Геннадий ЛАЧИН
РАДУГА ЖИЗНИ
Сборник стихотворений
г. Бологое , 2008 г.
***********************************
часть 2
АХ, ЖЕНЩИНА! – ЗЕМЛИ БОГИНЯ!
Ах, женщина! – Земли богиня!
Весны чарующей сестра.
В ней совместилась прелесть линий
с душевной кладезью добра.
* * *
Весною наша жизнь богаче
мечтами и приливом сил.
А если было бы иначе,
нам был бы этот мир не мил.
Весной любовь сияет ярче:
два сердца рядом, два крыла.
А если было бы иначе
любовь давно бы умерла.
Весна – источник света, счастья,
надежды и любви земной.
Весна и женщина – две части,
неразделимы меж собой.
* * *
Вот и небо заголубело,
вот и солнце ласкает глаза,
и Весна потихоньку, несмело
расправляет свои паруса.
Вам желаю всего-то немного,
лишь того, чем душа так светла,
чтобы к женскому счастью дорога,
несмотря ни на что, привела.
2003 г.
* * *
Какие мне слова сказать,
в них жизнь земную обозначить,
чтоб все смогли меня понять
и не смогли переиначить?
Какие мне сказать слова,
чтоб в них весны звучала нота,
как к солнцу тянется трава
из под земли еще холодной?
Какую песню спеть, друзья,
чтоб мне подпели по охоте,
как под снегами нить ручья
поёт о море и свободе?
Какую музыку сложить,
и дать какое ей названье,
чтоб в ней услышать, ощутить
весны живительной дыханье?
Слова... слова... На слух – просты,
Но в них чувствительность живая!
Весна!
Любовь!
Цветы!
Мечты!
Какая музыка! Какая!
Так пусть под солнцем и луной
слова найдут предназначенье.
С 8-е Марта вас! С Весной!
С её извечным озареньем!
* * *
О любви поют все хором,
и все поют по-разному:
кто с весёлым перебором,
кто с грустью по прекрасному.
О любви поют все хором,
и я пою – по-своему:
по весне пою с задором,
а летом – успокоено.
Если осень, да с дождями,
пою с надеждой, верою,
что когда-нибудь нежданно
я встречу свою верную.
Петь зимой – замёрзнут губы,
метель забьёт дыхание...
Но простужено и грубо
пою я о свидании...
О любви поют все хором,
и я пою – как можется.
Лишь бы верилось, что в скором
в единое всё сложится.
1964 г.
* * *
Девочки!
Полюбите мальчика!
Только искренне, как умеете.
Девочки,
полюбите Лачина,
ведь поэт он. Не пожалеете!
Верные!
Назначайте свиданья.
Ох, как хочется душевной ласки.
Окажите своё внимание,
расскажите забытые сказки.
Милые!
Унесите пожалуйста
к истокам радостей и хорошести,
чтоб вспомнить детство,
юные шалости
бесхитростные и без пошлости.
Добрые! Вы всё умеете!
Лишь одна из вас исключение...
Полюбите мальчика!
Не пожалеете.
Он напишет вам стихотворение.
1965 г.
В ОСЕННЕМ САДУ
Я иду аллеей, кланяюсь берёзкам,
и любуюсь модными бусами рябин.
Свечкой тает солнце, обливаясь воском,
и весь сад, как выставка сказочных картин.
Та же неподвижность, та же нежность красок
и очарованье зрелой красоты.
Только непослушный ветерок-подпасок
бродит и срывает жёлтые листы.
И с последней песней, и с тоской по маю
падает на травы лиственная медь.
Как по первопутку, я по ней шагаю,
но... куда спешить мне и о чём жалеть?
Я иду аллеей, а со мной девчонка
а со мной девчонка – осени сестра.
О, мой сад! Послушай! Подожди немножко,
не роняй последних листьев до утра.
1965 г.
* * *
Как будто прессом сердце сдавили,
как будто током ударило вдруг:
она два слова сказала, и были
они, как объятие ласковых рук.
Январский ветер бросался порошею,
за ворот сыпал, кидал в рукава:
«Ещё! Я не слышал!» – «Ты хороший!»,
смущённо склонилась её голова.
И долго смотрела себе под ноги,
пугливых глаз не смея поднять
в какой-то, самой непонятной тревоге.
А мне... захотелось ее обнять
за эти слова,
. за всю вот такую,
за то, что сама отыскала меня.
– «Не бойся, ну что ты! Я не балую.
Ты – это искра большого огня.
Не бойся, отбрось все тревоги, сомненья.
Где б ты ни была – всё равно я найду:
ты – юность моя в предвесеннем цветеньи,
я – зрелость твоя в отшумевшем саду».
1965 г.
* * *
. Кате Бурнаевой
Не осуди за странность мысли,
за панибратский свойский тон:
когда деревья вяжут листья,
кто не бывал из нас влюблён?
Кто не бросался в омут счастья,
в весенний тот водоворот,
который, море обещая,
нас уносил в края болот?
Но ты сумей остановиться,
дождаться именно «его».
Тогда не страшно и влюбиться:
страдать, так есть из-за чего!
Как часто-часто сожалеем
о той растраченной красе...
Весну мы все встречать умеем,
а ждать свою любовь – не все.
1965 г.
ПОРТРЕТ
. Лидии Романенко
Ты смотришь, грусти не тая,
от взгляда сердце мается.
Опять к тебе рука моя
за мыслью следом тянется.
Зачем хранится твой портрет?
Ответить я отчаялся.
Прошло так много, много лет,
как всё с тобой прощаюсь я.
Пожалуй, нет, я не с тобой
прощаюсь так измученно,
а с самой первою весной,
что вся была озвучена
всем существом твоим земным
и озорством, и ласками.
А без тебя мир стал немым,
весь с выцветшими красками.
Но в глубине души своей
я песнь храню напевную
о вечерах в кругу друзей,
про нашу встречу первую.
К тебе опять, к тебе опять
рука за мыслью тянется...
Пусть на столе всегда стоять
портрет Весны останется!
1966 г.
* * *
Весной сильнее любится,
весной сильнее верится.
Куда-то манит улица,
мне обещает встретиться
с неписаной красавицей
и признанною умницей,
которая всем нравится
на нашей тихой улице.
И я спешу, доверчивый,
«нечаянно» с ней встретиться...
А улица вечерняя
асфальтом мокрым светится.
Навстречу мне – прохожие,
такие симпатичные,
такие все похожие,
такие все различные.
Они мне улыбаются
открыто, без предвзятости,
и ручейками радости
в мой океан вливаются.
А всё вокруг – знакомое
и вроде бы нездешнее...
А вот огни оконные,
на улицу глядевшие
Её глазами светлыми,
Её улыбкой строгою,
за что парнями местными
зовётся недотрогою.
Затихла наша улица,
темнеет небо, соткано
из звёзд луной-искусницей.
А я стою под окнами
и мне всё время кажется,
что занавеска сдвинется,
потом Она покажется,
увидит, в двери кинется...
Ведь я не знал, доверчивый,
что сердце – не гостиница,
что делать мне здесь нечего:
другой во сне ей видится.
1968 г.
* * *
На голове редеет волос,
всё больше складок и морщин
у глаз, у рта, и даже голос
с какой-то нотой серебрин.
А жизнь идёт, собой довольна,
как баба, выпятив живот.
Ей за меня совсем не больно,
ей всё равно, кто как живёт.
Я, в даль заглядывая хмуро,
ищу на свой вопрос ответ:
ведь, если жизнь такая дура,
то дурачок я или нет?!
1963 г.
* * *
Не тревожь мне душу, не тревожь!
Если встретишь, взгляда не роняй:
ты меня когда-нибудь поймёшь,
только ты сейчас не упрекай.
Не тревожь мне душу, не тревожь!
Знаю, что во всём сам виноват.
Ты уходишь? Ты уж не придёшь?
Может, шах и только?.. А не мат?
Ты уходишь... Значит, это – всё!..
Песня спета раз и навсегда.
Что-то в бесконечное ушло,
и осталась вечная беда.
1965 г.
* * *
Едва сквозь тучи пробиваясь,
луна-насмешница опять
в окно глазеет, как я маюсь,
себя укладывая спать.
А мне не спится, не сидится:
покоя мысли не дают,
теснятся, пробуют пробиться
и... в бесконечность вновь бегут.
Но мысль какая-то искрою
пробила строй и, утвердясь,
меж мной и миром за стеною
установила прочно связь.
И я, усталый, изнемогший,
познавший радости венец,
луне, глазеющей в окошко,
сказал, как другу: «Я – отец!»
1968 г.
* * *
. Жене Надежде
Неоценимо женщины значенье,
у каждой есть достоинства свои.
В моей жене ценю её терпенье
большой неугасающей любви
ко мне, со всеми странностями, к детям,
к семейным неурядицам в дому,
к подругам по работе и к соседям,
что – как её хватает! – не пойму.
Ведь жизнь крута и суматошна, нервна;
терпеньем надо обладать каким,
чтоб не взорваться, не заплакать первой,
руками сжав стучащие виски.
Чутка душа к малейшему раненью,
хотя никто не видит её кровь...
В ЕЁ неиссякаемом терпеньи –
и добродушие, и мудрость, и любовь.
1972 г.
* * *
Последний лист упал, собою
прикрыв родной земли клочок,
чтоб не замёрз он, чтоб весною
деревьям мог отдать свой сок.
Осенним ветром сад раздетый
смотрел печально в небеса.
Давно весенняя песнь спета,
увяла буйная краса.
Теперь ни трелей и ни песен
птиц говорливых не слыхать,
здесь лишь остались листья вместе
палитрой красок полыхать.
К земле сырой их прижимая,
как по живым, по ним иду
и слышу нежный голос мая,
и вижу солнечность в саду!
1972 г.
* * *
Весна!
Движенье! Пробужденье!
Свет голубой застрял в глазах:
вновь видит солнце отраженье
своё в озёрах-зеркалах.
Весна!
Броженье! Притяженье!
Даль обещающе светла:
души частицы, нити, звенья
во мне сложились в два крыла.
Я над собой уже не властен,
ещё мгновенье и... лечу!
– Куда? – Туда!
– За чем? – За счастьем!
– Тогда и я с тобой лечу!
Весна!
Броженье! Обновленье!
Что груз прожитых мною лет,
когда на крыльях вдохновенья
пишу я женщине сонет!
1975 г.
* * *
Сосед соседу о другом соседе
(возможно, в том фантазия одна)
в словесном выразил портрете,
что думала его жена:
«Сквалыга, эгоист безмерный,
игрок азартный, бестия, урод,
безжалостный отец и муж неверный,
хам, опозоривший свой род,
профан и бездарь, выскочка, невежда,
безвольный хлюст, приверженный к вину...»
– А что жена (как, бишь, её), Надежда?
– Противоположность полная ему!
– И как только они живут?!..
1984 г.
ВЫСТУПЛЕНИЕ
ПЕРЕД МУЖСКОЙ АУДИТОРИЕЙ.
Что род мужской без милых женщин,
без их умелых, ловких рук?
Вопрос не праздный, мною взвешен
и задан докторам наук.
Не получив ответа, вывод
я сделал сам. И он таков:
во-первых, все – и я, и вы вот –
всегда б скрывались от долгов.
А если всё же вы сводили
концы с концами, – всё равно,
в кино бы «голыми» ходили
и на работу, как в кино.
А во-вторых, без женской ласки,
без монотонных их речей
себе бы рвали грудь на части
и проклинали всех чертей.
И в третьих ... В общем, дело ясно:
без них мужчины не жильцы.
Так выпьем мы за пол прекрасный
и вытрем радостно усы!
1977 г.
* * *
. Тестовой Н.Н.
Ромашки, ромашки!
Сыграем в пятнашки?
Ах, детство бесхитростных игр и встреч!
Поляна у леса, на небе барашки,
костёр и в кругу задушевная речь.
Ромашки, ромашки!
Сыграем в пятнашки?
Ты будешь невестой, а я женихом…
Ах, детство такое беспечное наше!
Тебя вспоминая, вздыхаем тайком.
Года пробежали, ромашки остались.
Их рвут и гадают другие теперь.
Но с детством своим всё же мы не расстались,
и в тайну ромашек как прежде ты верь.
Ромашки, ромашки!
Как сердце заныло.
Заветное слово листком оброни…
Ах, детство, каким ты доверчивым было,
и как согревают твои нас огни!
26.12.1982 г.
МОЛВА
Что не звоню тебе, не сетуй.
Моё молчание – не вздор:
люблю застольную беседу,
не телефонный разговор.
А мне беседовать с тобою
теперь придётся ли? Едва.
Хотя так хочется, не скрою,
но... сторожит меня молва.
Как тень, она до самой двери
ползёт за мной и за тобой,
чтоб у порога в недоверье
вдруг превратиться в час любой.
Ехидным словом, взглядом мутным
молва готова вслед бежать,
чтоб за столом твоим уютным
бедой, разлукой вечной стать.
Ползёт, бежит дорогой скользкой
и всё – окольной стороной,
живёт без адреса поскольку
и под фамилией чужой...
Что не звоню тебе, не сетуй.
Моё молчание – не вздор.
Но, что поделать, если с этой
молвой не справлюсь до сих пор.
1983 г.
* * *
Все чаще годы к лени клонят.
А лень души – поэта враг!
Теряю я своих поклонниц,
к земле склоняется мой флаг.
Все реже Лиры вдохновенье
стучится в дверь, глядит в окно...
Прошло у Реберг день рожденья,
Вот пьем за Лапкину вино,
а рифмы нет, и мысль витает,
как дым от горьких сигарет.
А на столе вино играет,
зовёт, кричит: «Встряхнись, поэт!
Дай волю ты воображенью,
лень припечатай каблуком:
сегодня праздник, день рожденья!
И не молчи, давясь куском».
Пусть слов игривость, нежность, страстность,
Смешавшись с крепостью вина,
Вам создадут такую праздность,
Что может лишь создать Весна!
Весна! Пора надежд, мечтаний!
Пусть в Вашу жизнь она войдёт
и солнца лучиком для Тани,
и звёздной свежестью для Вали,
и лень с души моей сотрет!
1983 г.
* * *
Деньки курортного романа
без обязательств и без лжи –
лишь отдых и покой души,
хотя звучит немного странно...
Прохладно. Яркая луна.
С тобой гуляю по аллее.
И вроде всё вокруг милее,
да ночь загадками полна.
Ах, этот юг! И в ноябре
в нём есть своё очарованье.
Смотри, вон там, на той горе
огней причудливых сиянье.
А там, внизу, волны морской
набег и... вздох, как избавленье
от бесконечного движенья
и тайны, что несла с собой.
У нас нет тайн. Мы говорим
о том, что раньше с нами было:
как я любил, как ты любила,
как жизнь сложилась – с ней, и с ним.
Мы так бесстрашны и легки
в своих сердечных откровеньях,
поскольку знаем, всё в забвенье
уйдёт, желаньям вопреки.
Но в этом нашей нет вины –
где встречи, там и расставанья...
Но буду помнить я свиданья
и блеск огней, и вздох волны.
1984 г.
* * *
. Петровой Н.Е.
Присутствием твоим не тягощусь,
вновь свидеться во мне растёт желанье.
Тебя я словом, взглядом ли боюсь
обидеть и разрушить пониманье.
Плетём из слов беспечных кружева,
и с губ стихи любовные роняем.
За кофе не одни мы, и слова,
тревожащие нас, не замечаем.
Расходимся. За всё благодарим.
Ты в комнате останешься с собою.
С ночным дождём, холодным и немым,
беседу продолжаешь, – не со мною.
Умею, не умею ли – прости! –
тебя я по-хорошему жалею.
Как горя бы с собой не принести,
когда лекарством нужным не владею.
1984 г.
* * *
В природе умной – лишь два рода:
Он и Она. Муж и жена.
Всё было складно у народа...
Но взбунтовалась вдруг Она:
давай свободу ей, раздолье,
особый праздник подавай!
А мужики ... ушли в подполье:
пьют в барах водку, дома – чай;
уткнутся сумрачно в газету
и в телевизоры глядят:
всё ищут, где есть части света,
где мужиков так не «едят»,
и на карманные расходы
прилично мелочи дают.
Теперь мужья на пиво-воды
заначку делают и ... пьют.
А раньше пили медовуху!
А раньше – брага по усам!
Теперь, гляди, дадут, но... в ухо,
чтоб не шатался по ночам.
А если я к друзьям подался?
А если я в кураж вошел?
Что будет дома, догадался?
А на работе будет что?
А ты – ни словом ей, ни пальцем.
Иначе сразу – протокол!
И весь тогда сойдешь с румянца,
и дыбом встанет твой хохол.
Дожили, ...в вашу рюмку-стопку!
Везде, во всём – матриархат.
А впрочем, всё это – постольку...
Иной такому делу рад...
Хотя и март, – весной не тянет,
лишь крепче утра холодок.
А жены вырядились – ахнешь!
И что ни женщина – цветок!
Да, необычный праздник этот.
А ну, мужчина, отойди!
В тень отойди, чтоб больше света
на женщин падало. Гляди!
Вот кто внимания достоин
и самых тёплых, нежных слов.
Она – и мать! Она – и воин!
Она – и нянька мужиков!
Долой, долой, мужчины, шляпы!
Склоните головы свои.
Пред ними мы не только папы –
мы дети их земной любви!
1985 г.
ЭПИГРАММА НА СЕБЯ
Он к жизни мало приспособлен,
витает где-то в облаках,
цветы, стихи... всё в этом роде,
и носит женщин на руках!
Но вдохновения всё меньше,
и сам давно уже в летах.
Другие руки носят женщин,
а он мешается в ногах!..
1997 г.
* * *
Мне в сладость это ожиданье,
то холодею, то горю:
когда ж приду я на свиданье
и дверь украдкой отворю?
Не знаешь ты, и я не знаю,
живем надеждой и с тоской...
Но вот – свиданье! Обнимаю –
в твоих глазах испуг немой.
Ты у себя себя боишься,
да и со мною вся, как жгут.
Ну, на кого, скажи, ты злишься,
к чему усталый самосуд.
Конечно, дети и соседи
не знают, но... Как дальше быть?
Молчи! Есть тайна та на свете,
что мы вдвоём должны хранить.
Живи! Живи, как сердце хочет!
Осталось жить немного нам.
Не всё – для сына и для дочки,
а что меж нами – пополам!
1988 г.
* * *
Спросила ты: «Ну, как живётся?»
Хотел сказать, чуб теребя,
что, мол, не так сердечко бьётся,
когда встречаю я тебя;
что средь забот и дел житейских,
когда идут дни чередой,
по телефону, словно песню,
я рад услышать голос твой.
Но... промолчал. Слова другие
роняю снова невпопад.
А у тебя глаза такие –
вечнозеленый будто сад.
В них отражаясь, солнца блики
мне в душу стрелами летят,
и я в немом угарном крике
молю: «Пусти! Пусти в свой сад!»
Со снисходительностью томной
ты, про себя, в ответ: «Уймись!
Ведь ждёт тебя супруга дома,
и у меня иная жизнь...»
И мы прощаемся приветно,
не ставя точки за собой.
А во дворе гуляет лето,
то манит лесом, то рекой.
Но как бы ни был мир прекрасен,
в нём равновесья не ищи,
пока у женщины во власти,
пока идёт раскол души!
1991 г.
* * *
В цветах вся комната и дамы
цветут, как розы. Ведь не зря
к ним мужики летят орлами,
глазами пылкими сверля.
И комплименты, комплименты!
Мол, мы у вас здесь, как в раю.
А иногда несут конфеты:
«Мадам! Я – ваш! Почти люблю!»
То чай, то кофе пьют. Беседа
и обо всём, и ни о чём.
А во дворе гуляет лето,
и прямо в сердце бьёт копьём
бодрящий свежестью предранней
июнь! Я в эти дни не сплю.
Меня куда-нибудь да тянет,
чтоб встретить заново зарю.
Ах, дамы, дамы, всё бросайте!
Что в кабинетах прозябать?
Поедем к речке Березайке,
там тишина и благодать.
Там соловьи на каждой ветке
всё про любовь поют, маня...
Ах, дамы, дамы, сердцеедки!
Вы полонили и меня.
В цветах вся комната и дамы
цветут, как розы. Я, шмелём,
хотел бы здесь построить замок
и в замке этом жить потом.
1996 г.
* * *
. Федосеевой Г.Г.
Неодолима времени река,
и всё подвластно быстрому теченью...
Твоя же лодка будет пусть крепка
и в плаваньи послушна в управленьи.
Чтоб не страшась ни зноя и ни гроз,
исполненная праведным желаньем,
могла доплыть до Берега Берёз,
уже счастливого своим названьем.
Душе скорбеть и плакать не вели,
вели любить и жизнью наслаждаться!
Иначе и не стоило рождаться,
чтоб быть потом слезинкою земли.
20.08.1999 г.
* * *
Идя сквозь ливни и морозы,
когда в ночи не виден след,
я говорю себе без позы:
«Да будет женщина и свет!»
Когда я в час игры любовной
весь растворюсь – вот был и нет! –
шепну молитвенно-спокойно:
«Да будет женщина и свет!»
В жестокой схватке, коль сломают,
да так, что вместо мыслей – бред,
то и в бреду слова витают:
«Да будет женщина и свет!»
Когда весна и обновленье,
когда ручей поёт сонет,
в душе – огонь и вдохновенье:
«Да будет женщина и свет!»
март 1999 г.
* * *
Мы познакомились случайно
я был здесь гостем на денёк,
в твои глаза взглянул отчаянно,
перешагнув через порог.
Ты говорила, говорила,
перебирая свой альбом.
Мне хорошо с тобою было,
а ты вздыхала о своём.
О прошлом горестно вздыхала,
но видно было, что давно
ты этой горечи отдала
и боль, и слёзы, и вино.
Ты говорила, говорила,
к плечу доверчиво прильнув...
Меня неистово любила,
и я был весь в твоём плену.
Забрав твои и боль, и смуту,
я уходил с рассветом дня.
Я их нести по жизни буду,
тебя за это не виня.
05.02.2000 г.
* * *
Когда я в юности беспечной
земной любовью занемог,
она, казалось, будет вечной,
как вечен этот мир и Бог.
Но шли года, менялись лица,
мелькали станции в пути.
Пришлось с любимою проститься,
чтоб самого себя найти.
Когда я в зрелости венчальной
(вот повезло!) влюбился вновь,
сказала женщина печально:
«Не для меня твоя любовь».
Ушла и канула безвестно,
то ль ненавидя, то ль любя...
И не найти мне было места,
где б успокоить смог себя.
Я закружился в мире этом,
как лист осенний на ветру.
Мне без любви не стать поэтом,
и будет жизнь не по нутру.
Когда я в мудрости усталой
увлёкся женщиной (бог мой!),
то каждый раз весною шалой
терял я разум и покой.
Ах, эти глазки, эти губки!
Ах, эта царственная стать!
И вновь, сквозь ревность, боль и муки,
в душе – огонь и благодать.
март 2000 г.
КУРОРТНОЕ
Басы гремят, огни мелькают,
толпа кричит: – «Ещё! Ещё!»,
тебя на танцы приглашают,
а мне... А мне нехорошо.
Над морем ночь. Весь берег в пене,
как будто смешан с порошком.
Ты – у кого-то на коленях,
а мне... А мне нехорошо.
Приехал я погреться в Сочи,
и, как на грех, снежок пошёл.
Терпеть такое нету мочи,
и мне опять нехорошо.
Видать, такой я невезучий:
глазами молод – телом стар.
Ведь отдохнуть хотел как лучше,
а в результате так устал!
Ещё бы: то вино, то чача,
вот-вот, и в сердце будет сбой...
Короче так, товарищ Лачин:
ты на курорте не герой!
Санаторий «Ивушка», 2001 г.
РАЗГОВОР С СОБОЙ
. А. Митрофановой
«Уймись, браток! – себе я говорю, –
Её ты знаешь очень-очень мало».
– «Допустим, знаю, – величают Аллой,
и имя я уже боготворю».
– «И всё?» – «Глаза! Я как-то заглянул,
но не нашёл на свой вопрос ответа –
лишь глубина, в которой утонул,
не видя над собою больше света».
– «Так, так... Ещё пленило что, скажи,
твой взгляд на прелести другие?»
– «А знаешь, губки, право, хороши,
рельефно-чувственны такие.
И в целом привлекательна она,
причёска, стать и прочее на месте».
– «А как насчёт души её?» – «По чести,
душа ведь под одеждой не видна».
– «Ну вот, пришли... Тогда сначала ты
скажи ей комплимент-другой в беседе,
узнай, чем дышит, и её черты,
глядишь, предстанут в новом, точном свете».
Так, сам с собой я, споря, говорил,
испытывая нервное волненье:
– «Спасибо Вам за то, что сочинил,
не зная Вас, о Вас стихотворенье».
30.03.2002 г.
* * *
Говорить не умею лукаво,
но и прямо сказать не могу:
для тебя я – не слева, не справа,
а, скорее, на том берегу.
Между нами – текучее время,
неизменное, как ни плыви.
Потому ни к чему сожаленья
о судьбе, о мечте, о любви.
Всё как было, как есть – так и будет.
Ничего уж нельзя изменить!
Страсть текучее время остудит,
и нам некого будет винить.
Но запомню, как в сумрачном свете
поцелуй твой спонтанный ожёг
мои губы в ответном привете,
и тебя я легонько привлёк.
Говорить не умею лукаво,
но и прямо сказать не могу...
Где же, где же судьбы переправа,
чтобы быть на твоём берегу?
2002 г.
* * *
Посмотрю – молодежь веселится,
и целуются пары в тени.
На минуту бы мне – ах! – влюбиться,
вновь познать чародейство любви.
Чей-то взгляд или нежное слово
неожиданно сердце пронзит,
и, послушное тайному зову,
в мир любви оно птицей взлетит.
У меня это было когда-то:
вдохновение, страсть и полёт.
Только время рукою пирата
в неизбежную старость ведёт.
Всё, что было со мною, осталось,
но, как эхо тех сладостных дней,
зависть, чувствую, к сердцу подкралась,
и не знаю, что делать мне с ней.
Зависть к юным (как юность прекрасна!),
что ещё чародейство для них
впереди, если даже неясно,
это – дар или жизни лишь штрих.
Но при всём, пусть неясном, раскладе,
для меня лично ясно одно:
быть любимым – гулять при параде,
а любить – строить счастье своё...
Посмотрю – молодежь веселится,
и целуются пары в тени.
На минуту бы мне – ах! – влюбиться,
вновь познать чародейство любви!
Июль 2003 г.
* * *
Смотрю в окно: снега... снега...
и круглосуточно лишь минус.
В душе моей любви строка
пока имеет зимний привкус.
А ведь уж март. Но знак весны
какой-то тусклый и нездешний.
А сердце хочет новизны,
улыбок милых, знойных женщин.
Назло морозу я пройдусь
по нашей улице, по главной,
и встречной даме улыбнусь,
ей прочитав свой стих заздравный:
«Живите солнечно! Любя!
Ну, что – мороз?! Всё преходяще!
Быть может, завтра среди дня
ручей у ваших ног запляшет.
Весны незримый аромат
Вас обовьёт и одурманит,
и вдруг случайный чей-то взгляд
большой любви началом станет.
Живите, свет души храня,
и верьте – счастье не покинет,
что будет дом, любовь, семья,
и Вы в ней – добрая богиня!»
2005 г.
* * *
Как много в комнате цветов!
Названья ласковы, певучи.
В них – сон унявшихся ветров
и музыка волны могучей.
Какие краски лепестков,
какие линий переходы –
фантазия, мечта богов,
сплав целомудренной природы!..
Растеньям также нужен кров.
Ты поливаешь их, лелеешь,
и, с наступленьем холодов,
к теплу поставив ближе, греешь,
читая книги на тахте,
поджав по-девичьи колени...
Где в мыслях ты витаешь? Где?
В плену каких надежд, сомнений?
Как много в комнате цветов!
Сродни и ты цветам: ранима,
как им тепло, так нежность слов
моих тебе необходима.
А я слова все растерял,
и говорю не те, что надо.
Цвет лепестков то угасал,
то вновь сиял в любви отрадно.
Но встречи редки, коротки...
Твоё окно... Иду я мимо:
всё так же рдеют лепестки
цветов, тобою так любимых.
* * *
Себя от грусти оградить
не в силах, есть на то причина:
чтоб на руках тебя носить,
не должен трусом быть мужчина.
Средь ежедневной прозы дня,
дел неубывных, понимаю:
всё то, что мучает меня
на «после» сам отодвигаю.
Отодвигаю чередой
(для них ведь нет путей окольных!)
желанье встретиться с тобой
и утонуть в глазах бездонных,
желанье страстное прильнуть
к тебе, забыться на минуту,
и, неподверженному суду,
вновь продолжать свой в жизни путь.
Вновь продолжать свой путь и знать:
средь пустяковых дел и срочных
есть ты, есть я, и нас разъять
на свете нет сил правомочных...
На убыль день... Желтит трава...
Быстротекущ наш мир и сложен...
Я понимаю, – ты права:
мужчина трусом быть не должен!
* * *
Ты ушла, а я остался,
я остался сам с собой.
Надо мною лист качался
весь оранжево-рябой.
Он качался и старался
острым боком к ветру встать.
Ты ушла, а я остался.
Ну, кого мне обвинять?
А кругом – огни рекламы
и людская суета,
да блестела под ногами
медь опавшего листа.
Ветер, дождь... Сжимая плечи,
ухожу своей тропой.
Не забыть мне этот вечер,
лист, летевший за тобой...
* * *
Снег ли, дождь – гуляет Осень,
под платочком – лик Любви
Мы у ней свиданья просим:
«Где же счастье? Позови!»
Межсезонье. Все – в неврозе.
Ну и я, увы, такой.
Думал, мне поможет осень
где-то встретиться с тобой.
Но она, махнув платочком,
мне шепнула: «Обожди!
Я даю тебе отсрочку,
ваша встреча впереди».
12.10.07 г.