Слова со вкусом сигарет вдыхаются одним аккордом. Тристан не встретился с Изольдой, Гертруда кутается в плед - Минздрав не поощряет яд. Моей вселенной нет на карте, но некто, как и я, азартен - он ищет небо наугад. Прищурив глаз, моя весна за ним с улыбкой наблюдает. А мне что делать - я не знаю, я собираю голоса в колоду музыкальных снов. Приветствую тебя, мой странник. Бросаю кости - вижу грани моих расшатанных основ.
Душа роняет из кармана куски непризнанных стихов.
Иду по ним, как по стеклу, по гретелевских крох стигматам, до пряничного невозврата из обгоревшего "люблю", и ветер рвёт прозрачный ток протяжностью в один эпитет. Смотри же, мой отважный зритель, как я стреляю между строк, не целясь, в сумрачный партер, по горло погружённый в осень. Закат давно темнеет в восемь, и в этом паззле полумер я - тот бродяга между сосен,
плацкарт, поющий подколёсьем.
Я - чёртов коллекционер.
На стеллаже стеклянных дней, тряпичных слов и карандашных набросков "здесь", "одна", "однажды", есть полки, прочих тяжелей. На них гнездится полк бумажных, кричащих типографской сажей, пахучих прошлым и гуашью, мной недописанных людей. В одних я не вмещусь, хоть вой. Другие велики некстати. А третьих ждёт другой издатель - или, как минимум, запой...
Но выбран наугад герой, не пропечатанный в заглавьи, не совершивший подвиг, равный удачно вставшей запятой.
"Был дубль! Отснято!" Перерыв.
Приветствую тебя, мой странный. За предрассветной мутной сталью наш вальс рифмуется в надрыв. Я слышу твой гитарный бой. В который раз тебя листая, я вижу, как, недокасаясь,
бредёшь ты - безымянный странник,
недопридуманный не мной.