Вечером 30 апреля позвонила мне старшая сестрёнка Надежда с сообщением, что все сёстры решили отмечать Первомай у неё на даче: шашлык, банька, близкий Иртыш располагают к отличному отдыху на природе. И хотя на своей даче работы хватает, но решила не игнорировать совместное празднование Дня труда. У нас и ручья в окрестностях пригородного посёлка не наблюдается, из всех водоёмов – несколько котлованов, к которым ещё ехать надо. То ли дело – дача сестры: всего в метрах двухсот от иртышского песчаного берега. Близость реки предполагает романтику: вечерняя прогулка по берегу, любование лунной дорожкой на волнах, огнями проплывающих судов и кострами рыбаков.
Но не одна я соскучилась по речной романтике - неожиданно и Мария забросила свой северный сад-огород и приехала к своим подругам, узнав, где собирается наша компания:
- Наше Муромцево нынче залило, земля ещё сырая, в огород не вылезешь, поеду–ка я к девчонкам!- радостно сообщает она при своём появлении всем нам.
Мы оживлены не меньше её – сюрприз удался, значит, будут и старинные песни, и рассказы.
Наконец-то, отдав должное угощению нашей сестрёнки - кулинарки, подняв градус общения посредством не только чая с плюшками, вдоволь нагулявшись по берегу Иртыша, умиротворённые плеском его волн, мы вернулись на дачу, где уже в домике ждали нас спальные места. Наступила пора самых откровенных рассказов «за жизнь». Не помню, особо, чем сокровенным делилась сама и мои сёстры, но рассказа Марии все, как всегда, ждали. Наша рассказчица, откашлявшись, начала:
«Итак, мы остановились тогда на том, что нашей Зине после смерти Кузьмы было очень одиноко. Зачастившие подружки хоть и уговаривали сами себя, что, мол, одним жить легче – «… сам себе голова, сам себе шея», на самом деле, однако, тоже скучали, потому и держались общим табором. Ну и Зине одиноко, чаи-то с подружками хлебает, поперёк их бабского суда голос не подаёт, но тоскует по-чёрному.
От подступившей хандры спасается рукоделием, да не абы каким, а шапки стала шить на заказ. К этому делу её первый ещё муж приучил. Натаскает ей ондатры, шкурки обработает, а ей шить-обшивать и ребят своих, и мужа-охотника, а, что лишку – на продажу.
При Кузьме у Зинаиды житьё было полегче. Дети разъехались, от коровы отказались, держали порося, да курочек себе для пропитания. Кузьма её баловал : и обновы справлял не только к именинам, и перетруждаться не давал – всё по хозяйству делал сам, ей только оставалось готовить да за чистотой в доме следить, на огороде и то норовил супружник помочь своей ненаглядной не только с поливом, но и редьку, лук, огурцы выращивал сам, остальной овощ оставлял для забавы Зинаиде.
А какие хорошие слова говорил ей Кузьма за каждую мелочную заботу о нём: будь то пришитая пуговица или связанные для него рукавицы! А какие слова нашёптывал ей ночами, что сердце из груди выпрыгивало! Сладко, обморочно жила она с Кузьмой, что там говорить, совсем не так, как с Василием. Одно и то хорошо, что многому научил её первый муж. Вот и с тем же шитьём шапок, что сейчас ей стало и своеобразным способом разбавлять свою грусть-тоску. Люди стали не только из своего села к ней обращались, но и из райцентра приезжали. Новый человек – это всегда и новые впечатления. А ещё Зинаида стала примечать - если человек хороший, тёплый попадался, то и шапка шилась легко и без каких-то переделок.
С таким ремеслом прошёл незаметно год после смерти второго её мужа.
Вскоре после знаменитого сна про свадьбу, незадолго до шестидесятипятилетия Зинаиды, приехал к ней из района вдовец. Был он на пять лет старше её. Вежливый, культурный, учитель математики на пенсии. Она заробела и от неожиданного предложения предполагаемого квартиранта, и от такой обходительности. « Куда мне с свинячьим рылом да в калачный ряд», подумала вначале, но выслушав его историю жизни, согласилась с его решительной фразой «Вместе - веселее век коротать, Зинаида Ильинична». И такой у него тихий свет из глаз, и такая же неизбывная печаль, что Зинаида тут же и согласилась принять осиротевшую душу.
История жизни Николая Никифоровича Быструшкина уместилась одной записью в трудовой книжке, ветеранской медалью, могильным холмиком его жены на погосте, двумя дочерьми, сыну одной из которых, он и подарил своё жильё. Конечно, он мог бы жить у любой из них, обе звали, но это предполагало зависимость и от зятьёв, которые были гулеваны: один крепко любил вино, другой – женщин. Быть участником семейных разборок на старости лет не хотелось. Он и любимого внука после его свадьбы постарался быстрей отселить от вечного перегара родного папаши. Сначала он жил с семьёй внука в своей двухкомнатной «хрущёвке», но узнав, что ожидается аж целая двойня правнуков, Николай Никифорович решился на кардинальные перемены и в своей жизни. Чувствовал, что так будет лучше всем. Поискать хорошую женщину со своим углом ему присоветовала одна из его дальних родственниц. Конечно, это предполагало определённую зависимость от чужого человека, но это же давало и возможность сохранить своё внутреннее я, живя на правах квартиросъёмщика.
Николай Никифорович заведённым порядкам своей хозяйки не перечил. Вставал, как и она, рано. Она – к печи, он - во двор. Из всего хозяйства одни куры и остались у Зинаиды, так он их покормит, двор выметет, Тузика накормит, дров наносит к печи, что надо – распилит, приколотит, почистит, ограду починит. Не растерял силёнки мужицкие в своей благоустроенной квартирке мужчина. Тётка рада нежданной подмоге, а ещё пуще – уважительному к себе отношению: Зинаидой Ильиничной величает её квартирант. Николай Никифорович пол-пенсии ей отдаёт, остальные – на книжку на «чёрный день», и ей то же советует, не в кубышке держать, а проценты получать (тогда-то ещё банкам верить можно было).
И как-то само собой получилось, что и новые порядки в доме у Зинаиды завелись. Утром – перед завтраком - её постоялец читал газеты и слушал радио. а потом знакомил хозяйку с международным положением, что непонятно - разъяснит доходчиво. Её Кузьма, при котором пошла повальная мода на телевизоры, новости смотрел, но она ими не интересовалась, вот концерты по праздникам, либо кино про жизнь глядела, а тут стала понимать, что всё в мире взаимосвязано. А ещё нравилось, что её квартирант умел предвидеть, что последует после того или иного политического факта.
Месяц так прожили, начали обвыкать друг к другу. А тут день рождения Зинаиды Ильиничны подоспел – круглая дата. Подружайки пришли, да не сколько поздравить, сколько поближе разглядеть её постояльца и решить для себя и «обчества» надолго ли «…залётный гусь»?
А « залётный гусь» соловьём хоть и не разливался, но подружайкам дюже понравился – воспитанный, умный, шутку понимает и сам умеет развеселить компанию. Видит тётка, что зависть уже в их глазах промелькивает, но виду не подаёт. Зинаида, поняв, что её товарки положили глаз на Николая Никифоровича, шутки шутят, плечиком невзначай задевают, ухаживают за столом, так захотела Николаю Никифоровичу доказать, что она не только в стряпне - уборках дока, но есть и в ней Божья искра. После пары рюмочек русского национального напитка неожиданно для всех запела наша именинница. А голос у Зины от природы был сильный, красивый, но Василий охоту к пению отбил, она ему с закрытым ртом больше нравилась. Так и привыкла за двадцать пять лет жизни с первым мужем на людях не петь. Кузьма любил голос ненаглядной своей жёнушки, но песни пела она для него одного, вполголоса. Вот и сейчас она завела тихонько такую песню, от которой у самой всегда мурашки бежали. И все её гостьюшки вспомнили разом, каким талантом обладает их подружка, подхватили не дружно, вразнобой песню не их репертуара. А именинница запела понравившуюся ей песню из фильма «Три тополя на Плющихе». Песня та называлась «Нежность», одной строчкой которой «Опустела без тебя земля…» бравшей слушателя за душу, выворачивая её наизнанку и отвечающей на вопрос – зря ли ты жил человек на этой самой земле, если не испытал такой любви и нежности?
Николай Никифорович вилку в сторону отложил, рукой голову подпёр, и глаз с Зинаиды Ильиничны не спускает. А глаза его полнятся удивлением-восхищением, светом наливаются каким-то радостным, блеском ослепляют. А хозяйке уже и не до глаз своего жильца, полвека, почитай, на людях не пела, сама себе дивуется – как песня - то хорошо плывёт над притихшим уже столом. И разом гостьюшки приуныли, поняв, что ни одна из них с Зиночкой соперничать не сможет.
Вечером, когда ушли гости и была вымыта посуда,Николай Никифорович, помогавший Зинаиде Ильиничне в этих хлопотах,негромко спросил:
-А не насмешим ли мы людей, если обвенчаемся с Вами? Вы выйдете за меня замуж?
Она,чуть помедлив, кивнула и, засмущавшись, прикрыла ладонью глаза.Но, если нежность переполняет сердца, оставшимися молодыми, разве можно стыдиться?»
В темноте дачной гостиной не видно было, кто из нас всхлипнул ( а, может быть, все мы прослезились?) при последних словах рассказа нашей Марьюшки. Неожиданно для меня, она, вспомнив наш давний разговор, сказала:
- А ты меня спрашиваешь, что замуж – то я не вышла? Уже сколько я молилась и Ксении Петербургской, и Всецарице, и Николаю-угоднику послать мне хотя бы на старости лет такого вот Никифоровича, а не судьба…
И что тут скажешь ?..