного прибоя
Я встроил слух. Закрыл глаза. Моллюском
Моя ладонь вобрала мшистый камень.
Дремавший вирус прошлого сквозь кожу
Легко проник в континуум мгновений.
Распалась связь их, и разъятый глобус
Обоих полушарий тлел в туманном
Мерцании морей, и континенты
Со вспышками мозаик рисовали
Закат Востока, Запад на рассвете.
Плыл горизонт; уже волна ложилась,
Как лыко в строку, пользу низких выгод
Торгашества мешая близоруко
С предначертаньем времени высоким.
И вещий сон царевны из Сидона
Сбывался. Метрополии погибшей
Высказывалась роль в буквальном смысле-
Полузабытым Мосхом, автором «Идиллий»
В словесности апостольском служеньи
Колониальной экспансией пера.
П. 3.
Я счастлив, Дидим, речь живую слышать.
Взамен ее письмо мне это будет.
Событья, о которых ты мне пишешь,
В родной нам метрополии случившись,
Печальны, но на деле не случались.
Они лишь только следствия внушенья
Эпох, от нас настолько же далеких,
Насколько мы, брат Дидим, отдалились,
Делясь на два. Так, размножаясь, клетка
Деленьем цитоплазмы подменяет
Круговорот воды в самой природе,
Пытаясь этим ввергнуть притяженье
Судьбы в обман. Когда глядишь окрестно,
На тот пейзаж, уже понять не в силах,
Что может нам продлить существованье
Вне кромки суши Внутреннего моря,
Чьи берега, как выступы сознанья
Волнение былого отекает,
Плоть Нынешнего в таинстве причастья
К хмельной крови былых цивилизаций.
История! Нетвердою походкой
Ты движешься по времени так дико,
Как жрица Элевсина в долгом трансе,
Средь исступленных толп своих сограждан,
Как флагеллянты, многим простодушным
Дававшие телесной гигиены
Двусмысленный рецепт. Я в страхе вижу
Как прошлое вторгается в Сегодня,
С портретным сходством погружая в старость
Его черты..Художник ищет сущность
Времен и лиц.( Читай о том Уайльда).
Не знаю я вина омоложенья
Кроме тебя.Ведь я твое сегодня,
Я берег твой, от волн окаменевший
Твоих прибоев крови, соль мгновений
Несущих, Временный двойник твой
На грани их взаимоперемены.
Насколько совместимы мы друг в друге,
Настолько актуально наше время,
И вещи всех событий виртуальны.
Не то чтобы оно в себя вбирало
Из внешнего; но созревая втайне,
Зеркалит нам прошедшее во вне.
П. 4
Приятель! Освежить ты вздумал
Сомненьями натруженное темя
В ручье проточном чистых умозрений.
Его вода меня пьянит не хуже,
Чем винный хмель, что не противоречит
Природе и моральной гигиены.
А твой упрек в бессвязности- нелеп он,
Претензия к пернатым насчет крыльев.
Что связывает, то разъединяет,
Говаривал какой-то из великих.
Нет, Дидим! Мысль твоя так узка,
Что кажется удушливой дремотой
Мне, краденых мгновений иждивенцу,
Кто и в привычках сам не безупречен,
Но измерял аршином любопытства
Твой кругозор, в чьем жизненном пространстве
Хватает места с лавку антиквара.
Там нету книг, но из скрипучих дверец
Помпезных шкафов мумии знакомых
Творцов утопий параноидальных
Вот-вот грозятся выпасть .Острой вспышкой
Там режет глаз клинком декор ампира,
Резца краснодеревщика острее;
Мундиры, молью траченые, в роты
Готовы встать, и патиной покрыта
Часов барочных вычурная бронза.
Их спешка, остановка, отставанье,
Обратный ход, бой невпопад…Я слышу
В них лязг и скрежет ножниц. Бедный Дидим!
Страдает аритмией твое сердце,
Во чьих сосудах-Время. Обратимость
Для времени есть способ скрыться, спрятать
Свое лицо. Так под хеджабом прячет
Его от любопытных мусульманка;
Так заяц очень белый, след запутав,
Рыхлит и заметает снежный саван;
Так мир простейших в нас неузнаваем.
Загадочна, друг Дидим, драма жизни!
Ее замысловатых ложноножек
Не предвосхитишь ртутную подвижность.
Лишь медленно природа лицедейка
Искусству превращенья подражает,
Хоть в выигрыше бывает только Время.
П. 5.
Мы дышим, Время же зеркалит
В подернутом туманом палимпсесте
Своих ретроспектив. Реторта и алхимик,
И ледяное внутреннее пламя
В самом себе-так, брат, я мыслю Время.
Проекции в нем самоотражений
Вскипают в возгоняемой тинктуре,
Окрашенной судьбою их в реальность.
А сплав их перекрестных геометрий-
Лишь вечности оптический феномен
С густым оттенком стали вороненой,
Дамоклов меч у нас над головою.
Холодность этих умствований,Дидим,
Ты мне простишь, хотя бы из желанья
Согреть их лед душевной теплотою.
Но духота пустыни Иудейской,
Где я блуждал, едва ль располагает
К таким сентиментальностям, тем боле,
Что нарциссизм, с которым в дружбе Время,
Чей общий дом здесь ими облюбован,
Рождает вопль в гортани пересохшей:
Я наотрез отказываюсь видеть
Через стекло предметы интерьера
Без твердых оснований стен и крыши!
Когда-то Авраам по здешним тропам
Вел караван к земле Обетованной.
Вперед его толкала одержимость
И зов пустыни, слишком уж навязчив,
Чтобы казаться чем-то посторонним,
Довлел над ним все дни его скитаний.
И вот он шел, далекий среди близких,
До той поры, пока его десница
Вдруг ненависти вечность на мгновенье
Сверканием ножа не отразила
В глазах законнорожденного сына.
Да и в ребре Адамовом найдешь ты
Намек на недвусмысленную колкость
Пилы той, что веками превращает
В опилки мигов ценность нашей жизни.
Но тосковать о том не стоит,Дидим.
Когда не мир, но меч мы ощущаем
В своих руках, бывает, как ни странно,
Тем слаще миг, чем он острей на вкус!