где?

Раскольников Бэк
- Хорошо, - сказал Чапаев, хитро  прищуриваясь,  -  насчет  "кто"  мы
потом поговорим. А сейчас, друг милый, давай с "где" разберемся.  Скажи-ка
мне, где эта манда живет?
     - В моем сознании.
     - А сознание твое где?
     - Вот здесь, - сказал я, постучав себя по голове.
     - А голова твоя где?
     - На плечах.
     - А плечи где?
     - В комнате.
     - А где комната?
     - В доме.
     - А дом?
     - В России.
     - А Россия где?
     - В беде, Василий Иванович.
     - Ты это брось, -  прикрикнул  он  строго.  -  Шутить  будешь,  когда
командир прикажет. Говори.
     - Ну как где. На Земле.
     Мы чокнулись и выпили.
     - А Земля где?
     - Во Вселенной.
     - А Вселенная где?
     Я секунду подумал.
     - Сама в себе.
     - А где эта сама в себе?
     - В моем сознании.
     - Так что же, Петька, выходит, твое сознание - в твоем сознании?
     - Выходит так.
     - Так, - сказал Чапаев и  расправил  усы.  -  А  теперь  слушай  меня
внимательно. В каком оно находится месте?
     - Не  понимаю,  Василий  Иванович.  Понятие  места  и  есть  одна  из
категорий сознания, так что...
     - Где это место? В каком месте находится понятие места?
     - Ну, скажем, это вовсе не место. Можно сказать, что это ре...
     Я осекся. Да, подумал я, вот куда  он  клонит.  Если  я  воспользуюсь словом "реальность", он снова сведет все к моим мыслям. А  потом  спросит, где они находятся. Я скажу, что у  меня  в  голове,  и...  Гамбит.  Можно, конечно, пуститься в цитаты, но ведь любая из систем, на  которые  я  могу сослаться, подумал вдруг я с удивлением, или обходит эту  смысловую  брешь стороной, или затыкает ее парой сомнительных латинизмов. Да, Чапаев совсем не  прост.  Конечно,  есть  беспроигрышный  путь  завершить  любой   спор, классифицировав собеседника, - ничего не стоит заявить, что все, к чему он
клонит, прекрасно известно, называется так-то  и  так-то,  а  человеческая мысль уже давно ушла вперед. Но мне стыдно было уподобляться самодовольной курсистке, в промежутке между пистонами  немного  полиставшей  философский учебник. Да и к тому же не я ли сам говорил  недавно  Бердяеву,  заведшему пьяный разговор о греческих  корнях  русского  коммунизма,  что  философию правильнее было бы называть софоложеством?
     Чапаев хмыкнул.
     - А куда это вперед может уйти человеческая мысль? - спросил он.
     - А? - растерянно сказал я.
     - Вперед чего? Где это "впереди"?
     Я решил, что по рассеянности заговорил вслух.
     - Давайте, Василий Иванович, по трезвянке поговорим. Я же не философ. Лучше выпьем.

Виктор Пелевин (Чапаев и Пустота)