Тем, чем для наших прадедов были звуки дудочки крысолова,
тем для нас стал плач саксофонов и гитарный рёв;
мы только вырвались прочь из тесных школьных дворов,
смыли с губ молоко искристым шампанским.
Мы возродили культ Вакха,
с пьяным огнём на дне смеющихся глаз
мы бросились в пляс,
и нас подхватили музыка и любовь;
нам теперь не ворортиться обратно,
сколько бы нас не просили;
всё, что от нас останется здесь назавтра -
тени, дым, да почти что угасший ритм.
Мы несёмчся в пропасть,
но нету причин бояться:
бабочки-однодневки тоже имеют крылья;
мы продолжим кружиться в танце,
переполненные презрения к тем, кто не умеет так же, забыв обо всём на свете.
Bright young things своего поколения.
Может быть, через несколько лет
у нас у самих будут дети,
дом, работа...
сладковато-горький вкус поцелуев
сменит привкус таблеток, привкс болезни и смерти,
но, вероятней всего, мы просто исчезнем:
нет ничего священней, чем акт забвения;
память - калечит и душит, наращивает слой пыли...
Всё, что мы есть и были -
длится не дольше мгновения.
В первозданном, юном, не приглушённом сиянии
мы будто стремимся как можно скорее сгореть,
но до тех пор пока мы живём, мы остаёмся в движении;
мы - это музыка, смех,
свобода падения,
свобода нравов,
лучшее из творений бога
(не христианского, но -
весёлого трикстера древних народов,
что танцует с нами на равных),
пусть кто-то будет солью земли,
мы - её вино.