Вот и топится баня по-чёрному,
В папиросном дыму свет видней.
Выше купола кружатся вороны
Над родной стороною своей.
Курит «Астру» мой дядька согнувшийся,
Ухмыляясь беззубо, хмельно.
От тоски и потерь непроснувшийся,
Как ни пил, не будило вино.
Рядом всё: и ограда с крапивою,
И закуска, куда без неё,
И тазы ждут на лавке под ивою,
Охраняя в газете бельё.
Патефон старый, голос надтреснутый,
Мне себя ни за что не простить,
Эх, на что разменял, парень, песни ты,
Можно было и петь, но не пить.
Мне вовек не отмыться от копоти,
Проржавела от пьянки душа,
Замели пылью в городе хлопоты,
Зачерствела мечта в кутежах.
Баня чёрная, чем не чистилище,
Выйти мне бы отсюда другим.
В саже вёсла лежат и удилища,
Остов лодки и якорь под ним.
Эх, субботний денёк, куда спрятались
Мои прежние летние дни?
Пропились, пролились, опечатались,
Догорели в закатах они.
Дядька курит, молчит, ухмыляется,
И в душистом горячем пару
Непрожитое мне возвращается,
Но пройдёт, как и всё, поутру.