И синий забился воздух
Мне в горло, я задохнулась!
На синих путях межзвёздных
Таверна одна приткнулась.
Там птичьим пунктиром – счастье
В сердцах без конца стучало.
Мы там собирались часто, -
Так было. Или – бывало
Когда-то, в самом начале,
Когда среди звёздной пыли
Мы сами тоже бывали,
А может быть, просто были.
О чём нам жалеть? Наверно,
Все правы, все виноваты…
Но я прихожу в таверну,
Когда забивает ватой
Мне воздух сквозную душу
И трудно к себе пробиться,
Мне пусто, мне безвоздушно;
Когда замерзают птицы
В комок на лету. И больно,
И льдисто, ломая вербы,
О землю, – навек, безвольно…
И я прихожу в таверну,
Безмолвно устав скитаться,
(Тем паче – от разговоров),
Чтоб в дальнем углу остаться,
В привычной глуши задворок,
Неузнанной и пропавшей
Бродячей приблудной тенью,
Ничем не тревожа спящих,
Ничьих не спугнув видений, -
А просто – забытой тенью,
Покинув на срок горнило…
На маленькой тусклой сцене
Весь вечер альтист Данилов.
Послушай, альтист Данилов…
А впрочем, играй. Мне мило.
Напой мне про дельту Нила,
Напомни привкус ванили,
А может быть, кардамона.
А помнишь ты Кармадона?
И звёздное бездорожье,
И клочья межзвёздной пыли…
О как же мы невозможно
Когда-то счастливы были!
Чтоб груз отпустил стотонный, -
Пожалуйста, мне напомни!
Сыграй мне, альтист Данилов,
Как всё это с нами было,
Как жгли мы всю ночь, бывало.
И сплыло… Или – спылало.
Всю ночь прожигать светила –
Как весело это было!
Под рёбрами засаднило…
Сыграй мне, утешь, Данилов!
Как шли мы в отрыв над бездной,
Шутя зажигали звёзды,
Один такой карлик белый
Доселе грозит нам розгой!
Сыграй мне на тусклой сцене,
Какую мы платим цену
За выбор наш своевольный,
Пусть горькие хлынут волны,
Пусть горькие хлещут ветви,
Пусть альт твой зайдётся светом,
Пусть он изойдёт печалью
Над нами – в самом начале!
Я в сети ловила ветер…
«Тебя посылать за смертью!» -
Ворчал на меня сурово
Дышавший ко мне неровно.
А ты всё хлестал текилу,
Доверив Нептуну сердце,
Из звёздной полынной пыли
Любил пригубить абсента,
Нептун голубой агавой
В душе расцветал. И ало,
Услышав звучанье альта,
Подмигивал Марс, бывало.
О, как нас там все любили,
Когда мы бессмертны были!
За смертью и за любовью
Послали нас, брат, с тобою…
Ты вновь меня не отринул,
О маленький мой «Гамбринус» –
Межзвёздный приют скитальца.
Был выбор: уйти – остаться,
И выбор был сделан честно:
Остались. Здесь – наше место,
На этой Земле, где тело
Согреет лишь карлик белый,
Где в лёд замерзают воды…
Ещё есть огонь и воздух.
Земля на Нептун похожа:
Она – голубая тоже.
Сначала всё было странно,
В новинку и непривычно:
И красная кровь из раны,
И летние ночи птичьи.
Ветшал под кроватью посох,
Седели в чулане крылья…
Здесь, кроме зимы есть осень.
И здесь, кроме лиц, есть рыла, -
Но это нас удивляло
Недолго: всяко бывало
И раньше, до новоселья,
Пока мы здесь не осели.
Неважно – юг или север,
Богат на оттенки серый:
Стал милым клин журавлиный,
Фольга, амальгама, ливень,
И даже асфальт унылый…
Настрой-ка свой альт, Данилов!
Пусть тень моя серой птицей
В лучах его серебрится,
Тихонечко, осторожно,
На синих путях межзвёздных
Она зазвучит струною,
Неслышной для всех.
С тобою
Одни мы об этом знаем:
Дуэтом сейчас играем.
Среди декораций Фалька –
Дуэтом судьбы и альта.
Мы сами сделали выбор…
Ты знаешь, ещё был выход:
Остаться, меж звёзд мотаться,
Планетами в лоб кидаться
Без боли и бестелесно…
И, в общем-то, бесполезно.
Бездомно, хоть и бездонно.
Так помнишь ты Кармадона?
От прошлого не убудет…
А звёзды – они как люди:
Есть робкие, есть задиры,
А есть между ними дыры:
Они, в черноте зияя,
Вбирают всё, что сияло,
С урчанием, без восторгов,
Пока назад не исторгнут.
И, в общем, у них – уныло.
Я знаю, альтист Данилов,
Что раной в плече межзвёздном
Застрял Кармадон занозой.
В доспехах из молибдена
Он демон – не красна дева,
Краснеть не умея сроду,
Так вдумчиво сдал и продал
Изящно, культурно, резво…
Но мил синий бык, хоть тресни!
Индиго и незабудка –
Он синий и беспробудный,
Его потрясали стати!
Мечта Кармадона стать им
Достойна бессмертной песни.
Мне мил синий бык, хоть тресни!
Поскольку сама, бывало,
Не раз втихаря мечтала,
Устав до последней дрожи,
Упасть лицом в бездорожье
И, прежде чем отключиться,
В кого-нибудь превратиться:
В медведицу там, к примеру,
В летучую мышь в пещере,
В сурка или земноводно –
В лягушку… И спать свободно.
И чтобы альт – отдалённо…
И цвет чтоб у всех – зелёный.
И чтобы боль – за порогом.
И чтобы никто не трогал.
Опять меня зазнобило…
Ты что там уснул, Данилов,
Забылся в мерцанье звуков,
Припомнил синего друга,
Уснувшего на арене?
И кто там не совершенен,
Ты помнишь? Конечно, помнишь!
Боящийся… Что исполнишь
Ты мне напоследок, милый?
Зато мы умрём, Данилов!
Зато мы умрём, Данилов,
И скажем: всё с нами было –
Тоска и печаль, и ужас,
И радость взахлёб к тому же,
И раны живою кровью
Сочились. И смерть с любовью!
Возможности тут скромнее,
Но небо вдвойне роднее.
Хоть бездна не раз манила,
Не сдрейфили мы, Данилов!
И на волоске бывали,
А всё же не спасовали!
Немножечко полегчало –
Затеплилось, зазвучало:
То вьюга, то тёплый дождик…
С секунды этой продолжить
Отвага ещё найдётся?
Возможно ли? А придётся.
Мы выиграли сраженье –
Да здравствует продолженье!
Не вечны людские сроки…
Сейчас разомну я ноги
И перед земной дорогой
Опять раздышусь немного.
Пошёл кровоток… Заныло.
А как у тебя, Данилов?
Средь умников и дебилов
Такие же мы, Данилов:
На тех и других похожи.
И что же теперь, и что же?
По молодости, бывало,
Не раз нас и накрывало:
Мол, спросы излишне строги –
Подумаешь, недотроги!
С земною-то кожей-рожей
Здесь всё и на всё похоже –
Хоть кисло оно, хоть пресно…
Но мил синий бык, хоть тресни!
Какая в нём скрыта сила!
И сколько щитов вместил он,
И птиц при потоках водных,
И ночь, и грозу, и волны –
Морские и из эфира.
Подбрюшье – синей сапфира,
Дыханье подобно буре,
И нет ни пятна на шкуре.
Он мог бы развеять в клочья
Земных – облачённых плотью,
Но спит аки свод небесный…
И весь он – сама любезность.
Он – супер, он – сверх и архи!
Бока у него, как бархат,
Глаза его – аметисты
И кудри его волнисты,
А шея его – колонна!
Предтечею Завулона
Для будущих поколений
Не стать ему, к сожаленью.
В наследниках Абадонны
Не числится Кармадон, - он
Хоть и родовит, но мелок…
Сыграй-ка мне напоследок!
(Я прямо из «Песни Песней»)
Мне мил синий бык, хоть тресни!
Я позднего Соломона
Припомню для Кармадона.
Вином подкрепи, Данилов,
Меня – чтоб достало силы,
И яблоко кинь мне с Древа –
Я вкус его помню… Прелесть!
И сам освежись, Данилов,
Тем яблочком, что прельстило
Запретным не в срок десертом…
Плесни-ка себе абсента!
Никто не осудит, право…
Ты слышишь? И «бис!», и «браво!», -
Тепло тебя привечают…
Меня вот – не замечают –
И правильно. Замерцало
В углу, где стоит зерцало,
Волной пошла амальгама –
На миг лишь. Я полагаю,
Тебе полегчало тоже?
Ты очень неосторожен
На маленькой тусклой сцене…
Трусливый – не совершенен
В любви. Я употребила
Не раз и не два: «мне мило», -
Но если и в правду мило,
То правда моя, Данилов!
А славно мы посидели…
Не праздно ведь, а при деле!
На пользу здесь применили
Мы души – в межзвёздной пыли.
Пришла сюда – замерзала,
Оттаяла – замерцала.
От Шуи до Красной Пресни
Мне мил синий бык, хоть тресни!
Ну что ж… Вроде, отпустило.
Спасибо тебе, Данилов –
Достало и звёзд, и боли!
Пора возвращаться, что ли.
Хоть в Шую, хоть на Багамы –
Привычно – сквозь амальгаму.
Я скину мой плащ дорожный,
От пыли очищу посох,
А что эта пыль – межзвёздна, -
Так все здесь такую носят,
Да только не замечают,
Лишь плачут порой ночами
Во сне.