СОДЕРЖАНИЕ
1. Кого считать мещанином
2. «Я обыватель – и больше ничего-с!»
3. Что такое мещанство с точки зрения трансперсональной психологии
4. «Очистимся от ложных заблуждений» или «Читайте и перечитывайте классику»
5. Завещание старика Адамыча
1.КОГО СЧИТАТЬ МЕЩАНИНОМ
Российские либералы-западники, придя к власти в начале девяностых, под проклятия Советскому Союзу и высокопарные рассуждения о свободе, демократии, правах человека и прочем, фактически пытались превратить страну в гигантский Миргород, царство Иванов Ивановичей и Иванов Никифоровичей с редьками вместо голов – хвостом кверху и хвостом книзу. Показательный факт: в научном журнале «Знание – сила» за январь 1991 года была опубликована статья кандидата исторических наук А. Мещерякова, в которой – может быть, впервые русской истории – доказывалось, что мещанство – это хорошо и замечательно, и нам, чтобы жизнь в России стала «цивилизованной», следует срочно стать мещанами. Статья так и называлась: «В защиту мещанства» (в сокращении она опубликована на сайте apologetics.ru›index.php?…view=article…2014-06-28…)
Как и положено правоверному либералу, Мещеряков выступает за «приоритет человеческих ценностей», против «пороков» советской «политико-экономической системы», и при этом ставит традиционные русские вопросы «кто виноват?» и «что делать?».
«Чтобы осознать причины, приведшие наше общество к нынешнему кризису, мало обличать видимые, кажется, уже всеми внешние пороки политико-экономической системы, необходимо уяснить, что же представляет собой тот ТИП ЧЕЛОВЕКА, который этот кризис создал и которому его предстоит преодолеть» (здесь и далее выделено мною. – В.Г.).
Главная беда, убеждает учёный, в том, что в России создан неправильный тип человека, и именно люди с неправильным типом привели к нынешнему кризису:
«Мы не бережём себя потому, что совершенно искренне полагаем: есть вещи, бОльшие, чем моё эгоистическое «я». И именно этим вещам следует себя посвящать. В нашем быту и сознании больше человека всё: Родина, партия, памятник Ленину, Калининский проспект, многоквартирный дом, русское поле, «народ»…»
Вот в чём, оказывается, причина всех наших бед: мы считаем, что есть нечто бОдьшее чем наше «ЭГОИСТИЧЕСКОЕ «я», а на самом деле выше нашего эгоизма, нашего «я» ничего нет! Именно это и есть высшая человеческая ценность, именно его приоритет и отстаивает учёный.
«И думать нам сейчас надо не о «высоком», а о том, как приблизиться к земле и построить обыкновенный добротный дом, о том, чтобы слово «мещанство» выговаривалось не презрительно, а уважительно, ибо настоящее бытие вырастает из настоящего быта. В противном случае не будет ни того, ни другого».
В этом отрывке применён старый как мир нечистоплотный приём, взятый на вооружение либералами – для того, чтобы доказать нужный тезис, надо вывернуть наизнанку, придать понятиям другой смысл. Так, например, они любят утверждать, что якобы смысл социализма в том, чтобы «отнять и поделить». «Отнять и поделить» было у казаков, когда они грабили купеческие корабли или прибрежные турецкие селения. Всё награбленное они складывали в одну кучу и делили на всех, и это называлось «дуван». Большевики не «дуванили», а национализировали собственность, экспроприированную у владельцев заводов, фабрик и т.д. (отняли, правда, у помещиков землю и поделили между крестьянами, но потом собрали её в колхозы). А вот сами либералы действительно отняли (денационализировали) государственную собственность и «продуванили» (раздали ваучеры-гайдаучеры) между всеми гражданами. К чему это привело, всем известно, напоминать не будем. Или принцип социализма – равенство трактовали как равенство в нищете, хотя во времена брежневского «застоя» встретить на улице нищего, то есть, живущего подаянием, было весьма проблематично, зато сейчас их в каждом подземном переходе по нескольку человек. И то, что Мещеряков определяет как мещанство – умение «построить обыкновенный добротный дом», то есть, обеспечить себя и свою семью материальным достатком, вовсе не есть мещанство. Вот как определяется это понятие в интернете:
«Мещанством в дореволюционной России называли отдельную категорию горожан. […] Во второй половине XIX века у понятия мещанства появилось новое негативное значение. Так стали называть не только определенную категорию граждан, но и социальное явление, предполагающее сытую, ограниченную жизнь, главной целью которой является СТЯЖАТЕЛЬСТВО и соблюдение «приличий». Мещанин – это человек, признающий лишь интересы своего класса, он абсолютно убежден в правильности своего образа жизни и с презрением относится к любым отклонениям от него».
Не думаю, чтобы кандидат исторических наук не знал истинного значения слова «мещанство». Ну, предположим, не знал – так посмотрел бы в энциклопедию, в словари. Я лично всегда так делаю, когда чего-то не знаю. То, что он относит к мещанству, на самом деле, к нему не имеет никакого отношения. На Руси «справный мужик», честным трудом добившийся материального достатка и благополучия, всегда пользовался уважением. Мещеряков сетует, что в списке наших героев есть «Цюрупа, падающий в голодные обмороки рядом с горами хлеба, Матросов, закрывающий собой амбразуру», но нет «мещанина, буржуа, честным трудом строящего свой дом». Это абсолютная неправда. Мещанина, буржуа в списке героев действительно нет (они есть в списке антигероев), а вот людей «честным трудом строящих свой дом» сколько угодно. В русской литературе это однодворец Овсяников из одноимённого рассказа Тургенева, помещик Костанжогло и откупщик Муразов из второго тома «Мёртвых душ», рачительный хозяин Николай Ростов в эпилоге романа «Война и мир» Толстого, помещик Лёвин в «Анне Карениной», и т.д.
А вспомним советское искусство. Солдат Иван Бровкин в известном фильме поехал на целину, и вместе с ним поехала деревенская буфетчица Полина. На целине она хорошей работой добилась должности заведующей столовой, а когда к ней на целину приехал демобилизовавшийся с флота жених, у него аж челюсть отвисла от изумления, когда он увидел, какой роскошный по тем временам дом она получила от колхоза. Разве это не пример того, как человек «честным трудом построил свой дом»? Бригада Бровкина пришла в магазин покупать ткань на костюмы. Продавец выложил товар. Покупатели возмутились:
- Извините, но это же дрянь.
Продавец согласился:
- Бумага. Зато по цене.
Выложил другой рулон материи.
- Дрянь!
- Дрянь? Это же десять процентов шерсти!
- Простите, нам что-нибудь процентов на сто.
- Боюсь, это будет для вас дорого, молодые люди.
- А мы ведь вас о цене-то не спрашиваем.
- А вы не из джаза?
- Нет, мы целинники.
- А-а, ну тогда другое дело!
И выложил самую лучшую и дорогую ткань. Токарю, строителю или колхознику из деревни, откуда приехал на целину Бровкин, такая ткань не по карману, для них десять процентов шерсти – предел, а целинники народ богатый, им бы «что-нибудь процентов на сто».
Ещё пример: Илья Ковригин и его бригада в Фильме «Девчата» обсуждают выгоды предложенной Ковригиным новой технологии: «Молодняк сохраняем, пеньки не мешают, троса не рвём, производительность – во, и ЗАРПЛАТА!..» А когда они начала эту технологию осваивать, один из наблюдавших отметил: «И опять всё им – и портреты, и ПРЕМИ, и всё, что хошь».
«Москва слезам не верит»: в одной комнате в общежитии живут три подруги. Все они приехали из провинции в Москву. Одна из них, Катя, поступала в институт, но провалилась на экзамене и пошла работать на завод штамповщицей. Как выразился начальник цеха, девушка проявила «инженерную хватку» и, поскольку некому было наладить вышедший из строя станок, попутно освоила профессию слесаря-наладчика. Спустя двадцать лет девушка с инженерной хваткой стала директором предприятия, у неё замечательная, в идеальном порядке квартира, машина; она одна, без мужа вырастила и воспитала прекрасную дочь. Правда, у неё не благополучно на личном фронте, она одинока, но ведь и «богатые тоже плачут», к тому же, по законам жанра, в конце фильма у неё и в этом отношении всё «о-кей». Другой подруге, Любе, тоже грех жаловаться на жизнь. Она звёзд с неба не хватала и в начальницы не выбилась, зато у неё крепкая семья, сытые и ухоженные дети, сад, обеспечивающий семью овощами и фруктами. И никакого осуждения со стороны авторов за то, что Катя и Люба не падали в голодные обмороки и не ложились грудью на амбразуру. В фильме «Служебный роман» - тоже судьба одинокой женщины. Но она, как и Катя, сделала прекрасную карьеру руководителя статистического управления, и зритель конца 70-х только вздыхал, видя на экране, в какой прекрасной квартире живёт Людмила Прокофьевна.
Все приведённые фильмы, как сейчас модно говорить, «культовые», всем известные, и не надо быть кандидатом наук, чтобы их знать. Мещеряков наверняка их знал и не раз смотрел. Почему же эти наглядные, опровергающие его теорию примеры (а я таких примеров мог бы привести гораздо больше) не пришли ему в голову? Да потому, что все эти герои – «не правильные» мещане. У них у всех, как пропагандировалось советской идеологией, личное находится в гармонии с общественным: они работают на пользу общества и получают от общества в лице государства доступные на тот исторический период повышенные материальные блага. И при этом не ставят эти блага превыше всего. У директора Катерины, судя по всему, даже дачи нет, хотя при директорской зарплате могла бы накопить на дачу. Да и вряд ли хранится в её шкатулке бриллиантовые безделушки. В фильме «Большая семья» жена Ильи Журбина рассказывает: «Мы ведь рабочие, бедные были. Ну а теперь какие тыщи в получку приносят. Были бы мы завистливые, у нас не то, что рояль - люстры бы в каждой комнате висели, из хрусталя! Только мы этого шику-блеску-то не любим». А в фильме 1973 года «Берега» пассажир парохода с рюкзаком денег под подушкой (зарплатой для всей сейсмической партии) предлагает соседу по каюте: «Давай к нам. Заколотишь (денег) – будь здоров!» Когда позднее сосед его спрашивает: «Что же это вы деньги так неаккуратно возите – восемь тысяч под подушкой?» он отвечает: «Да они у нас не в почёте. Зарабатываем много, а куда их девать?». Вот проблема: куда деньги девать. Мещанин нашёл бы, куда!
Истинный, кондовый мещанин, о котором болит душа у Мещерякова, отличается от приведённых выше персонажей тем, что любит этот самый «шик-блеск». В середине шестидесятых показателем этого шика-блеска была люстра из хрусталя, сейчас – дорогая иномарка, трёхэтажный особняк, бриллианты в ушах и на шее у жены, отпуск в Куршавеле и т.д. – атрибуты меняются, но суть остается та же: «шик-блеск» и презрение к тем, у кого этих атрибутов нет.
Другое отличие: бригада Бровкина, облачившись в дорогие костюмы, порадовалась – ведь никогда в своей жизни таких костюмов не носили, но это не главная радость в их жизни. У них есть радости повыше, тогда как у мещанина выше этой радости ничего нет. Гоголевский Иван Иванович в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» смотрит на своё хозяйство и радуется:
«Господи боже мой, какой я хозяин! Чего у меня нет? Птицы, строение, амбары, всякая прихоть, водка перегонная настоянная; в саду груши, сливы; в огороде мак, капуста, горох... »
Всё есть у Ивана Ивановича, да вот беда: не попал он в список героев рядом с Цюрупой и Александром Матросовым, и нет у него ржавого ружья со сломанным замком. А ружьё это ему до зарезу нужно, хотя он и сам не знает, зачем. Нужно, потому что у другого есть, а у меня нет. Он даже со своим лучшим другом Иваном Никифоровичем из-за этого ружья поссорился. И в этом главная причина, почему мещанин в принципе не может быть счастлив: сколько бы «шику-блеску» он ни нажил, всегда найдётся то, чего у него нет, а у другого мещанина есть. Пусть это самая ненужная дрянь вроде ржавого ружья, лишь бы как у других, лишь бы «шик-блеск» на зависть тем, у кого нет такого замечательного ружья.
Ещё одно важное отличие мещанин от людей «честным трудом строящих свой дом»: мещанин, как написано в статье из Википедии, процитированной выше, по сути своей стяжатель. А что такое стяжательство?
«Стяжательство - отрицательное духовно-нравственное качество личности, выражающееся как неудержимое стремление к приобретательству, жажда накопления материальных ценностей, как корыстолюбие. Стяжательство всегда сопровождается неразборчивостью в средствах приобретения материальных благ, их неразумным и бессмысленным
хранением и обожанием.Стяжательство порождает другие отрицательные нравственные качества - жадность, алчность,бесстыдство, вещизм и др. Средствами приобретения материальных благ могут быть и воровство,
и взяточничество, и вымогательство. Редко стяжательство строится на собственном труде. Данное качество личности греховно, ибо свидетельствует о низкой духовной культуре человека, о невыполнении им закона Божия: «Не сотвори себе кумира».
Стяжательство - это... Что такое Стяжательство? spiritual_culture.academic.ru›2168/Стяжательство
Эту истину хорошо выразил крестьянин Фёдор в романе Толстого «Анна Каренина». На вопрос Левина, не возьмёт ли землю внаймы богатый мужик Платон (отметим: богатый, значит, работящий, «честным трудом строящий свой дом»), Фёдор ответил:
- Цена дорога, Платону не выручить, Константин Дмитрич. […]
- Да как же Кириллов выручает?
- Митюхе (так презрительно назвал мужик дворника), Константин Дмитрич, как не выручить! Этот нажмет, да своё выберет. Он хрестьянина не пожалеет. А дядя Фоканыч (так он звал старика Платона) разве станет драть шкуру с человека? Где в долг, где и спустит. Ан и не доберет. Тоже человеком.
- Да зачем же он будет спускать?
- Да так, значит - люди разные; один человек только для нужды своей живет, хоть бы Митюха, только брюхо набивает, а Фоканыч - правдивый старик. Он для души живет. Бога помнит.
- Как бога помнит? Как для души живет? - почти вскрикнул Левин.
- Известно как, по правде, по-божью.
Однодворец Овсяников в повести Тургенева нажил запас хлеба, но когда в 40-х годах был голод, он весь этот запас раздал помещикам, потому что считал грехом продавать хлеб. Какой же он мещанин? С точки зрения кондового мещанина Овсяников просто дурак. В советском мультфильме «Чертёнок номер 13» чёрт-школьный учитель так сформулировал кредо мещанина: «Люби себя, чихай на всех, и в жизни ждёт тебя успех». Может быть, я не справедлив, приписываю этот принцип автору статьи? Ничуть. Вспомним ещё раз его высказывние: «В нашем быту и сознании больше человека всё: Родина, партия, памятник Ленину, Калининский проспект, многоквартирный дом, русское поле, «народ»…». Ну, бог с ними, с Калининским проспектом и многоквартирным домом, и памятники Ленину не ценность для либерала, и потому можно их крушить к чёртовой матери (в этом они солидарны с новой бандеровской властью на Украине). Ну а Родина, русское поле, народ, который Мещеряков то ли с иронией, то ли презрительно написал в кавычках – их тоже к чёртовой матери? Что вы, этого автор не утверждает:
«Разумеется, человек по своей биологической природе есть существо общественное. И без самоограничения, отказа от части своей личности в пользу коллектива вид выжить не может. Однако тут важно соблюсти меру».
Во-первых, по поводу «биологической природы». Биологическая природа – есть, спать, размножаться, жить в стае, в стаде, в табуне, в прайде и т.д. А жить в обществе, в коллективе – это уже ЧЕЛОВЕЧЕСКАя природа. Мещеряков «самоограничение, отказ от части своей личности» преподносит как вынужденную жертву личности ради выживания. И ему не приходит в голову, что для нормальной, здоровой личности это никакой не отказ и никакая не жертва, а потребность. Мать «жертвует» часть своей личности ребёнку – и счастлива, что у неё есть эта возможность – жертвовать. Гражданин страны «жертвует» свои силы, свой талант на благо своего народа – и счастлив («Я счастлив, что я этой силы частица», В. Маяковский). Друг, не задумываясь, жертвует ради друга:
Друг всегда уступить готов
Место в шлюпке и круг. […]
Ну а случится, что он влюблён,
А я на его пути,
Уйду с дороги – таков закон…
А на какие жертвы готов мужчина ради любимой женщины!
Сегодня я отдал ей целое небо,
А завтра всю землю отдам!
Робинзон Крузо на своём необитаемом острове прекрасно жил самодостаточным мещанином, никому не жертвуя самой ничтожной частью своей личности, однако все годы пребывания на острове страдал от того, что некому было пожертвовать, не для кого самоограничиться, и лишь с появлением Пятницы, обучая его азам цивилизации, то есть, делясь с ним своими знаниями и умениями, стал жить более-менее по-человечески.
Что же касается меры, единомышленники Мещерякова более откровенны и меры в своей ненависти к коллективу под названием русский народ (без кавычек!) явно не соблюдают:
«Народ – это последнее прибежище негодяев», «Страну населяет звероподобный сброд… […]Этот сброд должен мычать в стойле, а не ломиться грязными копытами в мой уютный кондиционированный офис» (Юрий Гусаков), «Меня от дебилов тошнит, от РУССКИХ ДЕБИЛОВ, у которых нет ничего за душой кроме болтовни и претензии на «великость», вы – ничтожные дешевые глупые уроды, о которых стыдно даже марать руки» (Лена Хейдиз), «Россия никому не нужна, не нужна Россия никому, как вы не поймете! Я не понимаю, чего такого особого в России?» (Альфред Кох), «Всем на свете стало бы легче, если бы русская нация прекратилась» (Валерий Панюшкин), «Страна не такова, чтобы ей соответствовать!.. Ее надо тащить за собой, дуру толстожопую, косную! Вот сейчас, может, руководство пытается соответствовать, быть таким же ****ским, как народ, тупым, как народ, таким же отсталым, как народ» (Татьяна Толстая), «…Россия стала страной генетического отребья» (Ксения Собчак).
Мещеряков столь грубо не выражается, – но, может, это потому, что статья была опубликована в перестройку, когда страна ещё только перестраивалась с человеческого на биологический лад, и перлы, приведённые выше, не пропустил бы ни один редактор. А что на самом деле по поводу Родины и народа думал и говорил в кругу единомышленников кандидат наук – тайна, покрытая мраком. Но и в подцензурной статье певец мещанства проговаривается и выдаёт себя с головой. «Порочность мазохистского комплекса – вызывать огонь на себя» - так он определяет подвиг Матросова – и вот уже сквозь благообразную маску учёного-интеллигента просматриваются чертячьи рога, хвост и копыта. Как у Новеллы Матвеевой: «Колбасникам тайным и явным поэты противны».
2. «Я ОБЫВАТЕЛЬ – И БОЛЬШЕ НИЧЕГО-С!»
Мещанин Григорий Калихман (Дормунд) опубликовал в интернете статью с тем же, что и Мещеряков, названием: «В защиту мещанства» (очевидно, тоже читал статью кандидата мещанских наук). Он пишет:
«Например, интернет-энциклопедия Википедия предлагает такое определение: мещанин — это характеристика человека, для которого типичны такие черты, как мелочность, скупость, отсутствие твердых убеждений и чувства ответственности перед обществом. Примерно то же говорит Толковый словарь русского языка.
Если исходить из этих определений, все мы, как ни больно в этом признаться, в своем подавляющем большинстве являемся мещанами, да еще и махровыми. Действительно, мы живем, в первую очередь, личными интересами, а наш общественный кругозор зависит от той телевизионной программы, которую мы смотрим, и от тех газет, которые мы читаем. Вряд ли многие из нас читают серьезные философские трактаты и размышляют об устройстве и, тем более, о переустройстве общества
О нашем бытии и наших желаниях можно сказать словами одного из героев блестящего романа Ильи Эренбурга «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников»: «Мне хотелось простой будничной жизни, без масштаба Вселенной, без перспективы тысячелетий, жизни со слоеными пирожками и стихами Бальмонта.» […]
Один из них, французский писатель-коммунист Поль Вайан-Кутерье избрал своей мишенью французское мещанство, которое, по его мнению, характеризует заскорузлая тупость, ханжество, наглое самодовольство, отвратительный цинизм, чрезмерная любовь ко всему земному, суетность, скудость мышления, ограниченность, нежелание учиться, страх перед всем новым. (Хотел бы я посмотреть на него самого.)
У братьев Стругацких в повести «Стажеры» мещане — это люди, нищие духом, пренебрегающие творческим началом. В «Стажерах» даже предсказывается, что уже в недалеком будущем мещанство будет побеждено. Ой ли? Я позволю себе высказать достаточно пессимистическое утверждение: борьбу с мещанством можно сравнить с борьбой с ветряными мельницами, которые так и не сумел одолеть Рыцарь печального образа».
В защиту мещанства | Журнал ПАРТНЕР.
«…все мы, как ни больно в этом признаться, в своем подавляющем большинстве являемся мещанами, да еще и махровыми». Тут я совершенно согласен с автором: все ОНИ – Калимханы (Дормунды), Иваны Ивановичи с Иванами Никифоровичами, Чичиковы, Кисы Воробяниновы, Горбушкины из фильма «Не может быть», спекулянт и прохиндей Дима из «Берегись автомобиля», карьерист Самохвалов из «Служебного романа» и т.д. - махровые мещане, всем им свойственны «мелочность, скупость, отсутствие твердых убеждений и чувство ответственности перед обществом», все живут в первую (и во вторую, и в третью, и в четвёртую) очередь личными интересами. И дело даже не в том, читают ли они серьёзные философские трактаты или нет. Крестьянин Платон из «Анны Карениной» тоже философских трактатов не читал, да и вряд ли вообще умел читать, однако он не мещанин, потому что «для души живёт, по правде, по-божью», А Митюха Кириллов хоть все философские трактаты проштудирует, станет кандидатом исторических, философских и прочих наук, всё равно останется махровым мещанином, потому что «только для своей нужды берёт». Вот и Калимхан, судя по его тексту, весьма начитан, и Горького цитирует, и Эренбурга, и Стругацких, и даже Поля Вайан-Кутерье, о котором я даже понятия не имею, однако был и остаётся мещанином и открыто провозглашает: да, я мещанин и горжусь этим! Я горьковский Уж, а не Сокол, ползаю во прахе и буду ползать! – и заканчивает свой мещанский манифест цитатой из «Песни о Соколе»:
«…я, ничуть не стесняясь своей обывательской психологии, хочу повторить вслед за Ужом: «Зачем такие, как он (Сокол), умерши, смущают душу своей любовью к полетам в небо?... Пусть те, кто землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не поверю. Земли творенье — землей живу я».
В защиту мещанства | Журнал ПАРТНЕР.
Господи, да живи ты своей мещанской «правдой», ползай во прахе, кто ж тебе не даёт! Так нет же, надо прокричать на весь свет: «Я мещанин, обыватель!!!» Прямо как в пьесе «Дачники» нелюбимого Климханом Горького. Там Суслов кричит почти в истерике:
«…я рядовой русский человек, русский обыватель! Я обыватель - и больше ничего-с! Вот мой план жизни. Мне нравится быть обывателем... Я буду жить, как я хочу! И, наконец, наплевать мне на ваши россказни... призывы... идеи! »
И в этом шутовском душевном стриптизе явственно слышится боль от сознания собственной ущербности. Это, очевидно, оттого, что образование мешает: Суслов – инженер, Калимхан Стугацких и Вайан-Кутерье читает, изъясняется грамотно и чувствуется – не глупый человек. Оттого и внутреннее чувство неполноценности и, как самооправдание слабой души - ненависть к тем, кто не ползает, а ходит ногами или машет крыльями. Так бездарность ненавидит талант. Мещанин «из простых» книжек не читает и потому не мучается, а живёт себе–поживает да добра наживает, как редькоголовый Иван Иванович и не подозревает, что над ним кто-то там ходит и кто-то летает. А как начнёт Иван Иванович Стругацких да Вайан-Кутерье почитывать – тут и начинаются комплексы да агрессивная потребность доказать себе: «Все эти россказни, призывы, идеи – бред и обман! Я ЗНАЮ ПРАВДУ».
Либералы за то и ненавидят Советскую власть, что она была антимещанской. Мещан не репрессировали, не расстреливали за то, что они мещане, их пытались перевоспитать, сделать из них, существ с «биологической природой», людей с природой человеческой. Их перевоспитывают, а они размножаются, как раковые клетки, разъедая здоровые органы, приводя огранизм к гибели. Это они писали доносы на соседей, обзаводились партбилетами не веря ни в коммунизм, ни в партию и ни во что на свете, кроме принципа «люби себя, чихай на всех». Корней Чуковский в 1926 году был на суде над растратчиками и свои впечатления записал в дневнике:
«Всё это бывшие военные, лже-коммунисты, люди очень хорошо наученные тому, что всё дело в соблюдении форм, в вывеске, фасаде – за которым можно скрыть что угодно. Чаще всего за фасадом комфраз скрывается «обогащайтесь». Они и обогащались – обкрадывали казну, как умели».
Благородные помыслы, жизнь «для души», «по правде» - об этом они, бия себя в грудь, вещали с трибун, писали в газетах и книгах, чтобы обеспечить себе сытую благополучную жизнь с «шиком-блеском». А когда угробили Горбачёв с Ельциным Советский Союз и состоять в КПСС стало не выгодно, они тут же порвали свои партбилеты и толпой побежали записываться в «демократы» и уже с иных трибун, бия себя в грудь, стали вещать про «свободу», «демократию», «приоритете человеческих ценностей» и слать проклятья «тоталитарной системе». «Ты зачем в Африку приехал? – спрашивает Бармалей у доктора Айболита в фильме «Айболит-66», - Мартышек лечить? Как же, кто тебе поверит! Тоже, небось, хочешь чего-нибудь выгадать». И переубедить бармалеев невозможно. Жить, как Айболит, для других, тратить на них свои силы, здоровье, подвергать свою жизнь опасности в борьбе с природными стихиями и бармалеями - это выше их понимания, это «мазохиский комплекс – вызывать огонь на себя». Когда два года назад Крым воссоединился с Россией, весь ненавистный мещанинам народ ликовал, люди выходили на стихийные митинги с плакатами «Крым наш!», «Русские своих не сдают!», а мещане злобно шипели: «Вот, корми их теперь. Самим жрать нечего!». Русские своих не сдают, а мещанин родного отца сдаст, если ему это нужно для «шику-блеску», как это сделала мещанка Марина. Этот случай был описан в журнале «Здоровье» предположительно 1986 года, т.е. как раз уже в «перестройку» с человеческого уровня на биологический.
В преамбуле к статье автор, Ю. Хорицкая, цитирует программный партийный документ: «… усилить социальную ориентацию развития экономики, её направленность на создание ГАРМОНИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ ЛИЧНОСТИ…» (выделено мною. – В.Г.). Этими бы устами да мёд пить, а в реальности мещанские метастазы уже разрослись в организме советской системы до угрожающих размеров и готовы сожрать весь организм.
Некий одинокий пенсионер, житель города Горького, Алексей Иванович, познакомился с одинокой пенсионеркой Елизаветой Петровной, и они решили жить вместе. Чего бы лучше: вместе стали работать в саду, излишки урожая продавали на базаре, деньги откладывали на сберкнижку. У Алексея Ивановича в Волгограде жила взрослая дочь Марина с мужем и дочкой. Узнав, что её отец, вместо того, чтобы терпеливо дожидаться смерти, чтобы оставить ей в наследство дом с садом на окраине Горького, завёл себе жену, Марина пришла в ужас. Это что же, после смерти отца дом и сад этой старухе останутся? Марина срочно начала действовать. Начала она с того, что стала засыпать отца телеграммами с требованием денег - двести, триста рублей. Затем пошли письма, в которых Елизавета Петровна именовалась «эта твоя», а сам отец «одураченным стариком». Вся суть писем сводилась к тому, что долг отца – помогать дочери и её семье, а не смешить людей старческой «любовью». «Эта твоя слишком расхозяйничалась в доме, который принадлежит наследникам. Кончится тем, что она завладеет всем, а тебя выставит».
Марина добилась своего: жизнь престарелой семейной пары превратилась в ад и закончилась разводом. Чтобы обезопасить вожделенное наследство от новых неожиданностей, Марина заставила отца продать дом и забрала к себе в Волгоград – он стал жить у дочери на правах квартиранта. Дочь сдаёт ему «угол» за двадцать пять рублей в месяц. Журналистка пишет о Марине:
«Ей тридцать два года. Она инженер. У неё муж и десятилетняя дочь. Но в длительных и достаточно откровенных беседах со мной Марина практически не упоминала о них, будто этих самых близких для неё людей попросту не существует. Не упоминала она и об отце, который жил теперь в её семье.
Я знала, что у Марины две дублёнки, но одну она срочно продаёт, чтобы купить лисий жакет; что набор мебели в виде стенки вышел из моды и нужно доставать нечто другое; что Олег (упоминание о муже) сдуру ушёл из таксистов и лопнула перспектива приобретения «Волги»… […]
И я вдруг отчётливо поняла, что среди великолепных ковров, посуды, светильников и мебели, рядом с несчастливыми Олегом и Катей не очень-то счастлива и она, Марина. Озабоченностью, раздражением, взвинченностью веяло от этой молодой, цветущей женщины. Видно, терзала её ненасытность вещами».
Статья Ю. Хорицкой называлась «Страсть к вещам… Что дальше?» Ни автор статьи, ни её читатели тогда, в 1985-86 году ещё не знали, что дальше. Мы знаем. Лет через шесть появится статья «В защиту мешанства», в конце которой автор даст совет:
«И думать нам сейчас надо не о «высоком», а о том, как приблизиться к земле и построить обыкновенный добротный дом, о том, чтобы слово «мещанство» выговаривалось не презрительно, а уважительно, ибо настоящее бытие вырастает из настоящего быта. В противном случае не будет ни того, ни другого».
Перестанем думать о «высоком» - и «Что дальше?». А дальше – в том же 1991-м году мещанский государственный переворот, в Москве на Рублёвке и во всех российских городах и весях, как грибы после дождя выросли «обыкновенные добротные дома». Борьба советской власти с мещанством закончится победой мещанства. Поэт Евтушенко в «перестроечные» годы активно боровшийся с советской «административно-командной системой», как тогда говорили, впоследствии недоумевал: «Кто бы мог подумать, что демократы тоже будут воровать!» Возможно, и Мещеряков сейчас чешет в затылке: «Кто бы мог подумать, что мещане будут воровать!» А, собственно, почему мещанин не должен воровать? Что его может остановить, кроме страха перед неизбежностью наказания? И даже страх не останавливает, как алкоголика не останавливает неизбежность окончательно спиться и умереть во цвете лет. Чуковский в уже цитируемом выше отрывке из дневника, рассуждая о личности подсудимых, пишет:
«Во всём этом деле меня поразило одно. Оказывается, люди так страшно любят вино и женщин и вообще развлечения, что из-за этого скучного вздора идут на самые жестокие судебные пытки. Ничего другого, кроме женщин, вина, ресторанов и прочей тоски, эти бедные растратчики не добыли».
У ворюги всегда есть надежда: «Авось, пронесёт. В прошлый раз пронесло, и в этот пронесёт». Страсть к вещам, к деньгам столь же могущественна, как алкоголь или наркотик, «чему в истории мы тьму примеров слышим». Может, мещанина остановит честность, ответственность перед обществом? Но Мещеряков сам же провозгласил: «Мы не бережём себя потому, что совершенно искренне полагаем: есть вещи, бОльшие, чем моё эгоистическое «я». А если нет ничего выше нашего эгоистического «я»? Тогда вместо русского является «новый русский» с жизненным кредо «Люби себя, чихай на всех, и в жизни ждёт тебя успех».
3. ЧТО ТАКОЕ МЕЩАНСТВО С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ТРАНСПЕРСОНАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Современное российское общество серьёзно больно – но не безнадёжно. И чтобы вылечить его, репрессивных мер против «новых русских» мещан недостаточно. Мещанскому дракону сруби одну голову – он чиркнет пальцем, и на месте срубленной вырастет новая голова. В русской сказке богатырь победил Змея-Горыныча, только отрубив ему палец. Где у мещанского Змея-Горыныча тот палец, который делает делает его неуязвимым и бессмертным?
Один из основателей и лидеров трансперсональной психологии Станислав Гроф выделил два типа человеческого сознания: хИлотропическое и хОлотропическое. Хилотропическое сознание (от греческого hele, «материя», и trepein, «двигаться в направлении к чему-то») ориентировано на материю – на языке Мещерякова, на «землю», «добротный дом». Холотропическое (от греческого holos, «целый», и trepein, «двигаться в направлении к чему-то») ориентировано на целостность, тотальность. Мир хилотропического человека ограничен его физическим телом и потребностями, которые он удовлетворяет за счёт того, что не является его физическим телом. Гроф пишет:
«…он (хилотропический модус сознания. – В.Г.) подразумевает знание о себе как о вещественном физическом существе с чёткими границами и ограниченным сенсорным диапазоном, который живёт в трёхмерном пространстве и линейном времени в мире материальных объектов».
Здесь и далее: За пределами мозга, Гроф.bookz.ru›authors/grof…grofstns02/1-grofstns02.html
Человек с хилотропным пониманием реальности и есть классический мещанин. Мне не раз приходилось слышать от таких людей: «Я живу в реальности» (как горьковский Уж: «Язнаю правду»), понимая под реальностью ограниченный круг реальности, доступный сенсорному восприятию. Иными словами, реальность – это то, что можно увидеть, потрогать, понюхать, попробовать на вкус, услышать. Потому все его интересы сосредоточены исключительно в этой «реальности». Доказать ему, что за пределами его органов чувств существует безграничная реальность, в простонародье называемая «духовный мир», где пространство не трёхмерно, а время не линейно, что вещественность и непрерывность материи есть иллюзия сознания, что можно быть одновременно частью и целым, истинным и неистинным, формой и пустотой и т.д. невозможно, для него это всё фантазии праздного ума. Чего не вмещает ум, того не существует. Хилотропный мещанин напоминает мне жившего на Чукотке таможенника Храмова, из старого фильма «Начальник Чукотки», который отказывался верить, что в России Советская власть: «Нет такой власти! И не может быть». Хилотропный человек может считать себя религиозным человеком, но и религиозность для него выражается исключительно в хилотропной форме: ставить свечки, тыкать себя тремя пальцами в лоб, живот и плечи, красить яйца на пасху и слать богу устные заявления-молитвы: «От христианина такого-то Господу Богу заявление. Я, христианин такой-то, прошу послать мне удачу в бизнесе, здоровье мне и моей семье» или «Прошу, чтобы мне попался счастливый билет на экзамене», или «прошу послать мне красивого богатого мужа» и т.д. Крестные знамения, свечки, посты и крашеные яйца прилагаются». Конечно, молитвы посылаются не в такой форме, но суть их именно такова.
Хилотропный мещанин понимает, что для того, чтобы от внешнего мира что-то брать, приходится что-то давать. Как пишет Мещеряков, «Разумеется, человек по своей биологической природе есть существо общественное. И без самоограничения, отказа от части своей личности в пользу коллектива вид выжить не может. Однако тут важно соблюсти меру», но физическое тело подсказывает ему, что надо постараться брать побольше, а давать, если уж нельзя без этого, поменьше. Тут главное не продешевить, чтоб не проторговаться. Это и есть та мера, которую он старается в меру возможностей соблюдать. У хилотропного человека и с богом те же отношения: я тебе, Господи, свечки и крашеные яички, а ты мне успехи в бизнесе, да чтобы органы не докопались до моих делишек.
В государстве с сильными коллективистскими традициями и сильной государственной властью, где закон и карательные органы способны держать хилотропного человека, для его же блага, на коротком поводке, он не представляет большой опасности и даже приносит пользу, потому что среди хилотропников не только чичиковы и горбушкины, но и не мало хороших работяг, умелых организаторов, талантливых изобретателей и т.д. Беда начинается, когда высшей ценностью в обществе провозглашается не духовность, а «право собственности», т.е. материальное обогащение – тогда с чичиковыми и горбушкиными бороться уже и некому, потому что коррупцией охвачены сами карательные органы, полиция, суд, чиновники всех рангов, парламентарии, министры.
Суть же холотропического сознания предельно точно выразил поэт Вячеслав Иванов:
Как чрез туманы взор орлиный
Отслеживает прах долины,
ОН ЗДРАВО МЫСЛИТ О ЗЕМЛЕ,
В МИСТИЧЕСКОЙ КУПАЯСЬ МГЛЕ.
Холотропический человек живет одновременно как бы в двух реальностях – материальной и духовной. Он «здраво мыслит о земле», занимается повседневными делами, да на радость Мещерякову «строит обыкновенный добротный дом» - и при этом в его жизни присутствует то, что Гроф назвал «мистическим ароматом». Такое восприятие мира действительно холотропно, то есть, целостно, тоталитарно:
«Человек подходит к повседневной реальности с предельной серьезностью, с полной личной и социальной ответственностью и в то же время осознает относительную ценность такой перспективы. Отождествление с Эго и с телом происходит по своей воле и выбору, оно не безусловно, не абсолютно и не принудительно.»
О холотропическом сознании много писали русские поэты. Например, Владимир Соловьёв:
Земля-владычица! К тебе чело склонил я,
И сквозь покров благоуханный твой
Родного сердца пламень ощутил я,
УСЛЫШАЛ ТРЕПЕТ ЖИЗНИ МИРОВОЙ.
Фёдор Тютчев:
О вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги,
О, как ты бьешься НА ПОРОГЕ
КАК БЫ ДВОЙНОГО БЫТИЯ!
Мещанин – это не только тот, кто не слышит «трепет жизни мировой», но и агрессивно его отвергает, как Храмов Советскую власть:
Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат
И жизни нет в морских волнах.
«Не видят и не слышат» - это полбеды. Такой человек подобен лишённому эстетического чувства: он не видит живописи Левитана, не слышит музыки Чайковского, и в этом смысле жизнь его не полноценна, лишена важных духовных компонентов. Но он может быть верным другом, прекрасным семьянином, хорошим работником, наконец, просто честным, порядочным человеком, и это уже не мало. В мещанина хилотропический человек превращается, когда он подвиг называет «мазохистским комплексом» а духовную жизнь обманом: «Пусть те, кто землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не поверю. Земли творенье — землей живу я».
Что бы ни думали о себе и своей жизни хилотропические «ужи», с точки зрения передовой психологии конца XX – начала XXI в.в. в полном смысле душевно здоровыми людьми являются именно холотропные люди, то есть, антимещане. Гроф пишет:
«Понятие «высшего психического здоровья» или подлинного душевного здоровья следует применять к тем лицам, которые достигли сбалансированного взаимодействия обоих взаимодополняющих модусов сознания (т.е. материального и духовного. – В.Г.). Они знакомы и освоились с ними, признают и могут использовать их с достаточной гибкостью и различением в зависимости от обстоятельств. Для полноценной и здоровой жизни в этом смысле абсолютно необходима философская трансценденция дуализма, в частности, дуализма части и целого. […] Уравновешенная интеграция двух взаимодополняющих аспектов человеческого опыта ориентируется на ЖИЗНЕУТВЕРЖДАЮЩЕЕ отношение к существованию - не к status quo или к каким-то отдельным аспектам жизни, а к КОСМИЧЕСКОМУ ПРОЦЕССУ ВО ВСЕЙ ЕГО ТОТАЛЬНОСТИ, К ОБЩЕМУ ЖИЗНЕННОМУ ПОТОКУ. Интегральной частью здорового функционирования будет способность довольствоваться простыми и обыкновенными аспектами повседневной жизни, природой, людьми, человеческими отношениями или занятиями, а также едой, сном, сексом и другими физиологическими процессами тела. Такая способность ценить жизнь стихийна и организменна; по своей сути она не зависит от внешних условий жизни, за исключением некоторых суровых крайностей. Её можно почти целиком свести к РАДОСТИ СУЩЕСТВОВАТЬ, ОБЛАДАТЬ СОЗНАНИЕМ. Если человек находится в таком расположении духа, любые другие прелести жизни – подпитывающие взаимоотношения, обладание деньгами и материальными ценностями, хорошие рабочие условия, возможность путешествовать - будут восприниматься как сверхроскошь. А когда такого отношения к жизни и такого эмпирического настроя нет, никакой внешний успех и никакие материальные достижения их не заменят. […]
Систематическое применение в жизни этого принципа и открытость диалектическому и гармоническому взаимодействию между двумя базисными модусами сознания являются, по всей видимости, необходимыми предпосылками подлинного душевного порядка и ментального здоровья».
Яркой иллюстрацией этого тезиса является духовное состояние Пьера Безухова в конце романа «Война и мир» Л. Толстого. Пьер был очень богатым человеком, всё у него было: денег и крепостных крестьян без счёта, дома в Москве и Перербурге, только не было счастья и довольства собой. После жестокого душевного кризиса, после страданий, перенесённых во французском плену он вышел на холотропный уровень сознания и преобразился, обрёл «ментальное здоровье». Прежде непрактичный,Пьер стал вдруг проявлять чудеса практической сметливости:
«В нём теперь явился судья, по каким-то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать».
Ему, наконец, стало доступно то, что Гроф назвал «мистическим ароматом»:
«...и вдруг он узнал в своём плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уже говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. [...]Он не умел прежде видеть великого, непостижимого и бесконечного ни в чём. Он только чувствовал, что оно должно быть где-то и искал его. Во всём близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное.[...] Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всём [...] и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив».
Во время поездки в Москву Пьер в полной мере испытал «способность довольствоваться простыми и обыкновенными аспектами повседневной жизни»,«радость существовать, обладать сознанием»:
«Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел НЕОБЫЧАЙНУЮ МОГУЧУЮ СИЛУ ЖИЗНЕННОСТИ, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого ЦЕЛОГО, ОСОБЕННОГО И ЕДИНОГО НАРОДА».
В эпилоге Романа Пьер - активный общественный деятель, член тайного кружка декабристов. Он убеждённый враг мещанства:
«Всё молодое, сильное притягивается туда (в лагерь мещан. - В.Г.)и развращается. Одного соблазняют женщины, другого почести, третьего тщеславие, деньги - и они переходят в тот лагерь».
Лозунг Пьера: «... надо как можно теснее и больше народа взяться рука с рукой, чтобы противостоять общей катастрофе. [...]...пусть будет не одна добродетель, но независимость и деятельность».
Возможно ли сделать всё общество холотропным, антимещанским? Со всей определённостью можно утверждать лишь одно: в ближайшее время нет. Коммунисты попытались, но потерпели поражение. Бармалей в фильме «Айболит-66» говорит доктору Айболиту: «Вот ты говоришь, что добро победит. Что же это оно побеждает-побеждает, и всё никак победить не может? Выходит, зло-то непобедимо!»
Но ведь и полеты человека на другие планеты в ближайшее время невозможны, однако это не значит, что они невозможны в принципе. Психологи отмечают, что в последние десятилетия в мире наблюдается бурный рост людей с холотропным сознанием, а появление так называемых «детей индиго» вселяет надежду на то, что в будущем произойдет смена «человека разумного» на «человека духовного», как когда-то на смену неандартальцам пришёл человек современного вида. И это не пустые маниловские фантазии. Н. Моисеев, математик, академик РАН (1917-2000) утверждал:
«Есть ещё и глобальные задачи, очевидные для меня как для ученого-эколога. Я считаю, что, по большому счету, человечество подошло к новому этапу антропогенеза. Должна, и очень скоро, произойти колоссальная перестройка всей мировой цивилизации».
Стоит прислушаться к тому, что говорят дети индиго - эти первые ласточки, вестники грядущей весны человечества. Вот отрывки из интервью с двумя детьми индиго - Сашей и Юлей:
« - Читая об Индиго, можно услышать много мнений. Но выводы таковы: общество не готово вас принять. Особо «ретивые и талантливые» подвергаются постоянному прессингу, очень рано переживают духовный кризис, и, в конце концов, кончают жизнь самоубийством. Отчего так происходит? Разве вы такие слабые и так сильно зависите от мнения окружающих людей?
Юля: Я страдаю с самого детства. Сколько себя помню. В этом никого не виню. Но я не понимаю, как можно быть счастливым, когда ежесекундно на Земле происходит насилие. В то время как мы говорим, умерли уже сотни людей, среди них дети. Если бы они умерли от старости... Но они умерли от насилия, от войны, от голода, от несправедливости, от болезни, которые можно было вылечить. Но этого не произошло. По вине других людей. В нашем общем Доме. Это зло приносит мне боль. И я не знаю, сколько я ещё выдержу.
— Саша, а от чего страдаешь ты?
Саша молчит.
Юля (смеётся): У Саши – лёгкая степень аутизма. В общем… Иногда он боится разговаривать. Но я знаю, что Саша тоже страдает. От того, что люди разучились чувствовать боль друг друга.
— Говорят, что люди Индиго прежде всего отличаются цветом ауры. Это правда?
Юля: Человек постоянно изменяется. В сущности, термин «индиго» – придумали сами люди. Индиго может стать любой. Как только изменяется сознание, изменяется аура. Есть люди, которые познают и начинают чувствовать невидимый духовный мир самостоятельно, не ориентируясь на авторитеты. Их нельзя обмануть. Тогда их аура приобретает однородный чистый цвет. […]
Юля: Я уже говорила! Есть много всего, чем искренне готова делиться, просто это никому сейчас не нужно! А любопытство или жажда новых развлечений и впечатлений – не способ познать себя.
— Теория развития любой цивилизации подобна человеку, подразумевает рождение, зрелость, старость и умирание. Когда ожидать конца? Будет ли апокалипсис, о котором так много говорили в 2012 году?
Юля: Нет. И вообще никогда не будет, если достичь единства и терпимости. Особенно людей не должна разлучать религия. Я мечтаю, чтобы все религии были отменены и люди вспомнили правила, по которым живёт вселенная. Нынешние люди не далеки от животных: исконный мотив войн примитивен – территория и пища. Под пищей можно понимать все ресурсы.
Апокалипсис уже начался. Это просто волна, которая длится 30-50-лет. Апокалипсис – это не конец. Это – изменение. Мир начал изменяться. Время течёт быстрее. Старение происходит быстрее. В 18-м веке человек жил и думал медленнее, чем теперь. Открытия происходят быстрее. Всё быстро. Это плохо. Человек не успевает. Ему мало времени. Тот, кто будет беспокоиться только о своём здоровье и имуществе, ничего не заметит. А многие люди уже сейчас, когда выходят на улицу, чувствуют ветер. Он особенный.
Саша: Тот, кто захочет, тот останется. Много людей будет в эпицентре метаморфоз. Огненных, водных и земных. Вы перезагружали свой компьютер? Это почти то же. Потом время опять будет течь медленнее..
— Ты уже принял решение?
Саша: Да. Но не могу сказать вам, какое.
— Юля, а ты?
Юля: Я останусь. Буду помогать людям, когда они окажутся в другом состоянии. Я уже пробую это делать.
— Мы все умрём?
Юля: Если заразитесь болезнью Духа – вы умрёте. Такая смерть – самая ужасная. Я уже говорила о душах умерших. Но иногда я вижу и ходячие трупы. На улице, в метро… Человек движется, но внутри он мёртв. А ещё меня очень пугают те, кто задаётся вопросом о существовании души. Значит, они ничего не чувствуют у себя внутри. Это страшно.
— Саша, ты сказал о «перезагрузке». Ну и как ты думаешь, что будет с нами после неё?
Саша: Точная копия нас. Но другое тело.
— Так это буду Я или не Я?.. Саша, ты можешь по-конкретнее?
Юля: Саша имеет в виду тонкое тело. Оно станет на октаву ниже или выше. Подведение итогов. Либо произойдёт резкий скачок – эволюция, либо деградация и утрата. «Апокалипсис» означает то, как меняется человек в глобальном смысле. Он меняется не постепенно, а волнами. Одновременно, вместе с Землёй».
http://econet.ru/
Как говорится, без комментариев.
4.«ОЧИСТИМСЯ ОТ ЛОЖНЫХ ЗАБЛУЖДЕНИЙ»,
Или
«ЧИТАЙТЕ И ПЕРЕЧИТЫВАЙТЕ КЛАССИКУ»
По поводу ментального здоровья вспоминается такой случай. Писатель Фёдор Соллогуб гостил у Толстого в Ясной Поляне. Соллогуб был сыном портного, бывшего дворового человека, в четырёхлетнем возрасте лишился отца, на жизнь зарабатывал учительством, и быт графской семьи Толстых показался ему идеалом. Под впечатлением от увиденного, он сказал Толстому:
- Какой вы счастливый человек. Вы имеете всё, что любите.
Ответ великого писателя был вполне в холотропном духе:
- Нет, я не имею всего, что люблю, но я люблю всё, что имею.
Другими словами, но фактически о том же самом говорит старик Адамыч из пьесы Михаила Рощина «Старый новый год»:
Полуорлов. Вот скажи, что человеку надо? Вот как ты живешь?
Адамыч. Мне-то? Ничего особо не нужно. Чего там! Окромя что есть.
Инна. Да что у него есть-то? Прямо не могу!
Адамыч. У меня-то? У меня всё есть.
Инна. Что – всё?
Адамыч. Что надо…
Инна. А что надо?
Адамыч. А что есть.
Полуорлов. Вот так-то! Вот! А мы! Что есть, то и ладно!
Адамыч. Не! Что надо, то и есть.
В пьесе два главных героя. Один, по фамилии Себейкин, идеал с точки зрения Мещерякова. Он из тех, кто строит свой «обыкновенный добротный дом». Пьеса написана в 1967 году, когда у людей более-менее стал появляться достаток, когда стали обзаводиться вещами, о которых раньше и мечтать не могли. Вот и герой пьесы не отстаёт: «Повышение благосостояния» - повторяет он словосочетание из тогдашних партийных документов. Вот он вешает люстру на пять рожков, рядом шумит и сосёт всё подряд новый пылесос, грузчики вносят холодильник, пианино для дочки Лизы… Хозяин, как гоголевский Иван Иванович, испытывает явную эйфорию и гордость за то, что он такой молодец:
- Надо же! Холодильник, понимаешь, телефон!
Его поддерживает тесть:
- Мы такую перспектив¬ность не имели. Вам само всё в руки плывет…
- А чего? Пусть плывет! Мы рыжие, что ли? Снегоочиститель и тот на себя гребет!..
Адамыч глубокомысленно вставляет библейское «Не хлебом единым жив человек», но тесть его обрывает:
- Ладно, не в церкви!
Словом, перед нами идеальный мещеряковский мещанин (хотя, правду сказать, всё это благополучие куплено на тёщины деньги от продажи дома в деревне). Его не заморочишь вздором о том, что есть что-то «бОльшее его эгоистического «я», плевал он и на Калининский проспект, и на Родину, и на «народ» в кавычках, и свою жизненную философию он перед гостями, пришедшими к нему отпраздновать старый новый год, формулирует с предельной ясностью, как горьковский инженер Суслов:
- Прибавку дали – раз! Кой-какой калымчик – два! Мы в инженеры не рвёмся, по собраниям не засе¬даем, мы устремилися… куда, Вася? Устремилися по пути личности! Нам всякого такого (жест насчет, дескать, возвышенного) не надо! Нам абы гроши да харчи хороши! Пускай мы несознательные, пускай мы отстающие, а свое нам от¬дай!.. Мы там спутников не запускаем, но мы рабочий народ, так? И как есть наша страна рабочих и крестьян, то пускай, значит, нам чтоб это! Всё! Ну вот ты. Вот ты студент, да? Учишься, всё учишься! Пока не ослепнешь от книжек своих или чахотку не заработаешь!.. А вот у меня в доме и книжек сроду не было! У меня пять классов, понял! Ты подожди, носом-то не крути! Ты, может, и умный, а чего у тебя и у чего у меня? Сообрази ученой-то башкой!.. Мы инженеров, что ль, не видали? Видали! В мыле весь бегает, глаза на лбу, башка пухнет, а только у него сто двадцать, а у меня, захочу, полторы – две в месяц нарисуется… Он и дома-то сидит чертит, а я отработал – и гуляй! Не так, что ль?.. Или мастером хотели сделать, на курсы посылали! (Смеется.) Но я им – что? Нет, говорю, спасибо, конечно, но только я об этом пацаном мечтал, в мастера-то! А те¬перь – извините! Я за свое отвечаю, а за всех отвечать дураков нету! Над каждым стоять, за всю продукцию, за весь участок ответ держать? В одну смену раньше при¬ходи, позже уходи, с другой задерживайся, – нетути! Мы уж если лишний часок задержимся, нам за него посчитай! А мастер? Вьючный животный!.. Нет, мы и в субботу можем выйти, нам эта суббота ни к чему, мы и в празднички поработаем, нам не жалко, но уж по¬прошу!.. Чтоб все в ажуре!..
Студент. А вот Карл Маркс говорил, что богатство общества определяется количеством свободного времени у его граждан.
Себейкин. Чего? Какое богатство?
Студент. Общества.
Себейкин. Ты меня обществом не пугай! Вона мое общество! (Показывает на жену Клаву и дочь Лизу.)
Клава Да что ж ты размахался-то сего¬дня? Разошелся?
Себейкин. Я дело говорю. Об смысле жизни.
Любин муж. Ну, про общество не надо. У нас лич¬ное и общественное…
Себейкин. Да ладно, ты-то ещё! Ты-то кто есть? Любкин муж? Ежели ты в месткоме заседаешь, то, думаешь, ты царь? Скажи спасибо, что баба твоя в магазине работает, а то бы кукарекал ты со своими заседания¬ми!.. Меня, может, тоже туда звали! Меня, может, в эти… вон туда, выбирать хотели!..
(уже почти как Хлестаков). Я, может, в самом горсовете могу заседать! Может, я докладов могу сказать тыщу! И вообще! Но только мы не желаем! Но мы не хочим!.. Мы хочим как люди пожить!..
Адамыч. Какие люди, товарищ дорогой?..
Себейкин. Такие. Обыкновенные.
Адамыч. О всех надо думать, милый, чтоб всем хо¬рошо.
Себейкин. Хи! «О всех!» Вот ты век прожил, хоро¬ший старик, добрый. Ну и чего? Чего у тебя есть от твоей доброты-то?
Адамыч. У меня-то? У меня всё есть.
Себейкин. Всё! А чего всё-то?
Адамыч. А что надо.
Себейкин. А что тебе надо?
Адамыч. А что есть.
Себейкин. Во! Что есть, то и надо!
Словом, молодец. Так держать! У него и фамилия самая подходящая – Себейкин, от слова «себе». Всё себе, и в гробу я вас видал с вашими Калининскими проспектами! Вот и дочка у него такая же растёт: попробуй взять у неё игрушку или проволочку - запищит «Моё!» и набросится с кулчаками.
Только отчего-то постепенно возбуждение от приобретённых вещей у Себейкина проходит, эйфория гаснет и сменяется тревогой, а затем депрессией. Сначала Себейкин не понимает причины смены настроения, потом начинает прозревать. Вспоминает свой сон. Помнить сны полезно, в них часто содержится важная для человека информация, послание от сверхсознания, от собственной внутренней мудрости. Вот и Себейкин видит сон:
- Тут, знаешь, снится, будто, значит, я ещё в армии и лежу на стрельбище, мишень вот как ясно передо мной, карабин в руках, всё нормально, и должен я в самую тютельку попасть. Всё в норме, я, значит, целюсь и вот сейчас попаду!.. Жах!.. И мимо! Мишень – вот она, карабин в порядке, я в порядке, а без толку. Опять целюсь, думаю – всё, теперь железно! Жах!.. И обратно ни фига!..
Кажется, полуграмотный Себейкин и сам понял суть послания: не так он живёт, не туда целится. Думал – успешный мещанин, «в самую тютельку попал», а на деле – «ни фига». От того и тоска грызёт его русскую душу, которую ни умом не понять, ни аршином общим не измерить.
- Эх, Васька! Всё у нас есть, а душа чего-то не на месте! Скучно, Вася… Как живем-то?..
- Отдыхай. Как живется, так и живем.
- То-то что – как живется!.. Эх!.. (Вздыхает.) Правильно Адамыч скажет: «Не хлебом единым жил человек!»
- Гляди, как у тебя всё повернулось? Всё у тебя есть! Что хочешь.
- Скучно, Вася!.. Надоело, Вася! И сам-то я себе надоел, ей-богу!
Прямо как у Чехова: «Вот у меня дохода двадцать пять тысяч, а так иногда тянет застрелиться…» Оказывается, вся застольная трепотня Себейкина перед гостями – бравада от сознания своей неполноценности:
- Слушай, а может, зря я от мастеров отказался? Раньше-то всегда такую мечту имел! Ещё пацаном… Да где уж! Даже семилетку не кончил! А по¬том, сам знаешь, – ЗА ДРУГИМ ПОГНАЛСЯ…
Оказывается, человеку мало драгоценного мещеряковского «эгоистического «я». Ему ещё нужны и Калининский проспект, и русское поле, и народ – без кавычек! А без них – хоть застрелиться.
- Нас ничего не касается… Народ к коммунизму подходит, мировая об¬становка вся к чёрту заостренная кругом! А нас всё не касается! Учат нас, дураков, учат!.. Эх!..
Кризис сознания, переживаемый Себейкиным, хорошо определил С. Гроф:
«Люди, которые в течение многих десятилетий интенсивных усилий преследовали свою цель, а затем, наконец, достигнув её, впадали в глубочайшую депрессию, поскольку всё это время ожидали получить от своей цели нечто такое, чего она дать никак не могла [...] это всё равно, что добраться до вершины лестницы и обнаружить, что она приставлена не к той стене...»
Другой главный герой пьесы – антипод Себейкина, Полуорлов. Как выразился старик Адамыч, «они пустились в разные концы одной и той дороги». Если первый – неуч с пятью классами, то второй – интеллигент с высшим образованием, работает в конструкторском бюро, Гегеля цитирует, у него интеллект, кругозор, убеждения. Если жизненная философия Себейкина «Повышение благосостояния», «Снегоочиститель и тот на себя гребет», Полуорлов это «благосостояние», наоборот, вынес из квартиры, одни пустые стены остались, ковёр на полу, телевизар в углу, да под потолком люстра. Он сокрушается: «Вместо того чтоб ограничивать свои потребности, довольствоваться малым, необходимым, мы…», «Мы только хапать, хапать, хва¬тать!», «Цепная реакция! Одно, потом другое, потом третье! Это надо! Это надо! Это надо! У Ивановых есть, а у меня нет! Сидоровы купили, а мы не купили! Петров получил, а я не получил! А на это уходят нервы, силы, мысли, годы – жизнь! Надоело!»
Стоп, где-то мы это уже слышали. Ах, да, Себейкин: «Надоело. И сам-то я себе надоел». В сердцах Полуорлов набрасывается на жену: «Идеалистка! Идеалисты несчастные! Начитались романов со своей тетей! Я эгоист? Тщесла¬вие? Вы! Вы интеллектуальные мещане! И всегда такими были! И я таким стал!» Словом, оба приставили лестницу не к той стене.
«Не зря ушел когда-то Лев Николаевич, ой не зря! Легко! Ясно!» - вспоминает Полуорлов. «Одно дело, когда ты повязан, боишь¬ся, как бы не потерять, а когда ничего нет, тогда и чув¬ствуешь себя человеком!» Попытка вырваться из плена вещей, комфорта, благ цивилизации – это очень по-русски. Как сказала тётка жены Полуорлова Анна Романовна, «Русской натуре веч¬но надо уйти – с работы или от жены. Чтобы освобо¬диться». Так на Руси купец или просто «справный хозяин» оставлял дом, семью и уходил в «юрод»: круглый год жил круглый год под открытым небом, спал на соломе, питался подаянием и говорил правду-матку всем и каждому. У Толстого в повести «Отец Сергий» блестящий офицер, светский человек князь Касатский сначала бросает карьеру военного и уходит в монастырь, потом в отшельники, а в конце повести оставляет и это и становится нищим бродягой. Не случайно в народе возникла легенда о том, что император Александр I не умер, а переоделся в крестьянскую одежду и остаток жизни провел старцем Фёдором Кузмичом. Основоположник аналитической психологии Карл Юнг в юрод не уходил, но, как Полуорлов, к старости отказался от благ цивилизации – жил отшельником:
«Я отказался от электричества, я топлю плиту. По вечерам я зажигаю старинные лампы. У меня нет водопровода, я качаю воду из колодца. Я рублю дрова и готовлю еду. Эти обычные вещи несут в себе ту простоту, которая так трудно даётся человеку»
Цит. по: Дэвид Роузен. Дао Юнга. Путь целостности. auso.bookstroy.ru›2016/01/13/скачать-дао-юнга…г/
Себейкин и Полуорлов не друзья, они даже не знакомы, хотя и живут в одном подъезде. Более того – они «пустились в разные концы одной и той дороги». Однако у этих двух столь разных людей, оказывается, много общего. Оба носят одно имя – Пётр, у обоих жен зовут Клавами. У обоих по одному ребенку одного возраста: у Себейкина дочь, у Полуорлова сын. У Полуорлова тоже говорящая фамилия: не Орлов, а Полуорлов, не орёл, а пол-орла. Он тоже видит сон-послание от внутренней мудрости:
Полуорлов. Кладбище.
Гоша. Что?
Полуорлов. Снится мне кладбище, всю неделю. Понимаешь?
Гоша. Ваганьковское или Пятницкое?
Полуорлов. Кладбище идей. Я иду, а они лежат… Мои идеи! Голова – кладбище, а?
Полуорлов постарался максимально избавиться от вещей, и в начавшем прозревать Себейкине начинается тот же процесс, и вот он уже суёт другу Васе свой магнитофон: «Ты это любишь, а мне он лишний, зря стоит».
Оба героя переживают сходные процессы, и в этом отношении характерна ремарка в пьесе: «Себейкин и Полуорлов синхронно ходят по кухням». Такое бывает. Все мы на тонком уровне связаны друг с другом, хотя и не сознаём этого. В автобиографической повести «Детские годы Багрова-внука» Сергей Аксаков описал случай, свидетелем которого он был в детстве. Он с родителями гостил у богатой барыни, и в ночь накануне праздника покрова его отец увидел встревоживший его сон и решил, что этот сон вещий и говорит о том, что его мать, бабушка Сергея Тимофеевича, оставшаяся в имении Багрово, очень больна. Утром из Багрова прискакал нарочный с письмом, в котором сообщалось о болезни матери. Позже выяснилось, что именно в тот день, в покров она умерла. У меня самого в жизни бывали случаи, доказывающие, что между людьми существует духовная связь. Так, однажды я решил сбрить бороду. Я всегда ношу бороду, но как-то летом, в жару, решил на время от неё избавиться. Моя дочь, которая в то время была на стажировке в Англии, в разговоре с моей женой по телефону сообщила «Сегодня я видела во сне, как папа сбривает бороду». А я именно в то время, когда она видела сон, и сбривалеё.
Себейкин с Полуорловым просто не могли не встретиться, всё шло к этому, но для этого необходимо было внешнее «случайное» стечение обстоятельств. Надо было, чтобы вмешался Господин Счастливый случай, помощь – если вам угодно – ангела-хранителя. И таким материализовавшимся ангелом-хранителем для обоих явился старик Адамыч.
«Завсегда с народом», как он сам говорит о себе, Адамыч вечно пьяненький, вечно в хлопотах о ком-то. Он всем доволен, всегда счастлив, всегда рад чужой радостью. У него есть всё, что надо, и что надо, то и есть – и в то же время он сам же и говорит: «У меня ничего нету, окромя народу». Адамыч ходит из одной квартиры в другую, всем помогает, как дедушка домовой, тут лесницу принесёт, там ковёр подержит, пока его к стене прибивают, кому лампу настольную притащит, кому бутылку достанет. Ему везде нальют, всем он расскажет назидательный случай из своей жизни («Я вот еще когда лифтером был… », «По¬мню, в войну охраняли мы склады… », «В сорок восьмом году возил я, значит, на Разгуляе квас…»), ввернёт к месту библейское речение (с особым почтением он относится к «Уклезьясту», то есть, ветхозаветному Экклезиасту, сказавшему, что все на свете – суета сует) или «мудреца Жан-Жака Руссо» припомнит, о котором он бог весть откуда знает.
Адамыч – дурачок, юродивый, но на Руси всегда любили юродивых. От кого же ещё услышишь истину, как не от юродивого дурачка? Не от кандидатов же наук с их поучениями, что на свете нет ничего важнее эгоистического «я». Адамыч всех любит, все у него «добрые люди», но это не мешает ему видеть, что не по «Уклезьясту» они живут, не по Руссо. «Добрый ты человек, но заблуждаешься… Много в жизни беды от превратных представлений», - внушает он Себейкину.
Именно Адамыч и свёл друг с другом две заблудившиеся в трёх соснах души и повёл их в баню: «Очистимся от ложных заблуждений». Именно в баню, где есть вода – древний символ очищения. В Библии, которую цитирует Адамыч, бог Яхве наслал на землю всемирный потоп, чтобы смыть грехи мира, очистить людей от ложных заблуждений, в христианстве водой смывается первородный грех. У него тоже говорящее имя – Иван Адамыч. Самое русское имя Иван, он – Иванушка дурачок из сказки, который в своей дурости оказывается всех умнее. Первого человека в Ветхом Завете звали Адамом, и Адамыч, юродствуя, возвращает героев пьесы, а также её читателей и зрителей к первоначальным, простым и вечным истинам. Выйдя из парилки и завернувшись в простыню, как Цицерон в тогу, он ораторствует:
«Было, товарищи дорогие, голод и холод, скопление нищеты, и воду носили по этажам, и Уклезиястом печки топили… А теперь? Чего надо-то? Мир, покой! Дом хороший, лестничная клетка улучшается, тепло, чисто, пища есть, детишки обутые-одетые… Помирать не надо! Но есть, к примеру, такие, что не чувствуют. ОБЩИМ! ОБЩИМ ОБЩЕСТВОМ ПРОИСХОДИТ, ТОВАРИЩИ, ЖИЗНЬ. Сам себе не проживешь. Как люди, так и ты. Кто думает, как жить лучше, а кто – КАК БЫТЬ ЛУЧШЕ… Но есть, к при-меру, такие… что не чувствуют… Один, как с цепи со¬рвавшись, ам! ам! – всё к себе гребет! А другой, гля¬дишь, – с жиру, что ль? – всё бросает, с себя прям рвёт, не желаю, говорит, а буду босый человек на голой скамье! А!..»
Человек с холотропным сознанием, он внушает: «Не понимаете вы по молодости-то! […]Да живите вы себе! Всякая малость на ра¬дость. Что есть, то и есть! Хорошо же!».
Адамыч будто Грофа начитался:
«Интегральной частью здорового функционирования будет способность довольствоваться простыми и обыкновенными аспектами повседневной жизни, природой, людьми, человеческими отношениями или занятиями, а также едой, сном, сексом и другими физиологическими процессами тела. Такая способность ценить жизнь стихийна и организменна; по своей сути она не зависит от внешних условий жизни, за исключением некоторых суровых крайностей. Её можно почти целиком свести к РАДОСТИ СУЩЕСТВОВАТЬ, ОБЛАДАТЬ СОЗНАНИЕМ. Если человек находится в таком расположении духа, любые другие прелести жизни – подпитывающие взаимоотношения, обладание деньгами и материальными ценностями, хорошие рабочие условия, возможность путешествовать - будут восприниматься как сверхроскошь».
Да что ему Гроф! Он до этих истин своим умом дошёл, он ими дышит, чувствует своей русской душой. Вот он привел двух путаников в баню: смывайте свои ложные заблуждения. Очистились они, воспрянули, вдохнули жизни полной грудью – и теперь им уже адамово «что есть то и есть» мало, им теперь «сверхроскошь» подавай. Как Ивану Бровкину: «Нам что-нибудь процентов на сто».
Полуорлов (Адамычу). Как это – что есть, то и есть? Э, нет! Так мы далеко не уедем!.. Я теперь – у-у!.. Хватит мух ловить!..
Себейкин. А я… я теперь – у-у! Завязывать, завязывать!.. Я себя вот как возьму! Пить – брошу!.. Курить – брошу!.. Не по¬стесняемся – в ше-ре-мэ, в вечернюю, в шестой класс вступлю!..
Полуорлов. Нельзя бесконечно заниматься только самим собой. Нельзя! Копаемся, копаемся в себе, и уже ничего не видим вокруг. Эгоцентризм!
Себейкин. Чтоб на работе – порядок! По обще¬ственной – порядок! Дома – культурно! Жена – тоже че¬ловек, ей тоже внимание надо!..
Полуорлов. Да, между прочим! А то мы ой как умеем думать о благе всего человечества, а детишек не видим, жене букетик забываем купить в день рождения!..
Себейкин. Во! Идея! Я Клавдии сегодня – букет! Тёще, бог с ней, букет!.. Ну, Клавдия умрёт сейчас! За¬хожу, а сам с букетом! «А хочешь, скажу, Клавдия, уходи с работы, сиди дома!»
Полуорлов. А я своей: «Хочешь, иди работай! Чего дома сидишь? Иди! Будь человеком!»
Себейкин. В библиотеку запишусь! Я рассказ «Каштанку» не дочитал, чем там дело кончилось!
Полуорлов. И долги, обязательно все долги раз¬дать!..
Себейкин. Вась? Гимнастику будем по утрам, а?
Полуорлов. Пора! Пора! Надо браться за главное! У меня тысячи идей, мне работать надо!
Себейкин. Как новое оборудование получим, так я к председателю, к Егору Егорычу! Ставь, скажу, на участок, и все! Берусь!
Полуорлов. А я заявление свое заберу! Сегодня же к Пушкину, сейчас же! Здорово, скажу, брат Пушкин, не ожидал?.. Я им докажу!
Себейкин. Ставь, скажу! Под мою ответственность! Хоть под матерьяльную!..
Полуорлов. Вот! Ответственность! Уйти каждый дурак может!
Себейкин. Они думают, Себейкин куркулем будет. Шалишь!..
Полуорлов и Себейкин одеваются, воспламеняясь, и НАДЕВАЮТ В СУМАТОХЕ ВЕЩИ ДРУГ ДРУГА.
5.ЗАВЕЩАНИЕ СТАРИКА АДАМЫЧА
Пьеса кончается фразой Адамыча, выглядывающего из пара: «Филита ли комедия?», но в фильме, поставленном по этой пьесе, финал иной. А поскольку автором сценария является тоже Рощин, скорее всего и автором финала является он, а не режиссёр. В фильме обновлённые и счастливые друзья возвращаются из бани в машине Полуорлова. Адамыча высаживают возле городской новогодней ёлки. Рабочие убирают новогодние украшения – «филлита» старый новый год, начинается просто новый год, новая жизнь. Довольный Адамыч смотрит на счастливые улыбающиеся лица друзей из машины и даёт последнее наставление:
«Хороший вы народ, мужики. Только облику не теряйте».
И это завещание всем нам, жителям России. Люди мы, в общем-то, не плохие, только в «перестройку» поставили лестницу не к той стене и все девяностые годы лезли вверх, и пока лезли, потеряли облик человеческий - облик божий. Правильно сказал Полуорлов: «Пора! Надо браться за главное». И пусть убогая мещанская идеология, которой травили наши души мещеряковы и иже с ними будет «филлита» - как это всегда было на Руси. Мы всегда думали «о высоком» (как презрительно выделил это слово в кавычки Мещеряков) – этим жили и этим спасались. Как писал поэт украинский Борис Оленик:
У каждого свои гербы, столицы.
Свой лад, в каком рождались и росли.
И цель своя — вблизи или вдали.
Вам по душе — когда в руке синица.
А нам по сердцу — в небе журавли.
Мы таковы. А таковы уж вы.