Догорает закат. В старом парке играет оркестр.
Отмеряют басы - Раз- два-три, раз-два-три, раз-два-три
Ах, как гулко стучит в такт басам мое юное сердце.
Я бегу по бульвару в салон госпожи Бовари.
Мать прислала мне денег (продав племенную корову)
на шинель (скоро осень ), и я, получив перевод,
поспешил с новых девочек в доме терпимости пробу
чтобы снять.
Говорили друзья - Это что-то!... И вот
Дверь с ноги'...
- Половой, живо мне две бутылки мадеры!
Лабух сбацай-ка этот.. Ну, как его... Вспомнил! Регтайм!
Ну, Мадам, выводите...
Ого. Ну какие Мегеры.
Где таких откопали? Чё, правда? Из Африки сам
Пржевальский привез.
И у вас за долги здесь оставил?
Ну какие же страшные, прям шимпанзе... Вашу мать.
Сколько сто'ит? А оптом дешевле? Я правила знаю!
За двоих пять рублей? Ну, отлично: гулять так гулять!
- Эй гориллы, ку -ку! Что ж пожалуйте в апартаменты ...
Мы разделись. И тут-то уже я сполна оценил
и висячие груди и полный набор рудиментов:
волосатые торсы , и мышцы медвежие спин
муз моих первобытных.
Всего за смешных пять целковых
Я в такие пучины животной любви погружен
оказался, что только лишь сутки спустя, где-то снова
быть исторгнут обратно как-будто Иона китом.
На негнущихся ножках отправился я восвояси.
Было холодно. С неба на го'лову падал мне дождь!
без шинели продрог я и утром свалился в горячке:
и в кроватке лежу я, и бьет меня крупная дрожь.
И смешались в башке гимназиста и бред и реальность.
И пришли навестить меня жуткие Музы мои.
И уселись на грудь мне с размаху и я задыхаюсь
под горячечной тяжестью их первобытной любви...