Она не спеша и вздыхая легла в постель,
тихо шепнула "пар не ломит костей",
объясняя самой себе,
что окно закрыто.
Людмила пережила очередной юбилей,
на котором ожидала среди гостей
разглядеть
дочь или сына.
В ушах так звенит? Или психический сдвиг в уме?
Кажется, что мобильник. "Мама, юбилей
У тебя! Прости,
Что раньше не позвонила".
Но и без звонка на домашний или мобильный,
без разговоров по скайпу или бумажки-открытки
Людмила
простила
дочь и сына
и всех занятых на работе родных.
"Через пять зим они точно приедут на выходные" -
подобные обещания скомкались пылью.
Как и все те
люди-на-случай-подать-воды.
Шершавый ветер сквозь веки и щель в стене
прочесть пробрался
настенные вырезки из газет.
Так вот кто окрасил их в желтый цвет!
Одиночества и ненужности
цвет.
Цвет
старости. Смерти
цвет.
Цвет
морщин и ногтей - ветер.
Пожелтели
глаза. Пожелтела
постель,
в которой не спит Людмила.
Людмила.
Встала закрыть окно,
ругая бога за хромоту,
не догадываясь, что он сам
слепо уставился в пустоту,
напевая устало
неизвестный мотив под нос.
У Людмилы болят колени и ноет последний зуб,
дряхлая-дряхлая кошка ноет в душе и углу,
облепили болячки стаей зудящих ос.
А в аптеке и больнице очереди змеей шипят,
ведь когда стукнет за шестьдесят,
учишься место в цепи занимать
в любой отдел.
За хлебом, за молоком, за доплатой,
за любовью родных.
Ты
изношенный, старый.
И если Людмила уснет, то снятся ей санитары
в белых халатах
и они считают ее морщины, - ЦОК-ЦОК! - цокают и шумят,
Людмила проснется рано,
Людмила боится спать.
А ветер как счетчик в ухо щелкает по минуте,
ветер стоит в проеме каждую ночь.
И сообщает, какая Людмила в очереди к богу
и какая - на санаторно-лечебный курорт.
А пока у Людмилы много терпения кормить кошек,
ждать, как долижут паштет до последней крошки
и как ласкаются у синих от варикоза ног -
ЦОК-ЦОК!
на дрожжах страхи в душе росли,
аж сводило в коленях и руки тряслись,
она старалась жить и по божьему слову и по приметам,
чтоб на ее похороны не было жалко отдать рубли.