Пробился свет в немытое окошко,
Хоть будний день, но некуда спешить.
Старик от сна очухался немножко:
«Заварим чай, и снова будем жить».
На кухне бедно, впрочем, не убого,
Не слишком сыт пенсионерский быт.
Есть сахар, хлеб, заварка – слава Богу,
И вкус сырка, похожий на грибы.
Стоит на полке, на почетном месте,
Помятая жестянка со слоном.
Другой сказал бы – слишком много чести,
Да только он не знает об одном.
В пайке военном значилась заварка,
На сутки – грамм, попробуй, растяни.
И если не добудешь для приварка,
То будешь пить соломинки одни.
И вот однажды ночью, в сорок третьем,
Пришел приказ: доставить «языка».
Разведчики ушли, и на рассвете
Нашли блиндаж по дыму костерка.
Сработали ножами тихо, чисто:
Троих в расход, четвертого – с собой.
Доставить фрица вызвался плечистый
И самый про призыву молодой.
«Пошарив по сусекам», как обычно:
«Берем что есть, посмотрим все потом»,
Закинули в мешки свои привычно
Тушенку и жестянку со слоном.
Таились на нейтралке в редколесье,
Месили пыль как тесто на пирог.
Осталось им всего-то метров двести,
Как раз на заключительный рывок.
Но пушки хищно вытянули шеи
И начали прицельный арт обстрел.
Мешки и фрица спрятали в траншею,
Но сам сержант запрыгнуть не успел.
Под осень, прикатив в автомобиле,
Сумев прорвать заслон лечебных фей,
Разведчики сержанта навестили,
Вручив ему заслуженный трофей.
Он думал, в тыл отправленный куда-то,
Слона на банке тронув невзначай,
Как больно будет мне без вас, ребята,
Как сладок будет мне трофейный чай.
И больше он войны не видел толком,
Прошла она как хроника в кино,
Оставив ногу, смятую осколком,
Да памятную банку со слоном.
А впрочем, он об этом не жалеет,
Ведь жив сейчас, могли бы и убить.
И бодро ковыляет по аллее,
Чтоб чаю в магазине прикупить.
Сегодня ждут и в школе, на беседе.
Из всех своих заслуженных наград
Надел старик как память о Победе
И орден, и медаль за Сталинград.
В проулке встретил двух нахально-резких,
Один коснуться ордена посмел:
«Давай, старик, снимай свои железки,
Добавь мне, так сказать, на опохмел».
Старик протер звезду платочком чистым,
В ответ ему уверенно сказал:
«А знаешь, ты такой же, как фашисты,
Которых я три года убивал.
С ножом, в чужом окопе сможешь разве,
Где страшно и от крови горячо?
Я бил врага без промедленья, насмерть,
И смерть моя стояла за плечом».
Подняв костыль как старую винтовку
И начисто забыв про хромоту,
Сержант погнал шпану за остановку
И дальше, через речку, по мосту.
В его глазах парадные колонны
Сменились на разрушенный завод,
Где сорок дней глухую оборону
Держал его родной бессмертный взвод.
Он шел тогда с винтовкою на танки –
Героем для плакатов и картин.
И после беспощадной контратаки
Живым остался только он один.
Шпана спешили скрыться у вокзала
И думали: «Назад смотреть – не сметь!»,
Ведь им сейчас обоим показалось:
Стоят плечом к плечу старик и Смерть.
Исчезло наваждение больное,
И снова май, и мирные дела,
Не пахнет больше гарью и войною.
Его домой соседка привела.
Ворчит старик, подлеченный врачами,
На память, изможденную войной.
И снова отправляется за чаем,
Укутав боль лекарства пеленой.
Все вроде успокоилось, и только
Покоя не давала мысль одна:
Порой и мирный чай бывает горьким,
Пока он жив – жива его война.
/апрель, 2016