Отфевралили вьюги. Прошёл месяц-март.
Раздобрился апрель на погоду:
Улыбался теплом жёлтый солнечный шар,
Вяли белые шапки сугробов.
И со звоном стекла – обрываясь от крыш –
Разбивались сосульки о землю.
Разлилась по просторам заснеженным тишь –
Даже ветер-буян где-то дремлет.
Только крики конвойных да злоба собак,
Заходящихся в лае неслабом,
Тишину разрывали, сжимали в кулак
Каторжанского царства – ГУЛАГа.
Здесь коверкались судьбы обычных людей –
По делишкам, состряпанным чисто,
Кто не принял душой пролетарских идей,
Кто отведал концлагерь нацистов.
Верховодили урки – гнильё на гнилье! –
И ломали слабеющих духом.
Ну а кто надрывался на стылой земле –
«Доходил»: умирал с голодухи.
Здесь никто не считал безымянных могил,
И не лили здесь слёз за умерших –
Только ветер холодный по полю бродил,
Поминая безгрешных и грешных…
Измождённый донельзя, но, всё же, живой,
Доходяга по имени Сеня,
Третий год разменяв – не подлец, не герой –
Никогда не вставал на колени.
«Шестерить» не умел, и не лез на рожон,
Хотя стычки с блатными случались:
Избивали до крови, пугали ножом,
А потом как-то разом отстали.
Сватал Кум посотрудничать, грев обещал! –
Хитрожопый! в словесном поносе –
Только парень по жизни – не «гнал», не «стучал»,
Хотя срок отбывал по доносу.
И никто уж не помнил, а, может, не знал –
Стал ведь Сеней «ЗэКа» поневоле:
Кто-то так из блатных по ошибке назвал –
Прицепилось…А он – Анатолий.
Из московских счастливых студенческих лет,
Навертев, чего не было с роду,
Был прописан ему каторжанский билет,
Прилепили клеймо: враг народа!
Слабоват был физически, лес доконал –
Вертухаи прикладами били,
А он сплёвывал кровь да сквозь зубы стонал,
Весь изглоданный силой бессилья.
И, наверно, не выжил бы этой зимой –
Еле ноги таскал по бараку! –
Словно, напасть напала на местный конвой:
Стали дохнуть внезапно собаки.
Старый дед-уголовник, сейчас – кашевар,
Подкормил, отведя от могилы,
И пахучий, нажористый – с мясом! – навар
Возвращал потихонечку силы.
Выходил он под утро, сидел на крыльце,
Прислонившись спиною к бараку:
Переглядывал Сеня судьбу сквозь прицел
Каторжанского злобного мрака.
Ночью нынешней, будто, запела душа,
Будто, выросли крылья в неволе:
Он впервые смеялся, курил не спеша –
Ухватился за жизнь…Анатолий.
Ворожащая радость звенела внутри,
Как капель снегогона- апреля:
Смерть проспорила жизни в жестоком пари –
Сам в себя доходяга поверил…
Бледно-жёлтые звёзды, встречая рассвет,
Мирно зыбились в пепельном небе,
И обрызгивал ночь их мерцающий свет,
Разливаясь над тающим снегом.
За колючкой горбатилось вымя холма.
Распластавшись под лысой хребтиной,
Невесомо-молочный дрожащий туман
Растекался полосками дыма.
Исступлённое зарево красило даль
Перламутро-малиновым цветом.
Анатолий глядел и почти не дышал –
Всей душой! ожидая рассвета…