Рукоплещет толпа, гул оваций, ведь слёз им не видно,
Я стою на манеже, одинокий корявый урод,
За себя я горжусь, а за зрителей больно и стыдно.
Как же может над горем чужим так смеяться народ?
Кто, отбросив все рамки, сквозь очи заглянет мне в душу,
И увидит меня, мою сущность внутри, что занозой сидит?
Тот поймёт, я границы толпы моментально разрушу,
Если выскажу правду, что во мне словно лава кипит.
Ведь толпа будет вечно изгаляться над тем, кто не в стаде,
Кто не заперт забором, поставленным кем-то для всех,
Кого жизнь словно буй поместила, возвысив над гладью,
Привязав навсегда, над теченьем в борьбе чтоб взять верх.
Ненавистен мне цирк, но я должен для всех улыбаться,
Корчить рожи, засунув гордыню поглубже в колпак.
Кривоногий горбун, он не может со всеми смеяться,
Он смеётся и плачет, ради смеха пришедших зевак.
…Такова правда жизни, хоть и больно нам в этом признаться,
Мы в театре теней видим всё, но не видим лишь тень…