Дэнни встаёт с утра, заправляет постель, забрасывает за плечи рюкзак.
Дни летят, словно километры - если метель, то чуть медленнее... Вот так...
Дэнни понимает, что пришла пора уезжать и отсюда, когда на сплошной дороге
встречает прямо в сторону юга катящийся грузовик, полпуда
пыли, резьба колёс вминается в склон пологий,
весёлый, как и немногие...
Решает: ему туда.
За рулём сидит дубовый старик – усы, шляпа, трубку смешно так курит.
Он дальнобойщиком себя мнит, а вообще до того дежурил
на станции, отправлял в далёкие рейсы людей, но позже решил, что жмурить
веки лица в пути самому лучшЕй судоку, журнала «Spicy», точнее «Space»,
давленных желудей без конца на асфальте...
Да, он любил всё это, работу, гудки до дрожи, людей.
У него иногда мороз по коже, он тычет в карту и улыбается сам себе.
Дэнни едет рядом, почитывает газету, высовывает в окно ноги, скрестив.
Серые ботинки щупает жаркое лето, оно тянет и плавит лесной массив.
Дэнни говорит старику: эй, ты чувствуешь эту свободу? я вновь живой! …
напевает знакомый мотив...
Струи ветра играют с тёмной чёлкой на лбу,
Мысли бегают и волнуют, пОтом щекочут губу.
Мечты налетают и обнимают, обволакивает их телесный зной.
Дэнни, кажется, потихонечку засыпает... и думает о чудесной такой-сякой...
другой жизни.
Он всегда оставляет эту мечту не исполненной, это маленький секрет, его таинство.
Он знает, что ожидание слаще реальности. И потому старания ничего не стоят.
Зато предвкушение, лобызание, псевдо-, всяческие, умирания.
не оставят его в покое и будут греть ему душу.
Так смотришь на машину перед стеклом, она то ближе, то много дальше.
Светофоры вовсе тобой не движут, а все время приостанавливают.
Неисполнение мечт штука странная и привычная, думаешь хитер, как лис, отложив их куда подальше.
Так, сев (ноги накрест) в надушенной комнате, продолжаешь общаться с богом по рации,
перезвон вести.
Договариваться о спасении своей жизни, вовсе не собираясь её спасти.
И говоришь – вот он получил, что хотел, и с тех пор не слышал, как он смялся бы.
Нет. Правда в том, что мы стали те, кто совсем разучился радоваться.