Тайна Грелля Фрэнк Форест гл. 9

               


Неукротимая энергия  Уилдона Фойла являлась как предметом зависти его подчинённых, так и причиной их отчаяния. Про него ходил слух, будто, расследуя тайну похищения драгоценностей графини Энвер, он не спал неделю.
 Это, скорее всего, было мифом, но они, как правило, не вырастают на пустом месте: Фойл очень скупо выделял себе время для сна и принятия пищи во время расследования и требовал такого же спартанского аскетизма от своих подчинённых.
 Проспав, не раздеваясь, четыре часа на диванчике и считая, что отдал свою дань природе, он встал, открыл сейф, вынул револьвер и сунул  его в карман пиджака.
Он редко носил с собой оружие и ни разу не стрелял в человека, хотя мишени он поражал на зависть другим.
Иногда он использовал оружие для убедительности, в качестве, так сказать, "подкрепления блефа."
 И на этот раз он собирался туда, где такой метод мог пригодиться.
Он пощупал свой карман и, убедившись, что не забыл взять с собой увеличенную фотографию отпечатков пальцев, обнаруженных на рукоятке ножа, вышел в сумрак ночи.
Он пришёл к выводу о необходимости срочно найти пропавшего слугу мистера Грелля, Ивана, а также принцессу Петровскую.
Полиция более чем десятка стран занималась их розыском.
Ещё стоял вопрос об этом причудливом ноже с горизонтальной рукояткой из кости.
  И хотя, увидев такое оружие, его уже вряд ли кто-либо смог бы забыть, самые активные поиски сведений о его хозяине и происхождении не дали никаких результатов.
И наконец, в подвешенном состоянии находился вопрос об роли сэра Ральфа в этой тёмной истории.
Вечерние газеты с жадностью подхватили таинственное убийство как буксир для своих тиражей, и на первых полосах появились заголовки "Таинственное убийство миллионера на кануне свадьбы."
Фойл направился в Олбани к сэру Ральфу.
На подходе к дому баронета он увидел старшего инспектора Гринна, делающего вид будто он поглощён чтением газеты.
" Он дома?" - бросил, проходя мимо и не поворачивая головы, Фойл.
" А какого чёрта, по вашему, я здесь торчу," - не опуская газету сердито  ответил Гринн.
Фойл с трудом удержался, чтобы не рассмеяться и прошёл мимо: действительно, для старшего инспектора работёнка была не слишком престижная. Будь это дело попроще, Фойл бы приставил к подозреваемому обычного констебля, но в таком деле даже самую тривиальную слежку приходилось поручать опытным сотрудникам.
  Баронет принял Фойла холодно и настороженно, и цепкий взгляд последнего заметил на столе графин с вином, опорожнённый наполовину. Глаза баронета мерцали сухим лихорадочным блеском, воспалённые веки набухли, а под глазами чернели круги.  Если бы не его нервозность, можно было подумать, что он настолько болен, что не в состоянии двигаться.
 Несмотря на то что Фойл явил чудеса вежливости, доброжелательства и благодушия, Фэрфилд оставался мрачен и напряжён, даже не пытаясь скрыть, насколько неприятен ему этот визит.
" Я понимаю, сэр Ральф, - начал примирительным тоном Фойл, - как вам сейчас тяжело. Я, собственно, пришёл извиниться за свою грубость в Гросвенор Гарденс.
Вы были сильно огорчены, а я - взволнован, но сейчас мы немного успокоились, и я хотел бы спросить, желаете ли вы что-нибудь добавить к уже сказанному? Конечно, вас ещё вызовут для официальной дачи показаний, но мне кажется, что нам обоим будет лучше если мы перед этим поговорим неофициально и попытаемся ещё раз добиться взаимного доверия."
  Фэрфилд нервно передёрнул плечами и произнёс больным голосом: " Что вы ещё хотите услышать? Я уже всё сказал и добавить мне нечего, - он пристально взглянул в глаза Фойлу: - Ага, вот почему пришли. Уже переговорили с леди Эйлин Мередит?" 
"Нет, - Фойл умел лгать прямо в лицо без малейшего оттенка смущения, с ясным, по детски невинным взором, и привык утешать себя мыслью, что для работы с хитрыми, изворотливыми и циничными преступниками эта способность необходима: - Я не думаю, что она может сообщить нам что-то стоящее."
  Выражение облегчения непроизвольно обозначилось на лице баронета.
Человек, подобный Фэрфилду, мог с лёгкой беззаботностью подвергаться риску, когда опасность представала перед ним лицом к лицу в спорте, путешествиях и прочих жизненных предприятиях. Риск и даже очень серьёзная опасность не пугали его тогда, когда он ощущал способность и возможность контролировать ситуацию и его действия могли  изменять и определять её. Другое дело ощущать себя рыбой, оказавшейся в плотной сети, зверем в стальном капкане, агнцем на заклании, когда от действий жертвы ничего не зависит, а  опасность уже становится обречённостью.  И уж совсем ужасающее испытание для невинного человека, когда цепь событий и обстоятельств опутывает его с ног до головы и тащит на позорище в здании  Центрального Уголовного Суда, который приговорит его к позорной казни на центральной площади.
 Фэрфилд, не будучи трусом, потерял самообладание под напором холодного, бездушного механизма правосудия, которое с лёгкостью могло перетереть его в порошок, не оставив и следа.  Неопределённость также раздражала его нервы и держала их в взвинченном состоянии.  При возможности действовать он чувствовал бы себя гораздо уверенней, поскольку сама активность, даже не ведущая к желаемому результату, объективно создаёт у человека позитивный настрой и вселяет оптимизм.
 Но баронету не оставалось ничего иного, кроме как ждать.
" Я полагаю, у вас дел невпроворот, - сказал он, - мистер Фойл, не смею вас более задерживать."
Фойл ответил на это изысканное хамство приятной улыбкой и сказал не менее ласковым голосом: " Конечно, я не собираюсь навязывать вам своё присутствие, сэр Ральф, и я сразу же уйду как только вы дадите мне точное описание жемчужного ожерелья,  которое вам показывал мистер Грелль. Могу я попросить у вас ручку и лист бумаги?"
  Ферфилд резко открыл письменное бюро, дал Фойлу требуемое, и тот с нарочитым усердием записал описание пропавшей драгоценности.
Закончив, он вернул ручку баронету.
"Будьте любезны подписать это," - любезно попросил он. Едва баронет протянул руку к бумаге, Фойл резко разогнулся и, сильно пошатнувшись, схватился за запястье баронета. Пальцы последнего прижались ко влажным ещё чернилам на листе.
Детектив, обретя равновесие, извинился  очень почтительно, виня во всём бессонную ночь, взял лист бумаги со словами: - Простите ещё раз, я совсем замотался, текст немного смазался, но разобрать можно. Ещё раз прошу извинить за беспокойство, до свидания, сэр Ральф!"
Фойл исполнил свой трюк настолько ловко, что Фэрфилд, к сожалению, не смог оценить его гениальность, приняв всё это за чистую монету.
Фойл не мог дотерпеть до прибытия в Скотланд-ярд, и зайдя в телефонную будку, принялся сверять только что полученные отпечатки пальцев баронета с фото отпечатков с рукоятки ножа.
 Снаружи казалось, что он склонился над телефонным справочником и погружён в поиски нужного ему телефона, в то время как Фойл, при помощи увеличительного стекла изучал отпечатки.
Закончив изучение, он убрал лупу и бумаги в карман и почесал подбородок.
 Он не знал, радоваться или печалиться тому факту, что отпечатки баронета не совпадали с найденными на ноже: с одной стороны, следовало с ещё большим усилием продолжать поиск убийцы, с другой - ему было приятно осознавать, что интуиция его не подвела, ведь он с самого начала чувствовал, что Фэрфилд не убийца.