- Кафка советовал чукчам поискать для житья место получшее.
- Кафка был чахоточным, но свежий морозный воздух и жир морского зверя его исцелил бы лучше всякой горной Щвейцарии, примеры тому есть.
- А кто, например?
- Например Степан Васильевич Тюлюкин.
- Он что, прямо на Чукотку сиганул?
- Нет, когда врачи сказали, что две каверны у него вот-вот соединятся и жить ему осталось полгода и предложили ему поумирать лучше в санатории, потому, что все равно бесплатно, а ему было двадцать два года, он только что вернулся с войны. Жить хочется. Вышел в коридор, а уборщица, старушка такая ему и скажи:
- Не слушай ты этих докторов, сынок, они тебя в могилу сведут, да еще и деньги за это получат.
- А кого мне слушать-то, тебя, что ли?
- Вот меня и послушай.
- И чего ты мне такого насоветуешь?
- А вот то и насоветую, что не в санаторий тебе надо, а на север, в тайгу, чтобы воздух свежий и сало всегда у тебя в тряпочке, шесть раз в день его исть надо ежедневно, как по расписанию, а зверя где завалят, Христом Богом жир его зверинный у охотников вымоли, тоже натопи и принимай, а нет зверя, можно и собачку пожирнее...
- Собачку мне не по нутру, бабушка.
- Ты, я вижу, не сибиряк с виду.
- Я из-под Урюпинска, у меня родители в Онохой переселились.
- От раскулачки, что-ли? Ну не отвечай, я и так вижу. В Онохой много кулаков сбежало. Вы еще там в своей Урюпке и кониной, поди, брезгаваете?
- А что и конину надо еще?
- И конина мясо доброе, конь только чистую траву есть будет. Буряты вон, за милую душу конину и мы привыкли, а в Приморье корейцы и собак вовсю. Я там была замужем, сама видела.
- Ты, однако, за корейцем была?
- Нет, за пьяницей, а от корейца, баба, кто выйдет, уже не уйдет, он работает как машина, денег полно и не бьет, если уж сама совсем не напросишься.
Попрощался Степан со старушкой и махнул на Витим, в экспедицию. Сначала от страха, что старушка его за "кулака" заложит. А как снова прижало его с ТБЦ, он старушкины наставления вспомнил и стал им неукоснительно следовать. И через два года вернулся в Онохой здоровеньким. Закончил в Иркутске журналистский техникум, раньше такие были, рабкоров подтягивать, и проработал всю свою длинную жизнь в Улан-Удэ. Сначала в районках, а потом до пенсии на телевидении. Прожил восемьдесят три года и работал после пенсии еще в районке "Тарбагатайская нива", а пропереть его оттуда смогли только в перестройку, когда все закрывалось и сокращалось. И выпивал почти до самой смерти, порой и не в меру, и умер легко. Выходил из подъезда, за ручку дверную взялся и умер. Дочка его старшая инженер-химик, а сын шофер-дальнобойщик. А вдова до сих пор жива-здорова, она на пятнадцать лет его младше, потому и жива еще.
- А что, если бы Кафка вовремя к чукчам смотался, он бы себе чахотку тоже так, что-ли?
- Кишка у Кафки тонка, воспитание не то, буржуазное, не кулацкое. Степан, ведь, повоевать до чахотки успел.
- А если бы Кафку, до чахотки забрили?
- Если бы живым вернулся, может быть и решился на такое, подвернись ему подходящая старушонка со своими советами.
- И, тогда, после Чукотки, он написал бы свои гениальные произведения?
- Очень в этом сомневаюсь, думаю, он бы другим чем занялся.
- Ну вот видишь, что бы мы потеряли.
- Тебе что важнее здоровый мужик или больное творчество? Степан, он по пять тысяч строк в месяц гнал, а чего такого путного написал, так, одна злободневщина.
- Так Кафка же еврей был, а какой из еврея мужик?
- Но-но, не балуй, статьей запахло.
- Да я так...
- А без "так", что в кибуцах, что не мужики, что ли, здоровенные?
- Так это вона где...
- А Кафка твой где, в Онохое?
- Ой, забыл, он же из этой...
- А в Онохое был "шофир на машыне" Додя Соломинский: рыбак, охотник, да еще сало трескал, особенно под водку.
- Вот про водку и надо было сначала, мы, ведь, куда пошли-то...
- А не надо было про Кафку своего, Кафка, Кафка все...
- А кто про него начал-то?
- А я уж и забыл кто, пойдем, куда шли уж.
От себя добавлю, что и внуки у Степана есть и внучки.
Внучка Маша Тюлюкина лицом в Степана, крупная, прямодушная, самоуверенная, учится на филолога.
Внучка Вика, изящная и двусмысленная, на химика.