На редкость была хороша собой панна.
Всё необычно в ней... и совершенно.
Рост выше среднего, фигура Дианы,
Волосы пышные с Отсветом пепла...
Носик прямой, чуть раскрытые губки —
Слабый невольно впадёт в помешательство...
Зубы жемчужные, ножки и ручки —
Были во всём образцами изящества.
В игре же лица — естество и причудность:
Она говорила не только губами...
Казалось, что вся её сущность...
Рвалась к собеседнику, сияя глазами...
Ими умела она приголубить,
Ласкать, даже плакать без слёз,
Зрачки её жгли, как горящие Угли,
Но иногда, как студеный мороз...
Казалось, что панна может влюбиться,
Что нежный порыв вот-вот увлечёт...
Панна обнимет внезапно счастливца
И голову склОнит ему на плечо.
Однако, когда в эйфории тот таял,
Красавица неуловимым движеньем
Давала понять, что надежда пустая —
За дверь выставлялся поклонник в мгновение...
Явление странное тем, кто был рядом,
Но даже... закручены волосы нимбом:
Мир был для неё зачарованным садом,
Она же — на землю сошедшая нимфа...
Жила с колыбели панна в прекрасном,
Что осуждает людская молва,
СпалА на пухУ, иногда на атласном...
В шелка одевалась и кружева...
Сидела на креслах резных из эбена,
Из палисандра мягких диванах,
ПилА из хрустальных бокалов и ела
С фарфора, ценней драгоценных металлов...
Вечной весной окружила себя,
Живыми цветами и ласковым светом.
Панна ложилась спать в восемь утра...
И в двА часа нОчи вкушала обеды...
Была ей неведома масса различий
Какие столицы, какие державы —
Встречались хоть где ей, всё обезличив,
Одни те же люди, одни те же нравы...
Одна та же мебель и все те же блюда:
Креветки морей тех, где вечное лето,
Рыба Атлантики, дичь отовсюду...
А фрукты — со всех частей света.
Сил гравитации существование
Панна не знала в пределах Земли:
Ей двигали стулья, на стол подавали,
Несли на руках и в машинах везли...
От ветра лицо защищала вуаль,
Корпус машины — от глаз незнакомцев,
От холодов — соболиная шаль,
Зонтик, перчатки — от солнца.
Вследствие жизни такой, поведения
Вокруг пустота ощущалась не раз;
Боготворили её... в отдалении —
Не получать же с презреньем отказ...
Как-то она... в престижном салоне
Приобрела, не сказать чтоб задаром,
Копию статуи самого Аполлона,
Чтоб водрузить у себя в будуаре...
Глядела часами на Аполлона
Почти замирала... Кто знает, о боги,...
Число поцелуев влюблённой,
Что грели из мрамора руки и ноги?
И чудо свершилось: под женскою лаской
Камень внезапно ожИл!
Бессмертный сошёл с пьедестала, как в сказке,
В лавровом венце, полон сил.
Чудесное им излучалось сиянье...
Присел он на край шикарной постели,
На панну глядел с таким обожаньем,
Глаза его пламенем вечным горели.
Потом он сжал деву в могучих объятьях,
И поцелуями мраморных уст
Ей осушал Аполлон слёзы счастья
И охлаждал пылкий жар её чувств...
Часто с поры той он виделся с панной...
Когда же, тая в истоме,
она затихала в лучах предрассветных,
Бог света шептал ей о космоса тайнах
И тайнах земли, неизвестных для смертных...
И сотворил из любви ещё диво,
Являя в своём божественном рвении,
Черты тех мужчин, кто когда-либо
Хоть раз произвёл на неё впечатление.
Каждый будил сокровенные мысли...
Любому из них слались тайные вздохи,
Но не могла их любить она в жизни:
Причина одна, что — не боги!