В пятницу с утра в селе Орясино
всё творилось наперекосяк:
солнце угнездилось в кроне ясеня,
солнцу бы на небо надо, ясен пень,
а оно не двигалось никак.
И висело рыжее, лохматое,
спины припекая и дворы.
Мужики попрятались по хатам, и
лишь Иван-дурак застыл, как статуя,
на потеху местной детворы.
Долго-долго вверх смотрел с завалинки,
щурился, наморщив лоб слегка.
А потом сорвался в хату к маменьке
и принес под ясень глечик маленький
теплого парного молока.
Солнце посмотрело вниз, принюхалось,
слезло осторожно по суку.
Ванька угостил его краюхою,
сытое оно и толстобрюхое,
в ноги привалилось к дураку.
Расставались молча, за околицей.
И судачат все, кому не лень,
что за этой блажью солнца кроется.
Ванька ни о чем не беспокоится.
Просто был его, дурацкий, день.