Нарисую шарик ярко-желтый солнца,
Пруд, где много уток, рыжего кота.
Он мурлычет громко, щурится в оконце,
Занимает сразу чуть не пол холста.
На лице прохожих, тех что под рукою,
Я рисую блики и сиянье глаз.
А ручьи проворно, тонкою тропою,
Исчезают в свете сотни тысяч раз.
За окном ликуют и резвятся птицы,
Медленно касаясь ватмана крылом.
На душе спокойно, я рисую лица,
Лица тех, кто любит или был влюблен.
Скрип качели, шалость, детскую улыбку,
Я рисую тонко, словно ювелир.
Я боюсь серьезно совершить ошибку,
Я боюсь испортить этот чудный мир.
На запястьях пятна, как в далеком детстве,
Весело мерцают вверх и до плеча.
Есть большая радость в этом скудном средстве,
По щеке размазать, резко с горяча.
Счастья смех чудесный станет в уши литься,
Растяну улыбку, подпою коту.
Вот бы мне, как птице, в поднебесье взвиться,
Взять взаймы у солнца эту теплоту.
Но за дверью шорох, серость и рутина,
За окном капель, сияние и весна.
Жизнь - не приключение, это паутина,
Хитрая уловка, яркая блесна.
Акварель и кисти, на столе залитом,
И палитры красок радугой пленя,
С кожи и одежды, словно нарочито,
Светятся цветами мартовского дня.
Холст манит протяжно, кот поет мятежно,
Кисти пишут танго по руке скользя.
Я рисую небо, ласково, небрежно,
Словно и стараться мне теперь нельзя.
Небо мне закатом весело зардеет,
Проведет прямую, на исходе дня.
Я берусь за соло, есть одна идея,
Но в момент последний оттолкнет меня.
Улыбаюсь скромно и вздыхая томно,
По картине скачут капельки дождя.
Но пожалуй снова, ни в одной из комнат,
Так и не осмелюсь рисовать тебя.