1.
Простите, что пишу не на латыни.
Забавный был бы фокус и курбет,
когда бы ее буковки литые
рассыпал распечатанный конверт.
Латынь не любит северные страны,
и даже в нашей сумрачной степи,
где ночи стали влажны и пространны,
она, простыв, гундосит и хрипит.
Ее завез к нам изгнанный Овидий.
Он нынче был, но дулся и молчал.
Джерома не застав и Кафки не увидев,
со мною откровенно заскучал.
Мне тоже скучно быть самим собою,
все мысли доверяя табаку.
Я ощущаю эту осень с болью,
как ощущают лезвие в боку.
(Простите, но вы сами напросились.
Вы думали, что это так легко, –
а все, что не потребует усилий,
полезно, как парное молоко.)
Не потому, что Павла Шеремета
не отпускали в лоно ОРТ, –
я не писал вам, потому, что нету
на этом сером свете новостей.
Ну, злой факир, что мир преобразует,
исполнил все, что было суждено.
Ну, мой сосед по дому обезумел:
отдал зерно, разводится с женой…
Поля не подготовлены под озимь…
Я изумлен решением суда…
Единственная новость – эта осень,
но это, вероятно, навсегда.
На самой дальней точке ойкумены
все неизменно – даже перемены.
2.
Мне быть собой, я повторяю, тошно.
Об этом я, конечно, расскажу
в подробностях. Но это все равно, что
полсигареты одолжить бомжу.
Когда я вспоминаю, как катались
и собирали мерзлую свеклу.
мгновенно открывается катарсис,
похожий на железо по стеклу.
Гляжу в окошко на себя из бездны,
на лаконичный варварский пейзаж,
на палевое небо без созвездий –
и вижу отраженные глаза.
Здесь зрение включают ровно в восемь.
Но не оно меня подводит, а чутье,
когда венозно проступает осень,
как позитива черное шитье.
Я ощущаю горький мир как ребус.
Больной и равнодушный человек,
я докатился до того, что в среду
не решаюсь предсказать четверг.
В пустой органчик встроенное завтра
на холостом резиновом ходу,
как топлива, лишенное азарта,
лишь кашляет в железную дуду.
Все вместе называется «Т-40».
С ним поступили, как с моей страной.
Или судьбой. А я теперь историк
и помню все, что было не со мной,
а посторонним парнем. Если время
нарезать тонко-тонко поперек
волокон, подмешать туда коренья
и начинить им праздничный пирог,
то праздник будет называться осень.
(На этом обрывается каталог,
поскольку составителя заносит,
он подражает нынешним кидалам
и хочет уподобиться крутым.
Поэтому и просится латынь. – прим. ред.)
Привет!
20 брюмера 209 года. S.P.
P.S. Без меры дурная погода.